Солнечный змей
Шрифт:
Выругавшись, он сам вздрогнул и опасливо посмотрел вокруг – кто слышал? Виновато покосился на Речника, вернул в рот оброненный стебель и продолжил рассказ, глядя в сторону.
– Он тогда был уже большой, красивый, сильный – меня мог поднять, не охнув. Мы рыбачили на том берегу, напротив Мвенге, поставили там шалаш. К нему пришли путники – торговцы с побережья, принесли всякий вздор, от которого крысы без ума, я выменял на рыбу десяток бусин и оставил гостей на ночь. Дхили не говорил с ними – ушёл на плот. Я думал – он смутился из-за чужаков, они так на него таращились… А утром их главный сказал – продай
Он качнулся из стороны в сторону, как менн, танцующий на хвосте. Речник схватил его за руку.
– Ты ведь не продал его, правда? – выдохнул он.
– Я прогнал их всех тогда, словами и палкой, – оскалился южанин. – Все они ушли, ругаясь. А вернулись ночью, когда я спал.
Он резко выдохнул сквозь стиснутые зубы.
– Забрали всю рыбу, забрали копья и стрелы, всё забрали – и Дхили сгинул в ту ночь. Я лежал утром в грязи, с разбитой головой, Призыватели подобрали меня. Дхили не было нигде, ни живого, ни мёртвого. Они забрали его, чужеземец, уволокли с собой, как пук листьев, – лучше бы они меня забрали!
Он замолчал. Молчал и Фрисс, и сердце колотилось у него под горлом, громко и часто.
– Сколько лет прошло? – тихо спросил он. – Это давно было?
– Сейчас седьмой год, – норси пощупал когда-то разбитый затылок и поморщился. – Я дошёл до стены леса, до Хукуфаджаа. Их там видели, видели и пленника. Стражники с рыжей кожей… А-ай, квамзога! Если бы я так ловил рыбу, как они опасных тварей – я бы с голоду опух! Дхили пропал там, больше его не видели. Если бы я нашёл тех чужаков, я живыми скормил бы их грибам. Знать бы, куда они увели его, что с ним теперь… Инмес, ты говоришь? Он называл другие имена? Говорил, откуда пришёл к тебе?
– Он из Великого Леса, – покачал головой Фрисс. – Не рассказывал ничего, только дрожал. Я бы тоже не захотел вспоминать, как был в рабстве. Жаль, что я не видел тех, кто его там держал. У нас нет ползучих грибов, но рабовладельцев мы не щадим. Скажи, что он любил, кроме рыбы? Я привёз бы ему что-нибудь отсюда…
– Он спал в листьях Арлакса, – ответил, помедлив, Теукитла. – Ему нравился запах. Привези ему листьев, пусть он сплетёт себе гнездо. Если хочешь, спроси, помнит ли он меня. Я ему дурного не делал, ему не на что злиться. У вас, на вашей Реке, добрый народ, если Дхили поладил с вами, в наши земли ему ни к чему возвращаться – тут много зла. Но всё-таки скажи, что я жив, и мои сыновья живы. Мне радостно было услышать, что он нашёл хороший дом – может, он тоже порадуется.
– Я скажу, – пообещал Речник, разминая в пальцах лист Арлакса. Терпкий запах ударил в нос.
– Ты сказал, что у Инмеса не было язв, – он снова посмотрел на южанина. – Он не болел хокой. Ты видел много Квэнгинов, когда охотился. Часто ты видел тех, у кого нет язв?
Теукитла покачал головой.
– Таких нет, Водяной Стрелок, – неохотно ответил он. – Среди тех, кто встал на крыло, таких нет – ни одного.
Между Гедимином и мачтами «Идис» сейчас было пол-Реки, но излучение не ослабевало. Сармат, посмотрев на дозиметр в последний раз, задумчиво кивнул – даже эа-форме было бы понятно, что фонят не
Погасив «лучистое крыло», он шагнул на мощёную площадку перед резиденцией зноркского правителя. Здесь он уже бывал – и на беглый взгляд никаких изменений не обнаружил, кроме странной тишины и полного запустения. Ни вдоль берега, ни на посадочной площадке, ни у ворот – нигде не было ни единого живого существа, не считая полудикого кота, крадущегося вдоль воды. Гедимин озадаченно посмотрел на закрытые ворота – они едва заметно мерцали и переливались, на цепочку тёмных пятен на каменных ступенях, – и шагнул к лестнице, выпуская «усы» дозиметра. Свечение ворот никак нельзя было оставить без внимания.
Секунду спустя он вздрогнул и вскинул сфалт, и узкий поток плазмы исчез в окне одной из зноркских башен, а тишину нарушил щелчок и отчаянный, тут же оборвавшийся вопль. Гедимин наклонился, подбирая сломанную стрелу. Не будь его глаза скрыты щитком, сейчас он уже проводил бы дозиметрию в Пустошах Васка, – стрела отскочила от пластины точно над левым глазом, и от удара наконечник отломился от древка. Кто бы ни стрелял в сармата, второй раз натянуть тетиву он не успел, осев кучкой пепла за своей бойницей. Древний повернулся к башне, показывая пустые ладони. Тишина звенела и пульсировала, казалось, её можно потрогать.
Знорков не было… Повернувшись к хозяйственным постройкам, сармат увидел на затенённом крыльце неподвижное тело и тёмную лужу вокруг. Спустя долю секунды он склонился над знорком, но сразу понял, что опоздал не менее чем на Акен. На шее мёртвого виднелась глубокая рубленая рана, почти отделившая голову от тела, несколько ударов в спину были нанесены уже после смерти… и множество лёгких ожогов, прикрытых травяными бинтами с пахучей мазью, он получил два или три дня назад. И он был Речником… да, точно был Речником. Гедимин склонил голову, выпустил обожжённую ладонь мертвеца и поднялся на ноги, растерянно оглядываясь.
Солнечный блик скользнул по его плечу, пробежал по маске шлема, на миг заставил сощуриться и снова опустился на броню. Что-то неясное сверкало среди хозяйственных построек за оградой. Сармат повернулся к источнику света, показывая пустые ладони. Светляк упал к его ногам, пробежал по земле и сгинул, выйдя на ярко освещённую площадку. Из-за ограды высунулся знорк в красноватых доспехах и помахал обрывком окровавленной, но когда-то белой тряпки. Гедимин кивнул и направился к нему, на ходу вспоминая имя.
Под навесом у длинного сарая (для зноркской постройки он был сколочен прочно) стояли двое в доспехах, и один знорк в сером плаще с капюшоном скорчился у стены, обхватив себя руками за плечи. Испуганный молодой Речник с забинтованной рукой шагнул в сторону, уважительно склонив голову. На его лице Гедимин с удивлением разглядел рубцы от давних лучевых ожогов.
– Ваак, командир «Идис», – Халан, предводитель знорков с Реки Дзельта, протянул сармату руку. – Прости, что мы тебя не встретили.