Сталин. История и личность
Шрифт:
Гнедин был арестован и заключен во внутреннюю тюрьму на Лубянке 11 мая. Его делом лично занялись Берия и бериевский прихвостень Кобулов, возглавивший следственный отдел НКВД по особо важным делам. Кобулов заявил Гнедину, что он арестован как «крупный шпион», и потребовал выложить все начистоту о «связях с врагами народа». Гнедин отверг обвинения. Тогда его привели в кабинет Берии, где в присутствии последнего Кобулов и лейтенант НКВД дали ему понять, что он «больше не в кабинете супершпиона, его бывшего шефа», т. е. Литвинова. Дабы вынудить Гнедина помочь состряпать дело против возглавляемой Литвиновым группы «врагов», орудовавших в Наркоминделе, его заставили обнаженным лечь на ковер перед столом Берии и зверски избили резиновыми дубинками. Избиения повторялись и становились все изощреннее, но Гнедин
Другие арестованные, близкие к Литвинову (в их числе дипломат Е.В. Гирш-фельд), не выдержали пыток. Гнедину показали протокол допроса Гиршфельда от 12-16 мая, в котором содержалось заявление, что Литвинов «в антисоветских целях подстрекал к войне»26. Совершенно очевидно, что именно в этом обвинили бы Литвинова и его подчиненных публично, если бы только Сталин решил столь убедительным способом продемонстрировать свое желание заключить сделку с Гитлером.
Тайный обмен мнениями между Москвой и Берлином шел все лето. Одновременно Сталин усилил нажим на Гитлера, дав Молотову указание обсуждать с англичанами и французами вопрос о заключении тремя державами пакта о взаимопомощи. Факт таких переговоров и цели пребывания в Москве руководителя центральноевропейского отдела британского МИДа Уильяма Стрэн-га были общеизвестны. В начале августа Стрэнг, так ни о чем и не договорясь, покинул Москву. Однако 11 августа в советскую столицу для обсуждения пакта трех держав на уровне генштабов прибыли британская и французская военные делегации. Советскую группу на переговорах возглавлял Ворошилов. В основном он тянул время. В конечном счете камнем преткновения оказалась неспособность англо-французской стороны добиться согласия Варшавы разрешить Красной Армии пересечь польскую территорию для того, чтобы «войти в контакт» с противником. Хотя польское правительство и было заинтересовано в
помощи России военным снаряжением и материалами, оно, однако, опасалось возможности советской оккупации Восточной Польши, чтобы пойти на такие условия27
Что касается Гитлера, то его на быстрое достижение соглашения с Москвой подталкивал не только призрак «новой тройственной Антанты». Гитлеровские планы предусматривали сокрушение Польши еще до того, как Франция и Англия выступили бы на ее стороне. Для обеспечения этого гитлеровские армии должны были выступизъ к началу сентября, т. е. до того, как осенние дожди могли бы затруднить операции28.
Четырнадцатого августа Риббентроп отправил в Москву телеграмму Шулен-бургу, в которой сообщил, что, «по мнению имперского правительства, между Балтийским и Черным морями нет таких вопросов, которые не могли бы быть урегулированы к полному удовлетворению обеих стран». После лихорадочного обмена посланиями об условиях соглашения Гитлер телеграфировал Сталину, что он намерен сделать пакт «долговременной германской политикой», и согласился с его проектом, подготовленным Молотовым. Гитлер выразил уверенность, что дополнительный протокол, которого добивается Москва, можно было бы быстро согласовать, если бы для ведения переговоров туда мог прибыть ответственный немецкий государственный деятель29. В результате Сталин пригласил Риббентропа посетить Москву 23 августа.
Получив послание Сталина, Гитлер не смог скрыть бурную радость «фюрера». Барабаня кулаками по стене, он выкрикнул: «Теперь весь мир у меня в кармане!»30 Двадцатого августа Гитлер, опережая события, объявил ошеломленному западному миру, что Германия и Россия договорились заключить пакт о ненападении.
Во второй половине дня 23 августа Риббентроп в сопровождении помощников прибыл в Москву на личном самолете Гйтлера «Кондор». Встреченный с почетом в аэропорту, на здании которого развевалось пять флагов со свастикой, он был доставлен в здание бывшего австрийского посольства, а затем привезен в Кремль на машине, украшенной флагом со свастикой. Здесь Риббентроп был приятно удивлен, увидев, что его ждали не только Молотов, но и Сталин. Переговоры прошли быстро, и после полуночи соглашения были подписаны.
Заключенный на десять лет договор о ненападении обязывал обе стороны отказаться от нападения друг на друга, не оказывать поддержки никакой
После подписания договора был сервирован поздний ужин. Сталин произнес тост в честь Гитлера. Он сказал, что ему известно о любви немецкого народа к своему «фюреру» и поэтому ему хотелось бы выпить за его здоровье. Молотов поднял бокал за Сталина и сказал, что именно Сталин своей мартовской речью, которую хорошо поняли в Берлине, обеспечил полную перемену в политических отношениях. Во время неофициальной беседы за столом Риббентроп пошутил, что в последнее время берлинцы, известные своим остроумием, говорят, что «Сталин еще присоединится к антикоминтерновскому пакту». Сталин заметил, что британская армия слаба, но французская заслуживает внимания. На это Риббентроп сказал, что в численном отношении она меньше немецкой, а «западный вал» Германии в пять раз прочнее французской «линии Мажино»31. Ужин закончился около двух часов ночи, и 24 августа Риббентроп вылетел на родину.
Несколько десятилетий спустя Гебхардт фон Вальтер и Карл Шнюрре, сопровождавшие Риббентропа в поездке в Москву, поделились со мной воспоминаниями об этом событии. На мой вопрос, что произвело на них наибольшее впечатление в Сталине во время переговоров с немцами, фон Вальтер ответил: «Его обаяние». И добавил: «Он мог очаровать кого угодно». По-видимому, Сталин использовал свое обаяние для того, чтобы убедить Риббентропа и сопровождавших его лиц, что ему можно доверять как партнеру по альянсу. С точки зрения Шнюрре, Сталин, вероятно, верил в союз с Германией, символом которого стал этот договор. В момент его подписания Сталин выглядел торжественно, его настроение было приподнятым, как будто бы он сделал выбор, отдает себе отчет в его последствиях и уверен в правильности предпринятого им шага. В течение вечера этого дня Сталин сказал, что если в предстоящий период Германию поставят на колени, то он придет ей на помощь на Рейн вместе с сотней красных дивизий32.
Ночью 24 августа, уже после отлета Риббентропа в Берлин, у Сталина на обеде на подмосковной даче присутствовали несколько членов Политбюро, в том числе Хрущев. Политический курс был разработан самим Сталиным и осуществлен им с помощью Молотова. В какой тайне он хранил предстоявшее событие, можно судить хотя бы по тому, что Хрущев впервые узнал от Сталина о приезде Риббентропа за день до прибытия последнего в Москву. Хрущев отреагировал на эту новость, высказав вслух предположение, не совершает ли, дескать, Риббентроп побег.
На другой день Хрущев, Булганин и Маленков по настоянию Сталина поехали охотиться на уток в расположенное рядом Завидово, где к ним присоединился Ворошилов. Вечером они привезли подстреленных уток на сталинскую дачу. Сталин был в на редкость хорошем настроении; он все время шутил и был явно доволен собой. Он сказал, что Риббентроп привез с собой проект договора о ненападении и дружбе, который и был подписан. Англичане, французы, сказал Сталин, узнают об этом на следующее утро и отправятся домой. Переговоры с ними, отметил он, оказались бесплодными. Они не отнеслись к союзу с СССР всерьез, а их истинная цель состояла в том, чтобы натравливать Гитлера на Россию. Вот и хорошо, что они уедут. Что же касается Гитлера, то Сталин сказал: «Конечно, все это игра — кто кого одурачит. Я знаю, что замышляет Гитлер. Он думает, что перехитрил меня, на самом-то деле я надул его». Сталин также заявил собравшимся членам Политбюро, что «благодаря этому договору война нас не коснется еще в течение какого-то времени. Мы сможем остаться нейтральными и экономить силы. Атам посмотрим, что получится»33.