Спасите, мафия!
Шрифт:
— Я не прошу ее смягчить, — прошелестел посетитель и облокотился руками, надежно скрытыми плащом, о стол. — Однако равная плата, направленная на другой объект, может тебя заинтересовать. Это будет… весело для тебя. Впрочем, я давно уже не знаю, что такое «смех».
— Хм… Ты меня заинтриговал, — протянул Граф и позвонил в стоящий на столе черного дерева небольшой серебряный колокольчик.
Мелодичный звон разнесся под сводами всего Дома Тысячи Свечей, и белый мрамор, отразив его, десятикратно усилил магически приумноженный звук. В тот же миг в дверь постучали и, послушавшись холодного «войдите», небрежно брошенного Графом, в комнату зашел уродливый карлик с обезображенным процессом гниения лицом. Увидев посетителя, он несколько растерялся и,
— Прошу простить, Ваше Сиятельство. Не доглядел… Гость прошел мимо меня, а я и не заметил…
— Не страшно, Ватсон, — протянул Граф. — Однако в следующий раз будь внимательней. Приготовь мне и моему гостю чай.
— Сию секунду, — проскрипел слуга, вновь поклонившись, и покинул комнату.
— Он не проболтается о моем визите? — едва слышно спросил визитер, неотрывно глядя на Графа.
— Ну что ты! На Ватсона можно положиться: он не привык болтать! К тому же, он не узнал тебя. Но если ты так волнуешься, карты в руки — попытайся убедить его, что надо молчать. Вот только вряд ли даже тебе удастся придумать что-то, что запугает моего слугу… Приступим же к переговорам! И помни: я не интересуюсь ничем, что не заставит меня рассмеяться и сказать: «Это была отличная постановка! Кровавая, жестокая, полная мучений и боли, а также своего особого очарования и шарма, а ее финал заставил меня аплодировать!» Я ведь люблю трагедии даже больше, чем ты, ты ведь знаешь…
Глазница маски, за которой скрывалась правая половина лица Графа, вдруг полыхнула алым, словно кроваво-красный рубин вспыхнул адским огнем, а гость хранителя Свечей Жизни склонился над столом и тихо произнес слова, после которых изморозь покрыла стекла, словно на дворе стояла зима:
— Я не дам тебе насладиться трагедией, Граф. Пусть это всё же будет трагикомедия, от которой улыбнемся мы оба.
====== 37) «Между первой и второй перерывчик небольшой» или «посиделки, приведшие к неожиданным результатам» ======
«Если человек не предпринимает попытки сделать больше, чем он может, то ему никогда не удастся сделать всё, на что он способен». (Уильям Драммонд)
POV Маши.
День прошел на удивление тоскливо. Ленка свалила в город со своей коронованной змеей, а хотя нет, погодите, его ж еще не успели короновать, так что всего лишь титулованной, Катюха весь день летала как угорелая, а потом и вовсе исчезла из поля моего зрения, Фран как обычно смылся в лес: как он пояснил, он все дни проводил именно там, потому как чувствовал, что руины — не единственное место с таинственными камнями, источавшими странную энергетику, которую кроме них, особо чувствительных особ-иллюзионистов, никто не улавливал, и пытался отыскать «лишние» камни, но безуспешно. Кстати, он заявил, что его учитель тоже их искал и тоже не мог найти, хотя ощущение, что они где-то рядом, их обоих не покидало. Этот неадекватный Тритон даже пытался на Франа воздействовать физически, чтобы тот от поисков в месте, избранном господином хамом, отказался, но, благодаря той игре, вынужден был прекратить свои домогательства и припрятал трезубец на черный день, видать, до восстания русалок, и просто смирился с тем, что Фран шляется неподалеку. На вопрос: «А чего ему, места жалко, что ли?» — мой друган ответил, что сам он собирался в случае удачи позвать капитана, раз уж тот вплотную занялся руинами, а вот гадкий Дикобраз, похоже, ни с кем открытием делиться не собирался, по крайней мере до тех пор, пока не решил бы загадку этих булыжников. На мое возмущение Фран заявил, что «учитель всегда был сам по себе, и с этим надо просто смириться», а я ответила, что, живя в социуме, с ним надо хоть как-то контактировать, а жить для себя и только для себя — уже бесполезный и не делающий чести эгоцентризм.
Ну да ладно, я отклонилась от темы! А возвращаясь к ней, скажу вот что: к ужину Катюха вернулась, сияя, аки медный пятиалтынный, и ломанулась готовить, словно в этом был смысл ее жизни. За ней почему-то перся Сасагава-сан и вещал о том, что парное молоко надо включать
Поужинав, я предложила курильщику прогуляться и поболтать о потустороннем, и он согласился, так что вечер, слава тебе неожиданность (хорошо хоть, не детская), прошел успешно. Мы вообще с Хаято во многих пунктах пересекались, и он даже пообещал показать мне как-нибудь, как швыряет динамит. Я же ему как раз таки продемонстрировала, как бросаю ножички. Гокудера оценил и даже дал пару советов по одновременным броскам двумя руками в разные стороны, правда, мне такое искусство было не особо нужно, но от лишних знаний грех отказываться, и я с радостью принялась за тренировки, правда, получалось не особо. Хаято мне постоянно пытался нахамить, и я не оставалась в долгу, правда, что любопытно, на больные мозоли ни он, ни я старались друг другу не наступать и скорее просто таким макаром развлекались. Ну и что, что у нас странное чувство юмора? Да и вообще, ни фига оно не странное! Оно специфическое!
Я поведала Хаято тайну Мукурище, и он пришел к выводу, что надо помочь Франу, но я лишь отмахнулась, заявив, что мой друган не проиграет этой жалкой игольчатой швабре, да и вообще кроме иллюзионистов никто не сможет эту байду отыскать, так что «помощь» Франу будет только мешать, потому как ему одному спокойнее. Хаято выдвинул теорию, пугающую своей несусветной глупостью о том, что мы с Франом встречаемся, и я, заявив, что он непальский олень, покрутила пальцем у виска и ответила, что Фран мне, скорее, как брат, но никак не моя «любовь до гроба». Не знаю уж, поверил он мне или нет, но косился весь оставшийся вечер на меня подозрительно, в результате чего так меня достал, что я заявила:
— Слышь, параноик! Я хоть сейчас могу… да вот хоть тебя поцеловать, и мне пофиг будет, так что кончай уже на меня взоры пылкие швырять! Если б я с кем-то встречалась, я б такого не сказала!
Динамитный мальчик обругал меня, на чем свет стоит, сказав, что я беспардонная и циничная типичная представительница своего пола, а я обозвала его женоненавистником с пунктиком на непогрешимости относительно сильного пола, и на этом мы, выплеснувшие эмоции, успокоились и вернулись к тренировке и обсуждению того, чем же могут оказаться эти руины и как они могут быть связаны с решением Графа закинуть анимех в наш мир. Конечно, я Хаятычу о контракте Графа и наших предков не поведала, но мысленно его теории, противоречащие этому факту, отметала, и в результате мы остались ни с чем, но не расстроились, решив следующим вечером продолжить тренировки и обсуждения и надеясь, что в конце концов найдем ответ.
Возвращаясь домой, мы наткнулись на шушукавшихся о чем-то Ямамото и Катюху, причем у последней фейс был просительный, а у первого — дико удивленный, но я ухватила Хаятыча, открывшего было рот, чтоб съязвить, за руку и ломанулась к дому.
— Ты что творишь, полоумная? — возмутился он, когда мы добежали до нашего пристанища из кирпича.
— Не хочу им мешать, — подмигнула я, вламываясь в холл.
— Женщины! — закатил глаза он. — Вечно вы только и знаете, что о романтике думать! Всё у вас в розовом цвете и конфетти!
— Не правда, — хмыкнула я, топая на кухню. — Зачем обобщать? Я вот вообще замуж не хочу. Сестер замуж бы сплавила с удовольствием — пусть счастливы будут, а сама и так проживу. Я личность самодостаточная и мужики мне на фиг не нужны, ну, разве что как друзья.
— Лесби что ли? — съязвил Хаято, и получил кулаком в лоб. Несильно. — Что творишь?!
Возмутиться, словно на него воздействовали сразу все планеты солнечной системы (вспоминаем небесную механику и забываем, ибо на фига она нужна нам, на Земле живущим?), я Хаятычу не дала, заявив: