Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
– Леонард… Комес, - произнесла она.
Подошла к поклоннику и опять села в кресло; их руки почти соприкоснулись, но больше они не делали попытки сблизиться. Комес внимательно и понимающе смотрел на возлюбленную.
– Этот мальчик – третий мой ребенок от мужа, - сказала Феодора; она невольно заломила пальцы. – Взгляните на мои волосы – в них уже седина, которую я скрыла в косах… Я не знаю, чего вы ожидали…
Комес поднял руку, и она замолчала.
– Я не стал бы лгать тебе, что безразличен к твоей красоте, - сказал он; Феодора встрепенулась, опять услышав “ты”,
“И мне кажется так”, - подумала Феодора.
– Я не требую твоих признаний – я все вижу по твоему лицу, - продолжал критянин; он задыхался, несмотря на все свое самообладание.
Феодора опять попыталась заговорить, и он опять ей не дал.
– Я знаю, о чем ты думаешь! – воскликнул комес. – Я глубоко понимаю твою философию, хотя не читал твоих последних сочинений; но я читал твои мысли… Ты хотела сказать: для женщины очень часто признание в любви означает лишь то, что она готова отдаться.
Он усмехнулся.
– Мне нередко делали такие признания – и я отвергал этих поклонниц…
– Из-за меня? – воскликнула Феодора: пораженная в сердце мыслью, что, может быть, разбила жизнь этого героя.
Комес качнул курчавой черной головой.
– Нет… из-за них самих… и потому, что я таков, каков есть. Но ты другая – в тебе есть сила и, пожалуй, жестокость… Ты та, кого я мог бы назвать настоящей подругой!
Тут впервые Феодора серьезно подумала, сколько же женщин, должно быть, знал этот человек. Она была для него путеводной звездой – но мужчине гораздо чаще нужны женщины, чем звезды… А тем паче моряку…
Комес увидел на ее лице боль, которой Феодора не могла скрыть, и накрыл ее руку своей.
– Я жил без тебя, ты права… но жил так же, как ты без меня.
Феодора вспомнила о Валенте, и ей стало легче. Она улыбнулась.
– Я ведь ничего не обещала тебе, - сказала она.
Взглянула в карие глаза, опять ласкавшие ее лицо, фигуру, - и увидела, что комес тоже улыбнулся.
– Не обещала, - согласился он. – Ты только играла со мной.
И Феодора увидела, что он опять все понимает, - и не сердится: конечно, комес понимал, что она не могла вести себя никак иначе. И любил ее, несмотря на ее игру, – и за ее игру тоже!
Феодора встала: она в этот миг отсекла, пресекла в себе что-то. Сжала в кулак руку, скрытую складками парчового плаща.
– Комес, - сказала она. – Ведь вы понимаете, что дальше зайти это не может… Намного дальше, - поправилась она, глядя в смеющиеся глаза Леонарда. – Мы с вами убьем моего мужа, если позволим себе измену! А я люблю Фому, он родной мне человек, как бы ни был капризен и слаб!
Тут в люльке наконец проснулся и расплакался сын Фомы Нотараса – Феодора бросилась к Александру и схватила на руки. Вот теперь требовалось его переодеть, покормить и прочее…
– Уходите! – бросила она Леонарду, глядя на него поверх облачка золотистых кудрей сынишки. –
– Погодите.
Комес не двигался с места, глядя на нее.
– Я не негодяй, - сказал он. – И я все понимаю о вас, дорогая! Я когда-то поклялся вам и себе, что не трону вас, пока ваш муж жив и с вами, – если вас не разлучат непреодолимые обстоятельства! И то, что вы сейчас сказали, не изменило моих чувств…
Александр плакал; Феодора уже едва слушала гостя, дожидаясь, пока он уйдет. Леонард понял и быстро вышел из комнаты.
Явилась Магдалина – так скоро, точно подслушивала за дверью. Хотя, может, и подслушивала.
Когда Александра перепеленали и покормили, Леонард пришел опять. В этот раз его не приглашали – он сам, как Магдалина, почувствовал, когда вернуться.
Феодора не поднимала на него глаз, качая люльку.
Леонард присел около нее и тихо сказал:
– Я знаю, что невыносим для вас сейчас… Но для меня это ничего не изменило. Я знаю, что вы приехали, потому что отчаянно нуждаетесь в моей помощи: и вы правы в том, что я едва ли не единственный человек, который может вывезти из Византии вас и Феофано. Позже, когда вы будете готовы слушать, я лучше объясню вам ваше положение.
Феодора кивнула, не глядя на влюбленного.
Леонард взял ее за руку; она дрогнула, но не отдернула руки.
– Я сделаю для вас… и для вашей филэ, и для вашего мужа то, что вы хотите. Я доставлю вас в Рим.
Феодора прикрыла глаза.
– Если Фома согласится…
– Он согласится, - ответил комес.
В его голосе, в первый раз за время этого нежного объяснения, прозвучала насмешливая жестокость. Феодора закусила губу. Как трудно с мужчинами!
Не легче, чем с женщинами…
Она вздохнула.
– Но ведь вы понимаете, комес…
– Да, - ответил Леонард Флатанелос, вставая. – Я все схватываю быстро, сударыня.
Это новое европейское обращение резануло ей слух. Феодора вскинула глаза.
Комес улыбнулся – он уже стоял в дверях, с наслаждением глядя на нее.
– А ваша статуя все еще царствует на форуме, - сказал он. – Даже у султановых слуг не поднялась на нее рука!
Феодора прижала руки к груди, растеряв все слова для ответа. Комес легко, радостно рассмеялся; потом поклонился ей и исчез.
Феодора закрыла лицо руками; ребенок опять заплакал, но она в эту минуту не слышала его.
========== Глава 109 ==========
“Константинополь всегда был полон статуями и картинами, изображавшими богоподобных мужчин и женщин, прелестных и величественных, - они остались и посейчас… кое-где, в садах и домах уцелевших греков и итальянцев в своем праве; наверняка среди таких собирателей красоты есть и турки, обманывающие свой закон. Но слава женской статуи для турка – совсем не то, что для эллина! Как я сейчас хорошо понимаю это! А мой погибельный союз с Метаксией – здесь не действует математический закон сложения и закон логический: слава каждой из нас после слияния увеличилась не вдвое, а во много раз.