Спираль
Шрифт:
Незнакомец запустил мотор, и машина стремительно сорвалась с места.
— Покрышки не облысеют? — нарочито небрежно спросил Рамаз.
— С каких пор ты стал таким бережливым?
В машине было темно, темнота мешала Рамазу разглядеть сидящего за рулем. Контур профиля казался знакомым, но Рамазу не удавалось восстановить в памяти, кто это может быть, откуда он знает его и где видел. И голос незнакомца ни о чем не напоминал. Временами, улучив подходящий момент, Рамаз поглядывал на Сосо, если водитель машины в самом деле являлся Сосо.
«Интересно, кто он и сколько ему лет? Видимо, лет двадцать семь».
— Вы будете Сосо? — Рамаз не позволил себе обратиться к незнакомому человеку на «ты».
— Что, не узнаешь?
— Нет, — ответил Рамаз, выбросил окурок за окно и как бы между прочим добавил — Я ведь совсем потерял память!
— Ничего-таки не помнишь?
— Ничего. Иногда, когда мне напоминают, с трудом восстанавливаю в памяти.
Сосо испытующе взглянул на него.
Рамаз смотрел вперед, однако заметил взгляд Сосо.
Позади остался Ваке-Сабурталинский проезд. С проспекта Чавчавадзе свернули вправо, к Палиашвили.
Неожиданно Сосо остановил машину, заглушил мотор и открыл дверцу. В салоне вспыхнул свет.
— А ну, погляди на меня, и теперь не признаешь?
Рамаз чуть не вскрикнул от удивления и страха. Его лицо обожгли два острых лазерных луча, бьющие из круглых черных глаз Сосо.
— Вы?!
— Признал, слава богу! Только не обязательно на «вы»!
— Нет, не узнал! Я не знаю, кто ты. Я лишь узнал человека, который пялился на меня на похоронах академика Георгадзе.
— Рамаз, ты в самом деле не узнаешь меня? — не скрывал ошеломления Сосо.
— Нет.
— Ладно, пойдем ко мне.
Сосо жил на четвертом этаже. До часа ночи оставалось совсем немного. Лифт уже не работал. На площадке третьего этажа Сосо достал из кармана ключи. У основательной железной, выкрашенной в белый цвет двери обнаружилось три замка. Две лампочки ярко освещали площадку. «И. Шадури», — прочел Рамаз на медной, прикрепленной к двери дощечке. Теперь он уже знал фамилию незнакомца и имя — Иосиф, Сосо Шадури. Волнение бесследно пропало. Замышляй незнакомец что-то плохое, он бы не привел его домой. Место волнения заступило любопытство. Рамаз чувствовал, что через несколько минут приоткроется завеса над одним немаловажным и характерным эпизодом из прошлого Рамаза Коринтели.
«А этот кем может быть? — спросил он себя и сразу ответил — Разумеется, один из закадычных дружков Рамаза».
— Садись туда! — Сосо указал гостю на кресло.
Квартира Шадури была богато и со вкусом обставлена.
Рамаз внимательно огляделся. Он не скрывал удивления. Редко ему доводилось видеть, чтобы в богатых домах присутствовал вкус, а вместе с тем облик Сосо Шадури, его густые черные брови, круглые, глубоко сидящие
— Не выпить ли нам?
— А стоит?
— Сколько не видались. Больше семи месяцев минуло после той истории. И не пожелать друг дружке благополучия?
«После какой истории?» — заинтересовался Рамаз, но не издал ни звука, не сделал вопросительного лица. Его мучило любопытство, однако он предпочел промолчать.
«Он, видимо, намекнул на какой-то весьма значительный случай, — решил он в душе, — не стоит спрашивать, сам все расскажет…»
Хозяин открыл бар серванта.
— Есть «Сибирская», под икру и колбасу сама льется. Открываю?
— Как угодно.
— Теперь-то хоть узнал меня?
В ответ Рамаз уклончиво улыбнулся.
— Что улыбаешься?
— Просто так, как ни приглядываюсь, не могу узнать, — ответил Рамаз, хотя его подмывало ляпнуть хозяину квартиры, что он никогда не был знаком с ним, не то по гроб жизни не забыл бы его черные брови и неровные зубы.
Сосо оторопел. Бутылка и две рюмки, которые он собирался поставить на стол, застыли в его руках.
— Шутишь?
— Я совершенно не настроен шутить.
Шадури расставил на столе «Сибирскую» и рюмки. В глаза Коринтели бросились его непропорционально длинные руки.
— Я было подумал, что ты смеешься! — В голосе хозяина слышалась злость.
— С чего мне смеяться?
— Как же, Лали, небось, вспомнил, а меня не можешь?
— Кто тебе сказал, что я ее вспомнил? Она сама подошла и напомнила о себе. Она столько рассказала мне о наших отношениях, столько эпизодов нарисовала, что в конце концов я даже смутно припомнил их.
Шадури долго испытующе смотрел на гостя, желая прочесть по глазам Коринтели, врет тот или говорит правду. Затем он круто повернулся, прошел в кухню, открыл холодильник.
Внимание Рамаза привлек гобелен на стене.
Сосо скоро вернулся, неся тарелку с колбасой и плоскую плетеную хлебницу. На ней вместе с хлебом лежали тарелки, вилки с ножами, стояла открытая баночка икры.
— Не мое дело хозяйничать! — сказал Шадури, переставляя на стол баночку икры, и протянул гостю тарелку.
Нож и вилку Рамаз взял сам. С удовольствием вдохнул приятный запах черного хлеба и не церемонясь взял тонкий ломтик.
— Масла у тебя нет?
— Сейчас принесу, — сказал Сосо и опять отправился на кухню.
Рамаз снова поглядел на гобелен. Сванский пейзаж, вытканный грубыми кручеными нитками, притягивал взгляд.
Войдя в комнату, Сосо заметил интерес Коринтели:
— И гобелен не узнаешь? Помнишь, как он тебе нравился?
— Да, что-то припоминается, — неуверенно буркнул Рамаз, будто в каком-то полузабытьи. Интуиция подсказывала ему, что пора кое-что «вспомнить» и «восстановить в памяти». — Только… — не договорив, он наморщил лоб.
— Что «только»?
— Только не помню, чтобы он висел на этой стене.