Солнечный змей

Токацин .

– Хвала! – встала на задние лапы большая крыса, вывалянная в грязи. Завидев её, Тванзи и Аджала присели на четвереньки и опустили уши.

– Мы возвращаем вам сородичей, – сказал Речник, кивая на Призывателей. – С ними скверно обращались, у них много ран. Не будьте к ним слишком суровы.

Он старался не смотреть на середину поляны, туда, где в окружении крыс, перемазанных илом и кровью, лежало чёрное мохнатое тело. И всё же мёртвый Квэнгин притягивал его взгляд.

Это был огромный демон – головы на три выше Фрисса, Инмес рядом с ним показался бы детёнышем. Мёртвая пасть оскалилась, острые тонкие клыки длиной с ладонь выступали из челюсти, на выпущенных когтях широких лап

виднелась засохшая кровь. Крысы уже начали снимать с него шкуру, и Речник поспешно отвёл взгляд. «Будет лёгким путь в Кигээл,» – одними губами прошептал он. «И сожри меня Джилан, если я отвезу сюда Инмеса. Лучше вечный холод, чем вот это…»

…Серый падальщик шуршал в кустах, куда крысы бережно сложили внутренности, и время от времени разочарованно вздыхал – с ним пришли трое детёнышей, и еды хватило только им. Призыватели неохотно делились с Войксами – они забрали себе и сердце, и лёгкие Квэнгина, и даже часть потрохов, и всё мясо до последнего кусочка. Осталось лишь кровавое пятно на листьях, к которому уже сползлись прозрачные грибы. Крысы переступали через них с опаской и долго вытирались, если вдруг дотрагивались до слизистой лепёшки.

Менхсины, пупырчатые болотные ящеры, бесстрастно пережёвывали папоротник и мох вместе с палой листвой и вездесущими грибами. Окровавленные свёртки, сложенные на их спины, их нимало не беспокоили – они будто и не чуяли запаха сырого мяса. Фрисс возился с тюками, навьюченными на Двухвостку, и ремнями, удерживающими корабль, – к поклаже Флоны добавились три десятка седоков из нор Вафагизи, и Речник не хотел, чтобы они, бегая от борта к борту, опрокинули и вакаахванчу, и саму Двухвостку. Натыкаясь взглядом на ношу менхсина, Фрисс хмурился и поспешно отворачивался.

– Не надо так огорчаться, Водяной Стрелок, – бредущий куда-то по своим делам предводитель крыс остановился и недоумевающе на него посмотрел. – Этот, опасный и измученный болезнью, стал теперь хорошим мясом. В норах Вафагизи будет большой праздник – да, пожалуй, во всём Мвенге будет праздник, будет петь флейта богов, и мы разожжём большой костёр. Не надо огорчаться.

Они шли уже вдоль воды, по корням, распластавшимся в жидкой грязи и соткавшим прочную дорогу для болотных странников, и тихий плеск сопровождал каждый их шаг – а с ним сплетались негромкие, осторожные звуки трещоток и отдалённый рокот праздничных барабанов. А потом строй обвитых лианами Арлаксов, глубоко запустивших корни в дно озерца, разомкнулся, и Фрисс запрокинул голову, глядя на огромнейшее из деревьев – Высокий Арлакс с тысячей стволов. Они, усеянные дуплами и обвитые лестницами, облепленные со всех сторон короткими веточками и подвешенными к ним хижинами, нависали над озером – одни уходили в воду, другие висели в воздухе, ещё не найдя себе опоры. Среди ветвей, на широких плетёных платформах, скрытых лиственными навесами от палящего солнца, пестрела резная чешуя кораблей, трепетали раздутые шары, мелькали тёмные силуэты норцев и ярко-белые – Призывателей. Барабаны зарокотали громче, среди ветвей радостно завыли сигнальные рога, и что-то ярче солнца полыхнуло на самой макушке, за небесной дымкой, – огромный сияющий шар, многоцветный, пронизанный огнём…

Плошка с водой была негодной заменой зеркалу – на Фрисса со дна глядело краснорожее скуластое чудище с клочками волос, торчащими во все стороны, и куцым «хвостом» на затылке, утыканным мелкими пёрышками. Речник ощупал те места, где не так давно были брови, и раздосадованно вздохнул. Его лицо снова стало гладким и голым, как у сармата, и он на этой мысли невесело усмехнулся. «Вот я и стал похож на Гедимина – да не тем, чем надо бы…» – покачал он головой и отодвинул ненужную плошку.

–

Фррисс, тебе не жаррко? – шевельнул ухом Алсаг. Хесский кот растянулся на плетёном полу, сквозь прутья которого далеко внизу виднелось озеро – сейчас, на закате, вода горела рубиновой россыпью, казалось, что сквозь пол пробиваются отсветы пожара. Алсаг, отмытый, расчёсанный и лишившийся ещё пары клочьев шерсти – ползучие грибы снова добрались до его шкуры – скинул с себя последнюю сбрую и лежал, свесив язык. Вечер, и верно, выдался жарким и душным, Фрисс чуял, что где-то в джунглях запутались и повисли на ветвях грозовые тучи – но ветра нет, и им никак не дойти до озера и не пролиться дождём.

– Алсаг, ты помнишь праздник в Миджити? – покосился на него Речник, придирчиво разглядывая ножны мечей. Доспех его был отскоблен от лиственного сора и прорастающей на всём подряд плесени, начищен до тусклого блеска и застёгнут на все положенные пряжки, и Фрисс думал, не надеть ли шлем, – слишком много тут, на юге, любителей сзади бить по затылку!

– Эти кррысы врроде как нам благодаррны, – Алсаг вильнул хвостом и оглянулся на дальнюю стену. – Нецис думает, тут не стррашно…

Некромант дремал на циновке, крепко сжимая в ладони агатовое зеркало, и сквозь его пальцы сочился мерцающий дымок. Фрисс посмотрел на него и пожал плечами.

– И всё равно, Алсаг, тут нужно быть осторожным, – вздохнул он. – Ничего плохого местным делать не надо, но и без доспехов к ним лучше не выходить.

За полупрозрачными стенами из сшитых вместе кожистых листьев перестукивались барабаны и трещотки, басовито гудела священная флейта, с красными сполохами заката сплетались золотистые – где-то внизу разводили костёр. Алсаг принюхался и насторожил уши.

– Тут пахнет хоррошей едой, – он потёрся щекой о ладонь Фрисса. – Но я совсем не чую мвенги. В горроде с названием «Мвенге» должна быть мвенга! Отчего я её не чую?

Речник посмотрел на потолок и пожал плечами.

– Не знаю, Алсаг. Разве что она в закупоренных бочонках. Если у местных на исходе Мадживы ещё остались бочонки. Помнишь, что сказал Нецис? Если дождей не будет, придётся всем тут давить сок из папоротника. Не будет нам никакой мвенги, хоть как называйся этот город.

Дверная завеса качнулась в сторону, открывая путь в бездонный мрак – ночь сомкнулась уже над Мвенге, и сомкнулась плотно, и сколько огней ни горело на ветвях, им было не побороть темноту. Четверо Призывателей стояли на пороге, и вёл их сам Фагизи из нор Вафагизи. Предводитель крыс отмылся уже от ила и листвы и повесил на себя множество перьев, бусинок и меховых шариков, и сородичи от него не отстали.

– Большой костёр горит, Водяной Стрелок. Мы зовём тебя на праздник нор Вафагизи, – в чёрных глазах Призывателя плясали искры. – Чародея Нециса и светящегося Алсага мы тоже зовём. Им не о чём тревожиться – там будет лучшее угощение.

Некромант быстро и бесшумно выпрямился, стряхнул соринку с рукава и кивнул. Его взгляд был прозрачен и ясен – словно он и не спал вовсе. Алсаг поспешил за ним, но остановился, заметив, что Речник не поднялся с пола.

– Мрря?! – недоумённо шевельнул ухом хеск.

– Идите без меня, – отозвался Фрисс, глядя поверх голов, в ночной мрак. Там, на закате, ещё горела последняя тонкая ниточка багряного неба, и Речнику она казалась резаной раной.

– Та-а… – с тихим вздохом Нецис шагнул к Фриссу и встал рядом, напротив двери. Призыватели озадаченно переглянулись.

– Мы чем-то обидели тебя, Водяной Стрелок? – тихо спросил Фагизи. – Отчего ты не хочешь подойти к костру?

Речник покачал головой.

– Здесь хорошо, уважаемый Фагизи, и вы – хороший народ. Но есть мясо Квэнгина я не буду.