Спираль
Шрифт:
— Сию минуту!
Отар Кахишвили проводил секретаршу таким взглядом, будто впервые видел ее. Звук захлопнувшейся двери перенес директора института в другую, куда как знакомую стихию. Глаза его тут же обратились к сейфу. Высокий, метровой ширины, тяжелый, мрачный сейф спесиво выглядывал из обшитой дубовыми панелями ниши. Не менее высокомерными казались круглые никелированные ручки и пять дисков под ними. Достаточно знать только одну цифру, угадать по одной на каждом из кружков, всего-навсего одну, и…
Отар Кахишвили встал, медленно подошел к окну и выглянул наружу. Ему почему-то казалось, что внизу он увидит красные «Жигули» и прислонившуюся к ним длинноногую блондинку, но увидел лишь знакомого
Улица Вашловани, на которой располагался институт астрофизики, выходила на городскую окраину, к подножью горы. Короткая, довольно широкая, она никогда не была ни многолюдной, ни переполненной транспортом, но такой пустынной Кахишвили никогда не наблюдал ее.
Он вернулся к столу, сел в кресло, еще раз взглянул на сейф и уткнулся лбом в сложенные на столе руки. Перед глазами опять возник Рамаз Коринтели. Нахлынули прежние мысли, поползли прежние подозрения.
«Я должен увидеть его. Мне надо непременно повидаться с ним. Только не сегодня. Необходимо взять себя в руки, скрыть заинтересованность. Другим путем мне не одержать победы, не одолеть его, не подчинить себе, и только себе. Позвоню ему завтра. Лучше пусть приходит сюда. Визит к нему домой или прогулка за город даст мне больше информации. Семейное окружение, книги, стиль жизни или беседа в машине позволят узнать о личности Рамаза Коринтели больше, чем кабинетная беседа, но я все-таки предпочитаю встретиться с ним здесь. Заявиться к зеленому юнцу домой означало бы поставить его на одну доску с таким человеком, как я, к тому же с директором научно-исследовательского института астрофизики. — Кахишвили стукнул кулаком по столу и встал. — Именно для дальнейших отношений выгоднее, чтобы он пожаловал сюда, и, по-моему, ни в коем случае не надо звонить ему. Я как бы пренебрег его вызовом. Тем более преждевременно звонить ему завтра и приглашать сюда. И вообще, пусть наведается по личной инициативе. Я обязан преодолеть соблазн, обязан держать нервы в узде!
А допустим, он не позвонит, что тогда?
Тогда»…
Отаром Кахишвили снова овладело отчаянье.
«Тогда я сам вынужден звонить ему…
Я сам…»
На селекторе вспыхнула лампочка приемной. Кахишвили нажал соответствующую клавишу.
— Слушаю!
— Все собрались. Им входить?
— Пусть войдут.
Отворилась дверь. Первым в кабинете показался новый первый заместитель директора Арчил Тевдорадзе.
Директор всех приветствовал улыбкой.
Невольно взгляд Кахишвили задержался на Арчиле Тевдорадзе, тучном, седом симпатичном человеке в очках. На первый взгляд в нем ничего не было от ученого, хотя его исследования котировались в научных кругах более высоко, чем исследования самого Кахишвили. Во всем Союзе Арчил Тевдорадзе пользовался славой первоклассного экспериментатора и если не был оценен, как другие коллеги его ранга, то это объяснялось скромностью самого ученого.
«Этот никогда мне не изменит. Достойный, некриводушный, но пойдет ли он со мной в бой?» — подумал вдруг Кахишвили и спросил:
— Где же остальные?
Все пожали плечами.
Он снова нажал на клавишу селектора и повторил вопрос секретарше:
— Где остальные?
— Я вызвала всех, о ком вы говорили! — послышался в кабинете голос Марины.
— Пригласите ко мне заведующих отделами и секретаря комсомольского бюро.
В ожидании недостающих в кабинете воцарилась тишина.
«Зачем я созвал совещание? Разве я вчера намечал провести его? О чем я стану говорить?»
Кахишвили понял, что в нем хозяйничает какой-то второй Отар Кахишвили или кто-то еще. Именно он заставил собрать совещание, он же вызвал людей. Он отдавал распоряжения, не обдумав, зачем все это нужно.
Он недовольно покачал головой.
Все
«Может быть, все до единого читают по моему лицу, что терзает меня? И утром секретарша испугалась при виде меня. Неужели у меня такой трагический и болезненный вид, что отбил у людей охоту даже перешептываться?»
Директору неудержимо захотелось посмотреть на себя в зеркало. Молчание становилось невыносимым. Он поднялся из-за стола. Не дожидаясь прихода заведующих отделами, прошел в комнату отдыха. Едва закрыв дверь, сдернул очки, положил на стеклянную полочку и кинулся к зеркалу. Усталый, надломленный мужчина глянул на него оттуда. Кахишвили не смог смотреть в глаза собственному отражению и перевел взгляд на синюшные губы.
«Что со мной? Откровенно говоря, с какой стати мне нервничать? Что, в конце концов, сказал мне Рамаз Коринтели, чтобы впадать в панику? Прибегая к терминологии дельцов, просто-напросто предложил войти с ним в долю, вот и вся недолга! И разве до его появления я не нервничал? Что портит мне кровь? Разумеется, исследование, исследование академика Давида Георгадзе. Весьма значительный научный труд, который во что бы то ни стало я должен заполучить».
Он уже поручил одному московскому другу найти мастера по сейфам. Разумеется, он утаил, что собирается конфиденциально договориться с мастером о тайном вскрытии сейфа. Через месяц после того, как труд академика перекочует в ящик письменного стола нового директора, можно будет снова вызвать мастера в Тбилиси и устроить торжественную церемонию открытия.
«Разумно ли доверять незнакомому мастеру?» — засомневался Кахишвили.
«Мой замысел, безусловно, связан с большим риском. Что если Рамаз Коринтели действительно одарен сверхъестественной способностью?! Он же заранее раскусит мой замысел! Тогда остается поставить крест на своей жизни».
Кахишвили открыл кран умывальника. Сначала промыл холодной водой глаза, затем ополоснул лицо и стащил с вешалки полотенце.
«Имеет смысл взять его на службу, приглядеться получше. Если он в самом деле ясновидящий, он узнает и шифр. Если же нет, я разоблачу его и выставлю со службы как шантажиста. Главное, следить за всем, что говорю, чтобы избежать провокации в будущем. Когда труд окажется в моих руках, я вторично проведу успешные, уже проверенные академиком эксперименты. А дальше что бог даст. Мне, вероятно, будет нетрудно развязаться с Коринтели. На худой конец, если не удастся, возьму его соавтором. Среди ученых все равно заговорят обо мне. Я, и только я буду главным героем прессы, радио- и телепередач, всевозможных интервью. Никто и не вспомнит фамилию безвестного молодого человека».
Словно стряхнув с плеч тяжелый груз, директор приосанился. Душа его воспарила, и он подвел итог:
«Черт с ним, если другое не удастся, возьму соавтором. В глазах всех истинным автором буду все-таки я. Я, директор института астрофизики, профессор Отар Кахишвили, а не вчерашний студент и зеленый лаборант Рамаз Коринтели, выпестованный, поставленный на ноги и выведенный на научную арену именно мною. В конце концов, его рост и выход на широкую дорогу науки запишутся на мой счет, на счет воспитателя, ищущего таланты, заботящегося о будущем нашей науки, на счет бескорыстного человека, истинного сына отечества, ученого и деятеля, разделившего лавровый венок со своим учеником и ассистентом».