Спираль
Шрифт:
Когда он вернулся в комнату, Шадури уже сидел в кресле и курил.
— Выпьем?
— Я по делу.
— Дело подождет.
— Не подождет. Ступай ополоснись холодной водой.
— Не суетись. Не настолько я пьян, чтобы не выслушать тебя. А лицо, однако, умою. Очень жарко. Не знаю, сколько раз сегодня умывался. Наливай и пей, догонишь меня — будем на равных!
Рамаз ушел в ванную. Шадури налил шампанского и выпил. Холодное шампанское было приятно, его потянуло опорожнить еще стаканчик, но он не позволил
— Пей, пей, у меня в холодильнике еще есть! — вытирая лицо и голову полотенцем, вернулся в комнату Рамаз. — Исключительно из уважения к тебе я сунул голову под холодную воду, пей!
— Не люблю пить перед разговором. Даже один бокал чреват непоправимой опрометчивостью, — Сосо поставил на стол полный бокал.
— Как я вижу, у тебя действительно серьезное дело.
Сосо внимательно поглядел на Рамаза. Глаза у того прояснились, от хмеля не осталось и следа.
— Не бойся, я и одной бутылки не выпил, — понял его Коринтели.
— Очень хорошо! — Шадури погасил сигарету и подался вперед. — Прекрасное пианино ты купил.
— Да, «Рёниш».
— Это ты недавно играл?
— Да, я. Я, милый Сосо, без музыки жить не могу.
— Раньше мог.
— Раньше было иное. Изменилось время, изменились цели, стремления, желания, взгляды…
— Когда я поднимался по лестнице, слышал звуки пианино. Мог ли представить, что это ты играешь?
— Я, кажется, как-то говорил тебе, что играю. Выходит, что ты не поверил.
— Поверил, но не думал, что так хорошо.
— Я счастлив встретить истинного ценителя, — иронически усмехнулся Рамаз. — Откровенно говоря, после больницы пальцы не слушаются меня. Я насилу справился с ними, хотя еще не играю так, как мог бы.
— Дай срок, пальцы подчинятся, но не это главное.
— А что же главное? — Рамаз, кинув полотенце на кровать, приготовился слушать. Он понял, что Шадури собирается сказать что-то важное.
— В нашем деле главное — откровенность! — негромко начал Шадури.
— Это я уже слышал.
— Я, как человек до конца откровенный с друзьями, и сейчас откровенно скажу, что не верю тебе.
— Чему же не веришь? — улыбнулся Рамаз.
— Не верю, что ты — это ты.
Рамаз громко рассмеялся в ответ.
— Если ты это ты, то есть если ты Рамаз Коринтели, то я почему-то уверен, что ты задумал окончательно порвать с нами. Мы, конечно, не вправе препятствовать тебе, но ты отколешься от нас не раньше, чем примешь участие еще в одном деле.
— Это «одно дело» имеет решающее значение?
— Решающее. После травмы ты все перезабыл, а после выздоровления вообще порвал с прежней жизнью, с прежней биографией, чистеньким, можно сказать, выпутался из дел.
«Все перезабыл… Чистеньким выпутался!» — зафиксировал в какой-то клеточке мозга Рамаз Коринтели.
— Я имею в виду последнее дело. У нас нет гарантии, что не сегодня завтра оно раскроется.
— Я слушаю тебя! — сказал Рамаз.
Сосо понял, что хозяин квартиры внимает ему со всей серьезностью.
— Сначала сядь!
Рамаз послушно сел в кресло напротив.
— Днями мы собираемся на дело, — начал довольный его покорностью Шадури, — ты непременно должен принять участие в этой операции. Ты, наверное, понимаешь, о чем я говорю. Мы были вместе с тобой до того, как ты потерял память, и вместе теперь, когда память у тебя восстановилась.
— Ты только что разглагольствовал об откровенности. И я буду откровенен — не думал, что ты такой башковитый.
— Сейчас не время для колючих комплиментов. После операции ты волен остаться, а волен навсегда распрощаться с нами.
Рамаз испытующе заглянул гостю в глаза. Он понял, что отказаться нельзя. Отказ означал смерть одного из них, но Шадури приехал с приятелями, перевес явно на их стороне.
— С чего ты взял, что я хочу поставить крест на своем прежнем ремесле? А ну выкладывай, что вы решили?
Сосо пристально посмотрел на него. Ему хотелось выяснить, шутит Коринтели или говорит правду. Одновременно его поражала неожиданная смелость Рамаза. Как нагло он ведет себя! Изумленный, он так и не понял, может ли после травмы настолько измениться характер у человека.
По-прежнему Шадури сутками ломал голову, пытаясь разобраться, что произошло, какая волшебная палочка коснулась Рамаза Коринтели и превратила тупоголового невежду в просвещенного мужа. В конце концов он пришел к заключению, что Рамаз всегда был таким. Когда возникали затруднения и нужда в деньгах, он бежал к Шадури. Студент, видимо, задался целью через определенный срок, вернее, после накопления определенной суммы, пойти по иной дороге. Поэтому он и играл роль придурка. Ухлопав человека во время последней операции, он, видимо, перетрусил. Вот и решил выехать на травме и потере памяти и окончательно отделаться от дружков. Лучшего объяснения Шадури не находил. Если Рамаз откажется участвовать в предложенной операции, все станет ясным, и тогда… Тогда Шадури ничего не остановит.
— Выкладывай, что тянешь?! — повторил Рамаз.
— Кончай шутить. Дело сложное и серьезное. Потребует сугубого риска. Поэтому слушай внимательно, чтобы мы все хорошенько обмозговали. Если упустим самую пустяковую деталь, можем погореть.
— Тем с большим удовольствием слушаю тебя.
— Очень хорошо! — Шадури подвинул к себе лежащие на столе сигареты, закурил, разогнал рукой дым. — На Ладожской есть магазин «Радиотехника». Ты его знаешь?
— Знаю.
— Два дня назад они получили японские портативные и видеомагнитофоны последних моделей. Меня навел один продавец.