Спираль
Шрифт:
Сосо сел за руль и запустил мотор. Рамаз, весь потный, плюхнулся рядом. Его тошнило. Он сдерживался страшным напряжением воли. Боялся произнести хотя бы одно слово, понимая, что едва откроет рот, как сразу начнется рвота.
Позже всех к машине подбежал Серго. Среди беспорядочно наваленных коробок не оставалось свободного места, и он втиснулся прямо на кучу магнитофонов.
— Айда! — Сосо с места взял бешеную скорость.
Вой и писк сирены некоторое время догонял их.
Наконец, как только этот ужасный вой пропал
Через пять минут они были в десяти километрах от магазина.
— Револьвер убери, чтобы в нас не выпалил! — крикнул Нодар Серго, скрючившемуся на коробках.
— Чем орать, лучше разбери коробки, может, как-нибудь сяду!
Рамаз посмотрел на часы.
— Через пять минут милиция будет у магазина.
— Еще пять минут нам нечего опасаться. Через пять полетит радиограмма, и нас примутся искать по всему городу. Зрителей много собралось? — повернулся он к жалко пристроившемуся в углу Серго.
— Каких зрителей? — растерялся тот.
— Много народу проснулось?
— Много. Все поняли, чем мы занимаемся.
— Никто не спустился.
— Кто решится?! — жутко хмыкнул Серго.
— Спрячь револьвер. — Рамаз снова посмотрел на часы. — Милиция у магазина.
— Теперь до них дойдет, кто и зачем расколол камнем витрину, — иронически усмехнулся Шадури.
— Сбавь скорость, чтобы не вызывать подозрений, по Тбилиси уже разлетаются радиограммы, — сказал ему Рамаз.
Он радовался, что никто не заметил, как он нервничал. Знал, что первый шаг, ведущий к лидерству, он проделал с силой и эффектом.
Когда его тошнило в магазине, а затем в машине, он не думал об этом. Какое уж там лидерство?! По правде говоря, ему не хотелось стать предметом насмешек Шадури и его подручных, а на лидерство он плевал. Он просто не мог перенести, что всем заправляет Сосо Шадури.
Машина уже въехала на узкие улочки Глдани.
— Сюда не то что ночью, днем инспекция не заглядывает, — сказал Серго, — прежде чем они досюда доберутся, мы будем в безопасности.
Еще несколько минут, и машина остановилась на темной, тесной улочке перед воротами деревенского дома. Там их уже ждали. Железные ворота сразу распахнулись. Серые «Жигули» свернули во двор. Массивные, выкрашенные голубой краской железные створки ворот сошлись за их спиной неторопливо и бесшумно.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
— Вы не заболели? — сразу после приветствия спросила Отара Кахишвили его личная секретарша.
— Заметно что-нибудь? — попытался улыбнуться директор исследовательского института.
— Вы немного осунулись, — смутилась секретарша.
— Вчера поздно уснул. Переутомление, видимо, — снова выдавил улыбку Кахишвили.
Улыбка директора еще больше подкрепила предположение Марины Двали. На постной физиономии Кахишвили улыбались только губы. Глаза потухли. У этого кряжистого, здорового на вид человека лицо подернули
Кахншвили стремительно пересек приемную, вошел в кабинет, заперся изнутри, поставил портфель на маленький столик, тяжело опустился в кресло и задумался. Вчерашние, выстроенные с закрытыми глазами планы действий в кабинете, при свете дня развалились все до единого.
Несколько минут он сидел неподвижно. Старался заново собрать разлетевшиеся мысли, заново слепить планы, восстановить хотя бы половину из них или придумать взамен что-то новое.
Потом, словно очнувшись, повернулся и нажал клавишу селектора.
— Слушаю вас! — раздался голос секретарши.
— Зайдите! — коротко бросил он. Встал. Отпер дверь кабинета. — Мне никто не звонил? — возвращаясь к креслу, спросил он вошедшую Марину.
— Никто.
— Совсем никто?
— Совсем никто.
Обычно, спрашивая секретаршу, не звонили ли ему, Кахишвили подразумевал вышестоящие органы. Поэтому он и повторил вопрос — дескать, вообще не было звонков?
Опустив голову, директор уперся взглядом в стол. Пустые, без начала и конца мысли одолевали его. Долго сидел он понурившись.
Секретарша не знала, как ей быть. Повернуться и выйти она не решалась. В то же время не решалась спросить нового директора, можно ли ей идти.
— Марина! — неожиданно сказал он.
— Слушаю вас!
— Мне может позвонить один молодой человек, Рамаз Коринтели!
— Рамаз Коринтели, — проговорила секретарша, будто запоминая, а скорее, чтобы не стоять в тягостной тишине, потому что Отар Кахишвили снова умолк.
— Именно, Рамаз Коринтели! Тот представительный, симпатичный юноша, который был у меня вчера, помните?
— Помню, — растерянно ответила Марина.
«Рамаз Коринтели!» На этот раз охваченная волнением женщина по-иному повторила в душе имя и фамилию странного молодого человека, смутившего вчера ее душу и разум.
— Выслушайте его внимательно и хорошенько запомните, что он скажет. Только не записывайте, как у вас заведено.
— Как скажете!
— Не давайте ему почувствовать, что вы его узнали. И не говорите, что я справлялся о нем. Вы поняли?
— Я не знакома с ним, батоно Отар.
— Я говорю не о знакомстве, а об узнавании. Вы делайте вид, что не догадываетесь, с кем говорите. Попросите повторить имя и фамилию. Разговаривайте таким тоном, будто никто не называл вам его имени и фамилии и вы вообще слышите их в первый раз. Когда он придет, вы притворитесь, будто ни сном ни духом не знаете, что он Рамаз Коринтели. Вы поняли?
— Я поняла вас. — Странное поручение директора еще больше возбудило интерес к личности Коринтели.
— А сейчас вызовите ко мне моих заместителей, секретаря партийного комитета и председателя месткома.