Сперанца
Шрифт:
Берта снова пустилась в дорогу, в другое село, за несколько километров.
Уже перевалило за полдень, когда она постучалась в дверь местного врача.
— Он поехал к больным, — ответила его жена. — Хорошо, если не очень задержится.
— Я подожду, — сказала Берта и села на порог, собравшись терпеливо ждать.
Хозяйка много раз проходила мимо нее то в сад, то в комнаты, то снова в сад и, наконец, заговорила с ней.
— Вы издалека?
Когда Берта сказала, откуда, хозяйка пристальна посмотрела на нее,
— Но это же другой участок, у вас есть свой врач… Почему вы пришли сюда?
— Тот врач не идет… — пробормотала Берта и с виноватым видом понурила голову.
Но докторша стала допытываться, в чем дело, и Берта ей все объяснила.
— Мошенник, подлец! Всегда одна и та же история… И всегда за него должен отдуваться мой муж! Как будто у него мало мороки в своем участке! Он-то, конечно, пойдет, если вы к нему обратитесь. Но вы не должны к нему обращаться, вот что я вам скажу… Постарайтесь меня понять… У нас трое детей, а муж губит себя.
Она говорила со слезами в голосе и ломала себе руки. Берта молча смотрела на нее.
— Ему уже раз пригрозили, потому что он честный человек и не кривит душой, когда составляет протоколы. Рано или поздно его убьют. Я прямо ни жива ни мертва от страха. Когда он запаздывает вечером, я себе места не нахожу.
— Синьора, — сказала Берта почти извиняющимся тоном, — я ведь не за себя прошу. Дело касается еще молодой, одинокой женщины с ребенком на руках… Это дело совести…
— Выходит, только у нас должна быть совесть? Почему вы не возьмете за бока вашего доктора и не скажете ему, что он обязан прийти?
— Хорошо, синьора. Я вас понимаю, — безропотно ответила Берта и поднялась.
— Возьмите его за шиворот и скажите ему, что он подлец… — продолжала та. Но Берта уже уходила, понурив голову.
Уже смеркалось, когда она пришла назад в селение и снова направилась к здешнему врачу. Горничная, широко раскрыв глаза, вопросительно посмотрела на нее, и Берта покачав головой, дала понять, что ее постигла неудача.
Через несколько минут она, наконец, говорила с врачом. Он кипятился.
— В Красную палатку? И вдобавок в такое время? Да вы с ума сошли, дорогая моя!
— Но мы ведь в вашем участке…
— Цивилизованные люди не селятся в таких медвежьих углах. В Красную палатку… Ничего себе… Вы еще, может быть, скажете, чго это в двух шагах? Какова наглость! Для вашего брата сойдет и ветеринар… Ступайте к нему… Приходишь вечером домой смертельно усталый, а эта публика хочет, чтобы ты отправлялся на край света…
— Я уже спрашивала людей, синьор, — сказала Берта, крепко сжимая четки в кармане и поднимая голову. — Мне сказали, что вы наш участковый врач и что, если вы не придете, значит, вы подлец.
Берта повернулась и стремительно выбежала. Она уже шла по улице, а в ушах у нее еще звучали ее собственные слова и стук захлопнувшейся за
По выходе из селения она присела на дамбе. Было уже темно, и она падала от усталости. Но она не могла вернуться домой без врача. Закрыв лицо руками, Берта беззвучно плакала, но вдруг подняла голову, осененная внезапной мыслью.
— Для вашего брата сойдет и ветеринар… — сказал доктор.
Берта вскочила на ноги и пошла обратно в селение.
Ветеринар ее молча выслушал, потом спросил:
— Она в тяжелом состоянии?
— Не знаю. Так, на взгляд, как будто бы нет… Рана не очень большая, но потемнела, и у женщины жар…
Мужчина молча собрал чемоданчик, потом запряг лошадь в двуколку, и они поехали.
Взошла луна. В долине было тихо. Ни он, ни она не пытались завязать разговор.
Потом Берте вдруг показалось, что ветеринар саркастически усмехается. Она повернулась к нему и услышала, как он бормочет:
— Логично… С ними обращаются, как с животными, их избивают, как животных… Вот они и находят естественным звать ветеринара, когда кто-нибудь болен… Цивилизация!
— Мы вам, конечно, заплатим за беспокойство… — поспешила заверить его Берта.
— Как вы сказали? За беспокойство? А вам, моя дорогая, кто заплатит за беспокойство, вы ведь сегодня целый день на ногах, все искали врача? А этой бедняжке, которой разбили голову, купят здоровую, заплатят за беспокойство? Все мы нынче не знаем покоя! Сотни, тысячи, миллионы людей… Кто нам заплатит за беспокойство?
Он выругался и натянул вожжи.
Берта стала перебирать четки. До самой хибарки они больше не обменялись ни словом.
Глава сорок пятая
В лунном свете бочаги отливали серебром с чернью в белой оправе камней пересохшего русла реки.
Сперанца и Элена разделись в тени ив, спустились к воде и, выбрав бочаг поглубже, нырнули, высоко взметнув брызги.
— Потише, Элена, ты мне волосы замочишь…
— Ну и что? Они у тебя все в пыли…
Элена вдруг встала на дно, тоненькая и светлая, и, наклонившись, шлепнула обеими руками по воде. Сперанца приняла бой, и над рекой так и засверкали брызги и зазвучал молодой смех и визг.
— Хорошо, что вам охота смеяться… — раздался из темноты ворчливый голос.
Женщины перестали брызгаться и, еще задыхаясь от возни, стали всматриваться в густую тень ветвей, падавшую на воду возле берега. Слышался громкий плеск и одинокое бормотание, но ничего нельзя было разглядеть.
— Скажи на милость! Эмилия! Вы прямо черная. Вас и не видно. Совсем сливаетесь с тенью!
— Вас зато чересчур хорошо видно. Мне даже кажется, что вы могли бы быть постеснительнее!
Послышался приглушенный смех, невнятный шопот, и две белые фигуры тихонько вышли из воды и бегом бросились по отмели к темному бочагу, в котором купалась женщина.