Сталин. История и личность

Такер Роберт

Сталин вызвал адъютанта Ворошилова генерала Р.П. Хмельницкого и приказал ему передать Ворошилову, чтобы он прекратил переговоры с западными военными миссиями. Хмельницкий послал Ворошилову записку: «Клим! Коба сказал, чтобы ты сворачивал шарманку»³⁴. Двадцать пятого августа Ворошилов пригласил в Кремль руководителей обеих миссий — адмирала Р.А. Дрэкса и генерала Жозефа Думенка — и сообщил им, что в виду изменившихся обстоятельств продолжать переговоры нет смысла. Он в сердитом тоне обвинил поляков в том, что они не хотели советской помощи³⁵. Ворошилов с грохотом «свернул шарманку», и западные представители покинули Москву.

Первого сентября, обретя уверенность, что Россия останется в стороне, Гитлер обрушил всю силу вермахта на Польшу. Верные своим обязательствам

Англия и Франция объявили войну Германии. Вторая мировая война началась.

В сотрудничестве с Германией

Мир был ошеломлен соглашением между Гитлером и Сталиным. Британское чувство юмора полностью проявилось в знаменитой карикатуре Дэвида Лоу, изобразившего двух диктаторов, одетых в форму и с пистолетами в руках, которые, сняв шляпы, низко кланяются друг другу. Гитлер говорит? «С кем имею честь? Известный подонок, не правда ли?». Сталин отвечает? «Кровавый убийца рабочих, если не ошибаюсь?». В не меньшей степени были изумлены и сами русские, узнав из газет, что отныне Россия и Германия связаны узами дружбы.

Обращаясь 31 августа к Верховному Совету с просьбой ратифицировать пакт, Молотов критиковал позицию западных демократий на переговорах с Москвой, высказав предположение, что именно они подстрекали Польшу отказаться принять советскую военную помощь. Он также косвенным образом осудил Литвинова, который находился в зале в качестве депутата, за его прозападную ориентацию, сказав, что есть люди, которые, «увлекшись упрощенной антифашистской агитацией, забывали о провокаторской работе наших врагов в так называемых демократических странах». Этот антилитвиновский выпад дает дополнительные разъяснения относительно пыток, которым подвергались Гнедин и другие арестованные наркоминдельцы.

Что касается дружбы с партнером России по новому пакту, то Молотов заявил? «Вчера еще фашисты Германии проводили в отношении СССР враждебную нам внешнюю политику. Да, вчера еще в области внешних отношений мы были врагами. Сегодня, однако, обстановка изменилась, и мы перестали быть врагами»³⁶. Эти слова, быть может, вдохновили Оруэлла на тот эпизод в его романе «1984», в котором «Океания», состоявшая в альянсе с «Вестазией» против «Евразии», внезапно становится союзником «Евразии» в борьбе против «Веста-зии». Однако в отличие от подданных «Океании» у массы русских изменений в сознании под воздействием политического поворота не произошло. Многие все еще помнили о немцах как о врагах времен Первой мировой войны. Некоторые тогда сражались с ними и были готовы сражаться вновь. Если не считать безоговорочно поддерживающих Сталина лояльно настроенных граждан из выдвиженцев, то можно утверждать, что большинство пришли в уныние, были ошеломлены, испытывали глубокий стыд.

Хотя мы и не располагаем данными о тех, кто приравнял сталинский большевизм радикально-правого толка к фашизму, тем не менее можно утверждать, что новость о советско-германском пакте была встречена болезненно. Испытала беспокойство даже такая правоверная, как Раиса Орлова. «Итак, — писала она, — если мы за Гитлера, то каким виделось наше отношение к антифашистам, к романам Вилли Бределя и Фейхтвангера, к рассказам о пытках, которым подвергались коммунисты, и о их стойкости, к еврейским погромам и кострам из книг?»³⁷. Когда работавшему в расположенном на окраине Москвы тюремном авиаконструкторском бюро Туполеву показали советскую газету от 29 сентября (в ней был опубликован второй подписанный Молотовым и Риббентропом договор о германо-советской границе и дружбе), он смял ее в руках и воскликнул? «Какая дружба?! Что они там, с ума сошли?!»³⁸.

Не пользовался пакт популярностью и среди простых рабочих. На Первом государственном шарикоподшипниковом заводе, вспоминал один американский негр (он приехал в Россию во время Великой депрессии, стал советским гражданином и в 1939 г. работал на этом заводе), некоторые рабочие в его цеху, не скрывая, плакали. Другие молча хмурились. Он не встретил ни одного русского, который не испытывал к нацистам чувства ненависти³⁹. Некоторые бросали в адрес немецких фашистов враждебные замечания в присутствии секретных осведомителей и были за свои слова

арестованы⁴⁰. В московских парках собирались группы людей послушать агитаторов, разъяснявших значение договора. Раздавались голоса, что пакту уготована короткая жизнь, что Германии нельзя доверять и что она обязательно нападет на Россию⁴¹.

Со своей стороны Сталин добивался скрупулезного соблюдения новой линии, политики добрососедства. Опубликованная в «Правде» 3 сентября информация из Берлина о начале войны была подана под бесстрастным заголовком: «Военные действия между Германией и Польшей». Газетный обзор этих «действий» (11 сентября) был назван «Германо-польская война». Шестого сентября Шуленбург телеграфировал в Берлин, что освещение немецкой темы в советской прессе полностью изменилось и что антигерманская литература исчезла из книжных магазинов⁴². В датированной тем же числом корреспонденции из Москвы, опубликованной в «Нью-Йорк тайме», сообщалось, что прекращен показ антинацистских фильмов «Профессор Мамлок» и «Семья Оппенгейм», что в Театре им. Вахтангова снят спектакль по пьесе Алексея Толстого «Путь к победе» о роли Германии в интервенции в годы Гражданской войны, прекращена демонстрация ленты Эйзенштейна «Александр Невский». Читавшие роман«1984» помнят, что одна из задач Министерства правды «Океании» состояла в таком искажении исторических фактов, которое позволило бы убедить, что «Океания» никогда не была врагом «Евразии»⁴³.

По мере продвижения немецких армий через Польшу на восток многие русские, не подозревавшие о тайной договоренности о разделе Польши, все больше опасались того, что немцы не остановятся на советско-польской границе. Эти страхи усиливались официальными сообщениями о призыве в армию резервистов. Началась паническая скупка продовольствия в магазинах.

Тем временем в ходе секретного обмена мнениями Гйтлер оказывал нажим на Сталина, добиваясь, чтобы в соответствии с достигнутым между ними соглашением последний направил свои войска в Польшу. Сталин же, не желая, чтобы и его народ, и весь остальной мир поняли, что он вступил в сделку с Гитлером, оттягивал, насколько это было возможно, ввод в Польшу советских войск. Однако скорость немецкого продвижения исключила возможность длительной затяжки с принятием решения, и 17 сентября советские части вступили в Польшу. Полученная американским посольством в Москве информация стала еще одним свидетельством настроений русских людей. В ней сообщалось, что, услышав сообщение о начале советского наступления, рабочие на заводах взбирались на станки и громко приветствовали новость. Они полагали, что Красная Армия собирается вступить в бой с немцами⁴⁴.

Однако на самом деле Россия вставала на путь рискованного сотрудничества, которое, правда, главным образом осуществлялось за кулисами. Так, 9 сентября Молотов в телефонном разговоре просил Шуленбурга передать имперскому правительству свои поздравления в связи с вступлением немецких войск в Варшаву⁴⁵. Узнав через Шуленбурга, что советские войска начинают операции в Польше, Риббентроп был огорчен намерением Москвы публично объяснить свое решение необходимостью защиты этнического большинства украинцев и белорусов в Восточной Польше. Министр иностранных дел Германии посчитал, что подобная аргументация «выставит два государства перед всем миром в качестве врагов»⁴⁶.

Сталин и Молотов попытались успокоить Берлин, не отказываясь, впрочем, от того, чтобы в качестве предлога для вступления Красной Армии в Польшу выдвинуть необходимость защиты западноукраинских и западнобелорусских «кровных родственников», как это сформулировал Молотов 17 сентября в обращении по радио с сообщением об операции. Поскольку к тому времени польская армия была почти полностью разгромлена немцами, советская оккупация Восточной Польши встретила незначительное сопротивление и была быстро осуществлена. Захваченная территория составила около 200 тыс. кв.км, и на ней проживало примерно 13 млн человек — более 7 млн украинцев, более 3 млн белорусов, более миллиона поляков и более миллиона евреев. Как сообщил Молотов, Красная Армия во время операции потеряла 737 человек убитыми и 2599 ранеными⁴⁷