Совы в Афинах

Тертлдав Гарри

“Сидя на каменной скамье, ты это почувствуешь”, - согласился Соклей. Он повернулся к Протомахосу. “Не имея в виду никакого неуважения к твоему товару, о лучший”.

“У меня тоже болит зад”, - сказал Протомахос. “Мягкого камня не бывает”.

“Будет ли завтра еще одна трилогия, или современные трагедии будут отделены одна от другой?” Спросил Менедем.

“Почти наверняка одиночные пьесы”, - ответил Соклей. Он повернулся к Протомахосу. “Кто был последним трагиком, который пытался написать трилогию?”

“К

воронам со мной, если я помню”, - сказал проксенос. “В наши дни их никто не пишет, потому что все трагики знают, что они никогда не найдут хорегоса, который мог бы позволить себе написать целую трилогию. Деметрий Фалеронский может, но вы должны знать, что он тратит серебро своего покровителя, а не только свое собственное. Найти хорегоса, который может позволить себе поставить хотя бы одну трагедию, достаточно сложно, но три пьесы с сатирами? Он вскинул голову.

“Говорите что хотите о Деметриосе, но мне понравились пьесы”, - сказал Соклей. “Мне тоже понравилась постановка. Должно быть, так было в старые времена”.

“Да: великолепно и в то же время немного неуклюже”, - сказал Протомахос.

“Они знали, что они великолепны. Они не знали, что они неуклюжи, не знали и им было все равно”, - сказал Соклей.

“Но мы знаем”, - сказал Менедем. “Это отличает просмотр пьес для нас от того, чем это было бы для них. Мы знаем, во что они превратились. Клянусь собакой, мы и есть то, во что они превратились”.

Соклей начал отвечать на это, но затем остановил себя. Сделав несколько шагов, он начал сначала: “Тебе лучше быть осторожной, моя дорогая. Время от времени ты говоришь что-то, что показывает, что ты гораздо умнее, чем обычно показываешь ”.

“Кто? Я?” Менедем привык к насмешкам со стороны Соклея. Казалось, он не знал, как относиться к похвале. Испуганно моргнув, он превратил это в шутку, сказав: “Поверь мне, я постараюсь, чтобы это не повторилось”.

Протомахос рассмеялся. “Любой с первого взгляда может увидеть, что вы двое очень нравитесь друг другу”.

Это оскорбило и Соклей, и Менедема. Они оба с негодованием отрицали это - так возмущенно, что тоже начали смеяться. Соклей сказал: “О, да. Мы прекрасно ладим… всякий раз, когда мне не хочется придушить этого толстокожего, что я делаю примерно в половине случаев ”.

“Только половина?” Менедем поклонился ему. “Должно быть, мне становится лучше. И я ни словом не обмолвился о том, как часто мне хотелось бы сбросить тебя с перил”.

Они спустились по маленькой улочке к югу от храма Диониса, той, что выходила на улицу, где жил Протомахос. Пара женщин поднялась по улице с другой стороны театра. Они болтали. Когда они увидели родосцев и Протомахоса, они натянули свои покрывала повыше и замолчали.

Одна из них поспешила мимо мужчин. Другая свернула на ту же улицу. Она пошла дальше, не сказав ни слова. Тихим голосом Протомахос пробормотал: “Моя жена”.

“О”. Соклей благоразумно не смотрел на нее. Он бросил взгляд на Менедема. К его облегчению, его двоюродный брат проявил явно всепоглощающий интерес к некоторым ласточкам, кружащим над головой. Случайные встречи после фестивалей были вином и отголоском сюжетов современных комедий. Однако в реальной жизни они могли доставить неприятности - особенно из-за склонности Менедема к супружеской

неверности.

Протомах постучал в дверь. Раб открыл ее. Жена Протомахоса вошла первой. Мужчины последовали за ней. Теперь Менедем не мог смотреть на птиц. Смотрел ли он на зад женщины и на то, как она двигала бедрами при ходьбе? Или он просто смотрел прямо перед собой, как мог бы сделать любой другой? Соклей поверил бы в это любому другому. Посадите своего двоюродного брата, пусть даже случайно, рядом с замужней женщиной, и кто мог сказать, что может случиться?

Жена Протомахоса вела себя совершенно пристойно: она делала вид, что мужчин, сопровождавших ее мужа, не существует. Менедем не наблюдал за ней, когда она подошла к лестнице и, предположительно, поднялась на женскую половину. Соклей был достаточно нервным, чтобы ему не понравилось, как Менедем не следил за ней.

“Пойду посмотрю, как Мирсос справляется с ужином”, - сказал Протомахос и направился на кухню.

Менедем издал тихий вздох. Соклей почувствовал, как по спине у него пробежал лед. Он был напуган так, как если бы услышал сову при дневном свете: на самом деле, даже больше. Он мог бы, если бы постарался, отмахнуться от своего страха перед совой как от суеверия. Но он знал, что означает этот вздох. Уголком рта он прошипел: “Она жена нашего хозяина. Постарайся запомнить это”.

“Да, моя дорогая”, - сказал Менедем таким тоном, который доказывал, что он едва слышал. “Разве у нее не самая захватывающая походка, которую ты когда-либо видел? С такой прогулкой она, должно быть, плохо лежит в постели ”.

“Тебя все время полторы горсти”, - ответил Соклей с чувством, близким к отчаянию.

Менедем только улыбнулся ему. Протомахос тоже вышел с улыбкой на лице. “Устрицы, - сказал Мирсос”, - сообщил родосский проксенос. Улыбка Менедема стала шире. Теперь отчаяние Соклеоса было неподдельным. Почему повар выбрал именно этот вечер из всех, чтобы приготовить ужин, который многие считают афродизиаком?

С наступлением сумерек звуки веселья снова поплыли над стенами и проникли в дом Протомахоса. Афинянин вынул из раковины еще одну устрицу. “Я, возможно, сам схожу, посмотрю, какое подходящее время смогу найти”, - сказал он. “Я весь день просидел в театре. Я тоже не хочу сидеть всю ночь. Как насчет вас, мальчики?”

“Мы?” Сказал Менедем. “Боюсь, сегодня вечером мы всего лишь пара неудачников. Но завтра мы все пойдем в театр, а?”

Ты не застрявший в грязи человек, подумал Соклей. Тебе просто не хочется выходить из дома на охоту. Протомахос не заметил ничего неладного. “Да, театр”, - сказал он. “Я полагаю, что утром я буду тем, у кого будет тупая голова”.

Проксен ушел с улыбкой охотника на лице. Менедем зевнул. “Думаю, я пойду спать”, - сказал он.

“А ты?” Бесцветно спросил Соклей.

“Да. Я устал”. Голос его кузена звучал совершенно невинно. Это только усилило подозрения Соклеоса.

Но что он мог сделать, кроме как самому лечь спать? Он намеревался бодрствовать как можно дольше, прислушиваться и убедиться, что Менедем остается в своей комнате. Однако сон подкрался к нему незаметно. Следующее, что он помнил, это как раб колотил в дверь. “Пора вставать в театр, сэр”, - сказал мужчина.