Спасите, мафия!

Tamashi1

— Хибари-сан, а Вы когда-нибудь парное молоко пили?

— Нет, — холодно бросил он, мгновенно хмурясь и поправляя пиджак, мною, наглой, помятый. Галстук у него, кстати, тоже сбился в сторону, и я, узрев такое хамское нарушение дисциплины, забыв об осторожности, кинулась изничтожать оное, аки врага народа номер раз.

— А хотите попробовать? — с улыбкой вопросила я и осторожно поправила узел галстука комитетчика. Поймав его возмущенный взгляд, я спрятала руки за спину и, растерянно улыбнувшись, выдала: — Ой…

— Ты очень наглое травоядное, — выделив интонационно степень моей наглости почему-то

беззлобно усмехнулся он и, самолично поправив свой галстук (а то как же! Вдруг травоядное накосячило?), заявил: — И когда ты мне его собираешься выдать?

— Кого? — растерялась я.

— Молоко! — посмотрев на меня, как на полную идиотку, пояснил он.

— Ааа, — рассмеялась я. — Ну, как только подою коров, так и «выдам».

— Уточняю, — с мученическим видом снова одернув пиджак, заявил комитетчик. — Когда ты собираешься доить коров?

— Как только расседлаю Торнадо, — пожала плечами я.

— Тогда почему ты всё еще здесь? — вскинул бровь Хибари-сан, и я, на секунду растерявшись, ломанулась в конюшню с улыбкой от уха до уха. Как человеку для счастья мало надо! Всего-то втюхать хоть кому-то из городских парного молочка…

Расседлав Торра, я вылетела на улицу и бегом бросилась в коровник. Так как время было неурочное, Рёхея еще не наблюдалось, зато наблюдался мой подопытный, который стоял у входа, сложив руки на груди, и пристально разглядывал коров. Я вихрем промчала мимо него и, тиснув ведро, поскакала к колонке. Вернувшись, я подрулила к Зорьке и, как обычно начав болтать с коровой обо всякой ерунде, приступила к обработке вымени и массажу. О да, чтобы подоить корову, вымя надо сначала помассировать, так что именно этим я и занялась. Хибари-сан прошлепал в коровник и, остановившись у морды с любопытством его разглядывавшей Зорьки, вопросил:

— Травоядное, тебе ведь помогает боксёр?

— Ага, он их кормит и поит, — пояснила я с улыбкой, не отрываясь от процесса мучения коровы, ну, или помощи — тут уж как посмотреть.

— И когда он придет?

— Не волнуйтесь, я успею Зорьку до этого момента подоить, — хмыкнула я. — Так что не пересечетесь. Я сегодня несколько раньше пришла, чем обычно. Ну, разве что у него форс-мажор случится, и он тоже примчит раньше срока.

Наш гордый птиц хмыкнул и с интересом воззрился на мои руки, а я, наконец, приступила к дойке.

— Хибари-сан, а Вы когда-нибудь видели, как коров доят? — вопросила я с любопытством.

— Я жил в городе, — тоном лектора, три часа пытающегося у сына ректора зачет принять, заявил он. — Вот и скажи, видел ли я это?

— Ну, мало ли, — протянула я. — Вдруг Вы в деревне бывали?

— И ты считаешь, что тогда мой ответ на вопрос, пробовал ли я парное молоко, был бы «нет»? — продолжал мучиться «лектор».

— Ну, мало ли, — снова протянула я. — Может, Вам не предлагали попробовать?

Почему-то мысль о том, что Хибари-сан, как Дино со товарищи, мог испугаться выпить парного молока, мне в голову даже не пришла. С его любовью к животным это было бы просто нонсенсом.

— А можно позвать смотреть за дойкой и не предложить попробовать результат своих стараний? — хмыкнул господин Штирлиц. — Ты доярка, вот и скажи, разве вы не пытаетесь всех напоить молоком?

— Тоже верно, — сдалась я и рассмеялась. — Ну, не дружу я с логикой,

что поделать? Она у меня в вечном запое.

— Ты же не пьешь, — фыркнул мой командир ехидно.

— Я нет, но она, предательница, в вечном подпитии, да еще и другие мои качества споить пытается, — заговорщическим шепотом пояснила я и краем глаза углядела, что Хибари-сан усмехается совсем не злобно, а очень даже по-доброму. Как Хибёрду, к примеру. Ого, ничего себе прогресс всего за два дня общения…

Я закончила мучения Зорьки, перетащила ведро к бидонам, натянула на два из них марлю и осторожно перелила молоко. Скинув марлю в ведро для мусора, я налила в чашку, обычно припрятанную в небольшом шкафу у окна, молока и протянула гладившему Зорьку подопытному. Тот тиснул у меня кружечку и, втянув носом аромат молока, загадочным тоном изрек:

— Даже пахнет по-другому.

— Сравнили, тоже мне! — праведно возмутилась я, упирая руки в боки. — Да покупное молоко, разбавленное, натуральному в подметки не годится, а охлажденное с парным сравнивать — это как… Ну… Вот как Хибёрда с попугаем! Нонсенс!

— А чем тебе попугаи не угодили? — с усмешкой вопросил Хибари-сан и присуседился к парному молоку.

— Ну… В большинстве случаев они просто повторяют выученные слова, — призадумалась я. — А Хибёрд, хоть и выучил песню у Вас, всё же не просто так ничего не значащие слова по одному говорит, а целую песню поет. К тому же, попугаи — это попугаи. Сидят в клетках и всё, хоть и умные птицы, с этим я не спорю. А Хибёрд помогал Вам, передавая информацию, подавал сигнал «SOS», камешки вон кидал… Он гораздо умнее среднестатистических попугаев и канареек, хотя я не говорю, что он умнее абсолютно всех их представителей.

— Верно, — кивнул явно довольный жизнью на данный момент комитетчик, с интересом воззрившийся на остатки молока в кружке. — Кстати, вкус и впрямь совсем другой.

— Нравится? — с надеждой вопросила я и к неземному своему счастью получила утвердительный кивок, а Хибари-сан снова присуседился к чашке. Да! Я таки споила парным молочком городского типчика! Ура мне, бугага!

— Ес! — радостно вскинув руки к потолку, воскликнула я и помчала обрабатывать вымя Зорьки вазелином. За моей спиной послышалась возня, и я, обернувшись, с удивлением обнаружила, что Хибари-сан наливает себе еще одну кружку. Он не лопнет?.. Он же обычно мало ест… Впрочем, он таки мужик, причем за два метра ростом, так что вряд ли. Я решила не смущать нашего исследователя непознанного от светосфер до парного молока и высказываться не стала, тихо-мирно закончив работу с Зорькой и потопав к Ромашке. Хибари-сан с кружкой наперевес подрулил к морде коровы и, переборов себя, вопросил:

— Если я буду ее гладить во время дойки, это не помешает?

— Нет, конечно, — пожала плечами я, усаживаясь на крошечную лавочку справа от коровы. — Но скоро Сасагава-сан придет…

— Плевать, — перебил меня глава канареек и начал чесать нос тут же счастливо замычавшей коровы.

— Ага, Ромашка! — хихикнула я, протирая вымя коровы влажной тряпкой. — Дождалась? Видела я, каким ты взором глядела на товарку, когда ее гладили! Зависть — плохое чувство, солнце мое, очень плохое!

— Если зависть белая, не такое уж и плохое, — хмыкнул любитель молока и коров.