Совы в Афинах
Шрифт:
За сатирами шли менады в рваных туниках, которые наводили на мысль, что они разгуливали по склонам гор. Некоторые из них несли тирсы, увитые плющом жезлы Диониса. Другие несли дымящиеся, потрескивающие факелы. У третьих были тамбурины. Под аккомпанемент этой звенящей музыки они закричали: “Эйуоиии! Эйуоиии!” - крик последователей бога.
Менедем толкнул Соклея локтем. “Во имя бога вина, что это?”
“Я же говорил тебе”, - ответил Соклей. “Это лодка Диониса”.
Древнее деревянное изображение бога, чуть выше натуральной величины, действительно было протащено по улице Панафинейя
“Это… очень странно видеть”, - сказал Менедем, когда лодка приблизилась. “В любом случае, какой смысл в этом параде?”
“Ты имеешь в виду, помимо простого прославления бога?” Спросил Соклей, и его двоюродный брат опустил голову. Соклей сказал: “Около двухсот пятидесяти лет назад маленький городок Элевтерай, расположенный на границе с Беотией, стал частью Аттики. Чтобы символизировать объединение, они пронесли эту самую статую от Элевтерая к храму у подножия афинского акрополя - от Элевтерая до этого места должно быть более двухсот стадиев. Теперь они просто выносят изображение из храма и переносят в Академию, немного за пределами стен, за день до Дионисии, а затем эта процессия возвращает его обратно в день начала фестиваля ”.
Гремя и поскрипывая, лодка проплыла мимо. Изображение Диониса улыбнулось своей тайной улыбкой. Соклей видел это выражение на старых статуях юношей здесь, в Афинах, и в других местах вокруг Внутреннего моря. Улыбка казалась особенно подходящей для бога, чьи ритуалы были окутаны тайной.
Позади лодки доносился хор мальчиков, поющих Дионису дифирамбы. Их лидер шел перед ними задом наперед, руководя исполнением гимнов. В таком виде он проделал весь путь от Академии. Соклей не захотел бы попробовать это; он боялся, что упал бы на свой фундамент, вероятно, прямо здесь, где большинство людей могли видеть, как он это делает, и смеяться. Едва эта мысль пришла ему в голову, как один из мальчиков, очень красивый, громко закашлялся от пыли, поднятой лодкой Диониса. Он покраснел до корней своих волос. Лидер хора скорчил ужасную гримасу, от которой мальчику могло стать только хуже. Люди будут помнить подобную публичную ошибку годами.
“Бедняга”, - пробормотал Менедем. “Я был бы не прочь утешить его”.
“Держу пари, ты бы этого не сделал, и я знаю как”, - сказал Соклей.
Менедем рассмеялся. “Фестиваль Диониса предназначен для таких вещей”. Он огляделся. “Хотя я бы предпочел сделать это с женщиной”.
“Я ожидаю, что у тебя будет свой шанс”, - сказал Соклей. “Сегодня у тебя тоже будет шанс наесться мяса. А вот и жертвенные животные”.
Ведомые пастухами, крупный рогатый скот и овцы ковыляли по улице Панафеная. Блеяли овцы. Скот мычал и мотал головами из стороны в сторону, чувствуя себя неловко в присутствии такого количества людей. Как только изображение Диониса возвращалось в свой храм, бог получал завернутые в жир бедренные кости животных, в то время как зрители делились остальным мясом.
Процессию завершили еще большие фаллосы. Когда мужчины, которые несли их, прошли мимо, скифские констебли перестали сдерживать толпу. Мужчины
“Пошли”, - сказал Соклей. “Давай отправимся в храм. Мы можем взять свою долю говядины или баранины и отнести ее обратно в дом Протомахоса”.
“Или даже поросенка”, - сказал Менедем, и Соклей скорчил ему гримасу за вульгарность.
Один констебль за другим отходили в сторону. Вся переполненная агора пыталась протиснуться на улицу Панафинейя. Результатом, конечно, стало то, что никто не двигался очень быстро. Соклей сказал: “Ну что, Менедем, мы не будем торопиться в храм… Менедем?” Он огляделся. Это мог быть его двоюродный брат, целующий женщину в десяти или двенадцати локтях позади него. С другой стороны, могло и не быть. Довольно много пар обнимались в толпе, и эти десять или двенадцать локтей были настолько заполнены людьми, что он получил лишь очень частичное представление об этой. Он пожал плечами и сделал несколько шагов на юго-восток, к храму Диониса. Рано или поздно он доберется туда. Что касается Менедема - он мог праздновать Дионисию любым способом, который он выберет.
Довольно симпатичная женщина выдохнула пары вина в лицо Соклею, откинув голову назад, чтобы хорошенько рассмотреть его. “Ты действительно такой высокий?” - спросила она и икнула.
“Конечно, нет”, - серьезно ответил он. “Я стою на ходулях. Я всегда так делаю”.
Она посмотрела на его ноги, чтобы понять, не шутит ли он. Сколько вина она выпила? Интересно, подумал он. На пару ударов медленнее, чем следовало, она рассмеялась. “Ты забавный парень”, - сказала она. “И ты высокий”. Возможно, она заметила это впервые. Послав ему взгляд, рассчитанный на соблазнение, но на самом деле более затуманенный, она добавила: “Мне нравятся высокие”.
Если бы он хотел своего собственного дионисийского приключения, он подозревал, что мог бы найти его. Он не хотел, или не с ней. Он сказал: “Посмотри на того большого, красивого македонца вон там. Он положил на тебя глаз ”. Когда женщина повернула голову, Соклей протолкался сквозь толпу, стараясь держаться от нее как можно дальше. К тому времени, когда она оглянулась, его там уже не было. Он боялся, что она придет за ним. Если бы она и пришла, то никогда не догнала.
Шаг сюда, три туда, полдюжины туда, и он вернулся в застроенную часть Афин. Молодой человек, который уже выпил слишком много вина, перегнулся через низкую стену, и его снова вырвало. Мужчина и женщина - нет, это был не Менедем и никто другой, с облегчением отметил Соклей, - нырнули в дом или, возможно, гостиницу. Женщина пронеслась сквозь толпу, пританцовывая и щелкая кастаньетами. Она встала на цыпочки, чтобы поцеловать Соклея в щеку, затем отвернулась, прежде чем он успел обнять ее.
Еще до того, как он добрался до храма, Соклей услышал испуганное мычание и блеяние животных, когда они почуяли кровь тех, кого уже принесли в жертву. Вскоре он сам почувствовал этот запах: тяжелый, ржавый запах, который пробивался сквозь все остальные городские вони.
Еще больше рабов-констеблей поддерживали порядок на территории храма, когда люди выстраивались в очередь, чтобы получить свои порции мяса. Бойня была грубой. Единственным требованием было, чтобы все кусочки были примерно одинакового размера, чтобы один человек в очереди не забрал больше, чем другой. Кому-то достался отличный кусок, кому-то кусок, полный хрящей и жира. Это была просто удача, везение и то, что кому-то довелось стоять в очереди.