Солнце любви
Шрифт:
– Если б не эти розы! — вырвалось у Петра Романовича. — Я их заметил, когда привел к нам Маргариту.
– Да? — удивился полковник. — Не помню, чтоб ты говорил.
– Я не отдал себе отчета. как будто золотое пятно промелькнуло в зеркале.
– Значит, он прошмыгнул домой еще до нее, а ты у нас был.
– Ну да. Поль позвонил в дверь: тебя зовут на праздник. Я про знаменательную дату забыл, зашел уточнить, а потом вернулся переодеться.
– А розы? Розы уже были?
– Я в папину комнату не заглядывал.
– С кем?
– С одной женщиной.
– С Маргаритой?
– Ну что вы! Та женщина вне игры. Да и вообще, не столь уж важно, в какой промежуток Павел явился. Главное: был ли он дома, когда я невесту привел. Мне показалось, занавеска шевельнулась.
– На окне?
– В углу, где папина кушетка и зеркало. Если Павел там прятался, то как при нем могло произойти убийство? Конечно, он виновен, так я рассуждал.
– Так оно и выходит, Петь. Ты ушел, они остались наедине, ссора, он теряет контроль над собою. и перед припадком ребенок видит, как Павлик крадется по двору, прячась в кустах. Сгоряча все отрицает, потом сознается. Какие тебе еще нужны доказательства?
– По логике сюжет безупречен.
– И по жизни! Возьми такой вариант: они поссорились, и он просто ушел. Тогда зачем прятаться и какого черта она в чужой квартире продолжает сидеть — смерти дожидаться?
– Психологически это можно обосновать. Ссора не окончательная, последнее слово еще не сказано. Она ждет его, он в стрессе. естественно, не желает, чтоб его кто-то видел (ему стыдно, он и приехал тайком). Срывается на дачу, ищет спасения в одиночестве.
– И признает себя убийцей! — перебил Ипполит Матвеевич.
– Ему было все равно, понимаете?
– Не понимаю!
– Я тоже. Но теоретически знаю, да и вы конечно, что существует такая одержимость любовью: любимая умерла — и жизни нет.
– Так ведь жив остался. — старик осекся. И прошептал: — Через девять лет достали.
– Это мне и предстоит выяснить — кто? Павел кого-то заподозрил и доверился Подземельному.
– Почему не родным? Не тебе?
– Не сразу преодолел обиду, но пришел. а я, пьяный идиот! Потом позвонил, хотел открыть тайну! А я с Полем.
– Бойкий парнишка, — вставил дед, — лихой, далеко пойдет.
– Сейчас не о нем. Я не пришел, и преступник сумел справиться с братом.
– Да уж, голову проломить — недюжинная сила нужна! — констатировал Ипполит Матвеевич чуть ли не ликующе. — Это мужчина, я тебе точно говорю.
– Не сомневаюсь. Но обстоятельства настолько загадочны.
– Встретился, обвинил — тому деваться некуда.
– Я говорю про убийство Маргариты.
– Проституция и преступление идут рука об руку.
– Ну не сутенер же ее.
– А почему бы нет?
– Другого времени не нашел? За стенкой празднуют, вечер пятницы,
– Вот мы и поверили в признание Павла. — Ипполит Матвеевич задумался. — Смотри! Я эту шлюху не знал. Адвокат наш — тоже. да он двадцать раз отмерит, прежде чем отрезать. И содержатель притона хладнокровная бестия. А для Игоря это не было новостью. Слушай, а почему от Ангелевича жена ушла? После преступления!
– По другим причинам.
– Ты в курсе?
Петр Романович кивнул, подумав: «Эту тему придется затронуть.»
– Словом, как ни крути, а все указывает на Павлика.
Петр Романович, конечно, чувствовал всю справедливость возражений и доводов старика. и так хорошо сиделось в подвижной тени, куда залетный ветерок доносил пленительный и тревожный (так воспринималось) аромат.
– Я в пятницу у дяди обедал, на столе — ваши розы.
– Полька на неделе приезжал, привез мне очки из ремонта. Ну, я букетик собрал.
– Большой?
– Девять штук.
– Там, наверное, столько и было.
– Где?
– На столе.
– Разумеется. Что он, часть продал, что ли?
– И у меня букетик появился. В папиной комнате.
– Как это «появился»?
– А так. В ту же пятницу вечером вхожу — стоят розы в стеклянной вазе, в той самой. И так же вчера мертвое тело на полу в цветах.
На задубелом коричневом лице напротив — волнение, страх.
– Сколько штук?
– Девять.
– У меня срезал! Я думал, ребятишки, шпана местная. Пойдем покажу!
– Да не стоит, верю.
– Это Павлик, да?
– По-видимому.
– Опять аллегория?
– Упрек — напоминание. Я ведь отказался поддержать версию адвоката, будто вы привезли тогда розы и разделили на два букета.
– Помню, он подговаривал. В принципе я за то, чтоб убийц сажать. но не из-за уличной же девки! В общем, я согласился.
– А я выступил предателем.
– Давай, Петь, помянем несчастную его душу. (Выпили.) Это ж надо в такую даль за розами ехать, чтоб тебе так ядовито напомнить.
– Тут у вас неподалеку монастырь открывается..
– Через лесок. Неужели он. чего он там не видел?
– Может, и видел. старых своих друзей, восстанавливающих Рождественский храм.
14
Адвокат был дома и один. Никогда еще не наблюдал Петр дядю в таком отчаянии — трагедия девятилетней давности возрождалась во все более ужасающих формах. «Я тебя умолял! — простонал Евгений Алексеевич, впустив племянника, схватился обеими руками за голову и быстро прошел в кабинет. — Я б сумел добиться оправдания за недостаточностью улик! А, возможно, не допустил бы ареста! Тесть не возражал, а Польку увезли бы на дачу.»