Солнечный змей
Шрифт:
Внизу их встретил жаркий, пропахший дымом воздух, пепел, сыплющийся с ветвей, и хруст пемзы, облепившей мостовые. Перегретый камень когда-то вспучился и вспузырился, клокоча, как кипяток, и сейчас крошился под ногами и впивался в подошвы.
– Квамзога! – восторженно охнул Акитса, остановившись на пороге башни, и ни возмущённый писк Тарикчи, ни болезненный тычок под рёбра от Нкуву не испортили ему настроения. – Мы стоим там, где был самый большой пожар! Смотрите, все, тут стены текли, как вода!
– Укк… Ты не трогай их, Акитса. Они, может, снова вздумают потечь! – неодобрительно
Фрисс насторожился было, но голем, ползающий по остаткам дальнего строения, не замечал живых. Навряд ли он вообще мог сойти со своего холма, иначе вокруг не поднялась бы такая частая поросль бурого мха, да и оплетающие друг друга корни Тунги на гребне бывшей стены были бы выдраны костяными когтями. Забыв о мертвяке, Речник повернулся к дереву. Тут ветви, отяжелевшие от огненных чаш-листьев, наклонились почти до земли, искры сыпались с них, и Клоа лепились к стволу, тыкаясь носами в огонь. Над чашами трепетало багровое пламя – будто широкие крылья… а потом один из огоньков взлетел.
– Хэ! Камса! – крыса, подлетев к остолбеневшему Речнику, дёрнула его за одежду. – Отойди!
– Река моя Праматерь… – пробормотал Фрисс, глядя, как над огненными чашами поднимаются алые и багровые бабочки – большие, как две ладони, сложенные вместе, и окутанные бахромой рыжеватого пламени. Целый рой кружил среди ветвей
– Летучее пламя… – Призыватель смотрел на бабочек с ужасом. – Водяной Стрелок, пойдём отсюда! Они нас видят!
– Это же бабочки, – пожал плечами Речник. – Бабочки-огнёвки. А я думал, сказки врут…
Чуть поодаль Нкуву и Акитса тыкали палками в переплетение корней, пытаясь что-то вытолкнуть на свет. Крыса тянула Речника за штанину, и он неохотно пошёл за ней.
– Что там такое?
Гряда оплавленных булыжников, потревоженная пришельцами, дрогнула и рассыпалась – они еле успели отскочить, и Акитса вскрикнул. Из груды камней вылетел маленький ало-чёрный осколок кей-руды – то, что южанин хотел вытащить – а следом высыпались костяшки пальцев, слишком большие для человеческих, и шесть обугленных когтей. Акитса, оцепенев, смотрел на свою ногу, обмотанную листьями поверх сандалий: на носке лежала костяшка. Он набрал в грудь воздуха и готовился испустить отчаянный вопль, но Фрисс зажал ему рот ладонью и пинком сбросил косточку на мостовую.
– Тихо ты! Это кости, они не кусаются, – он отпустил южанина и выразительно пожал плечами. Тот прерывисто вздохнул.
– Квалухуди! – прошептал Нкуву. – Кости под ногами! Акитса, не бойся, мы пойдём в храм, как только вернёмся, и жрецы очистят нас, как положено!
– Н-не знаю, кто ты, н-но не злись на нас, – пробормотал Акитса, отступая от скелета на три шага. – Тут столько мёртвых, что нам за год не очиститься.
Речник пожал плечами и осторожно подобрал огненный камешек. Его взгляд, привычный к костям, притягивало иное – красный огонёк в основании высокого холма из булыжников, облепленных потёками пемзы. Груда пемзы, на которой кое-как удерживались камни, дышала жаром и мерцала изнутри. Фрисс подошёл поближе и просунул палку в щель у основания. Деревяшка вспыхнула.
«Кей-руда!
– Лаканха! – водяная стрела сорвалась с ладони Фрисса и ударила в дымящуюся расщелину. Холм с оглушительным треском расселся, осколки пемзы и чёрно-красных камешков брызнули во все стороны. Из-под груды крошева показалось что-то ярко-белое, светящееся – не то гроздь икры, не то…
– Бездна!
Он успел прикрыться ладонью, но кожа на ней вздулась пузырём, а волосы едва не вспыхнули. Ярко-красная бабочка втянула хоботок и вспыхнула жёлтым огнём – и весь огненный рой сорвался с ветвей. Тонкие струи огня ударились в броню Речника, он попятился, прикрывая глаза.
– Камса!!! – заорали за спиной, в стаю огнёвок влетел багровый шар и взорвался, насекомые брызнули в разные стороны, но тут же перестроились и уже двумя огромными стаями двинулись к Речнику. Его схватили за пояс, оттаскивая назад. Он вздрогнул, помотал головой и выставил руку вперёд.
– Ал-лийн!
Потоки огня ударились о водяной щит, повалил пар. Фрисс покрутил полупрозрачный диск на вытянутых пальцах – полетели брызги, залитые листья Тунги зашипели. Речник шагнул вперёд, раскручивая водяной щит. Кто-то охнул и сильнее дёрнул его за пояс.
– Летучее пламя! Ты смерти ищешь?!
– Сейчас улетят, – отмахнулся Речник, обрушивая сгусток воды на прижатую к земле стаю. Ему ошпарило руку. Дерево сердито загудело, он поднял взгляд и вслух помянул тёмных богов. На него напали не все огнёвки – едва ли двадцатая часть. А вот сейчас вся раскалённая стая развернула крылья.
– Вайнег меня дери! – Фрисс в два прыжка долетел до каменного гребня, оплетённого корнями Тунги, и растянулся на земле, выставив над собой водяной щит и затолкав под него Тарикчу. Следом влетели Нкуву и Акитса с лицами, серыми, как гранит. Охотник размахивал мешочком, в котором что-то брякало.
– Здесь пламя летает! – прошептал с ужасом в глазах Нкуву. Сквозь трепещущий водяной диск видны были багровые полосы на небе – бабочки кружили над развалинами, то собираясь в огромный шар, то распадаясь на клинья. Речник сменил руку и посмотрел на обожжённую ладонь. Правая рука, почти оттаявшая, под тяжестью щита тряслась, но чувствительность к ней возвращалась быстро, а вот левая…
– В-водяной Стрелок, ты всегда так д-делаешь? – в глаза ему смотрел, шевеля усами, Тарикча.
– Последний год на меня все кидаются на ровном месте, – проворчал Речник, отводя глаза. – На кой мне нужны их яйца?!