Солнце любви
Шрифт:
Игорь приподнялся в траве, опершись о локоть, слушая с предельным вниманием.
– Ты серьезно?
– Не задавай глупых вопросов.
– Почему он взял на себя такой грех, Петр?
– Нам неизвестно, какими способами добились от него признания. Безумная, возможно, идея, но она кое-что объясняет.
– А именно?
– В лагере, анализируя случившееся, Павел заподозрил истинного преступника и явился отомстить. Подземельный, у которого он остановился, стал опасным свидетелем и погиб. Потом убили брата.
– Почему о своих подозрениях Павел не сообщил
– Это пока загадка, тут много загадок. Словом, мне нужна помощь.
– Зачем?
Петр озверел.
– Не прикидывайся идиотом! Меня обвиняют в убийстве брата — где твои христианские принципы?
Игорь усмехнулся.
– Спрашивай, христианин.
– Когда в среду четвертого июля ты увидел Маргариту на Тверском бульваре, то решил, что она занимается проституцией. Почему?
– Она при мне (но меня не видела) торговалась с клиентом. Я вмешался, возмущенный, естественно.
– Ты сказал ей, что донесешь жениху?
– Нет. Она, возможно, понадеялась на дружбу, потому и заявилась в пятницу.
– Не лез бы ты, друг, в чужие дела.
– Я два дня мучился. но как промолчать? Регистрация в загсе — через полторы недели, в один день с нами. Понимаешь?
Петр Романович кивнул.
– Да это-то ладно, развелся бы. Но мы же собирались венчаться.
– Я вашу с Тоней свадьбу не помню.
– Мы перенесли на осень, торжеств не устраивали. Не до того, знаешь, было.
– Да, ты должен был его предупредить.
– Ну вот я и поехал в Завидеево. не знал, что у вас шестого семейный праздник.
– Наши раздумывали (ведь отец в больнице лежал в тяжелом состоянии), но потом решили отметить в своем кругу. А тебе было известно про сифилис?
– Господь с тобою! — Игорь даже перекрестился. — Я, как и все, после вскрытия трупа узнал.
13
Девять лет, с тех самых пор, он не ездил на дачу Ипполита Матвеевича и даже не сразу нашел ее, заплутавшись в пышно разросшихся улочках. Полковник окучивал розы — в майке и галифе, поджарый, крепкий и коричневый, как орешек — не скажешь, что ему под семьдесят. Гостю, кажется, обрадовался, усадил на лавочку в древесной тени, выставил на стол поллитровку, закуску с грядок собрал (как истый офицер, Ипполит Матвеевич всегда был готов «принять»). Выслушал, не перебивая, свежую информацию. Пришел в ужас. Выпил. Спросил отрывисто:
– Оля в курсе?
– Я ей утром позвонил: папину одежду (в частности, тот почти новый костюм с «искрой») она после похорон отдала Подземельному. Ее, наверное, уже допросили.
– Не понимаю, почему в уголовщину должна быть замешана наша семья.
– Павел из нашей семьи.
– То старые счеты, с «зоны», его «пришили» уголовники.
– И Ивана Ильича? И Павел позвал меня в полночь рассказать об уголовниках?
– Точно он звонил? Его голос?
– Его.
– Может, он, извини, в уме слегка повредился? Орудие убийства — «мертвая голова»!
– Это какой-то символ, загадочная аллегория.
– Аллегория, —
– А началась за праздничным столом, когда вы объявили.
– Не жалею! — оборвал старик и прищурился. — Она б тут всех перезаразила.
– Всех? С Маргаритой были знакомы только Павел и Игорь.
– Познакомились бы! Я похолодел, когда услыхал, как Ольга бульварную тварь за стол зовет.
– Ипполит Матвеевич, когда у Поля был припадок, вы сидели в прихожей.
– Да, на сундуке. Ребенок хотел остаться с отцом.
– Вы ничего не слышали?
– Поль кричал.
– Нет, из подъезда. Убийство произошло за стенкой. Другой крик. Или кто-то звонил к нам в дверь.
– Ты намекаешь, — проявил смекалку Ипполит Матвеевич, — что не Павлик ее прикончил?
– Не знаю. Это очень страшное предположение.
– Я ничего не слышал. По — твоему выходит: у него ложное признание вышибли?
– Разве такое не случается?
– Сколько угодно. Только подумай: неужели парню было безразлично наше мнение о нем? Он бы написал тебе или дядьке, что страдает безвинно.
– Вы правы. Но ему мог бы помешать ложный стыд.
– То есть под давлением «органов» смалодушничал и стыдно было признаться? Бывает. Признание в трусости самое. героическое. — Полковник усмехнулся. — Не смейся, это так. Но затаиться на девять лет из-за ложного стыда неестественно.
– Да, мотивировка его поступков пока необъяснима. Однако Павел убит. Убит человек, у которого он, по- видимому, жил. Я этого не делал. Вывод: необходимо отыскать убийцу.
– Что ж, у тебя нет выхода. — Старик выпил и процитировал советского классика: «Бороться, искать, найти и не сдаваться», — помолчал. — Во время припадка ты где был?
– На галерейке.
– К вам балконная дверь была открыта?
– Кажется, да.
– Говори: закрыта. И мой тебе совет: не связывай эти преступления, дороже обойдется.
– Нет, я должен все знать. Расскажите про ту пятницу, что вспомните.
– Ну что. Игорек приехал днем, ближе к вечеру, мы уже собирались в Москву.
– И Павел собирался?
– В том-то и дело! Горячка еще не совсем отпустила его, но он уже был на ногах. Я пошел на огород собрать к столу зелени, вон туда, видишь? Прямо под окошко, слышу. что-то вроде: «Ты не можешь венчаться с уличной проституткой!» Я, понятно, обомлел, — Ипполит Матвеевич вдруг признался: — Я никогда не осуждал твоего брата, заразу надо пресекать в корне.
– Даже ценою жизни? А если б ваша дочь.
– Дочь не вмешивай! В общем, Павлик находился в сомнении: надо, мол, проверить, убедиться. Оля с Полькой меня уже на крыльце дожидались, Игорек выходит: Павлику хуже стало, наверное, он не поедет. Ольга было всполошилась, но я их всех увел на станцию. Думаю, юноше надо побыть одному, взвесить и принять решение. Но со всеми этими нервами на электричку мы опоздали, полчаса торчали на платформе. Понимаешь?
– Да, он уехал с вами.
– Тайком. И розы срезал. для невесты, конечно — вдруг недоразумение?