Стажер магического сыска

Гладкая Юлия Борисовна

— Татьяна Алексеевна, откройте, это полиция, — тихо сказала Воронцова.

— Что вам надо?

Даже сквозь дверь в приглушенном голосе слышался страх.

— Ничего, просто поговорить.

Загремел засов, дверь чуть приоткрылась и в щели показалось бледное девичье лицо.

— О чём поговорить? Я ничего не нарушаю и никому не мешаю.

— Можно мы войдём? — спросила Воронцова. — Разговаривать так — крайне неудобно.

Татьяна нервно кивнула и только чуть шире приоткрыла дверь, так что Воронцовой и Глебу пришлось протискиваться в её комнатушку. Девушка выглядела болезненной. Мертвенно

бледное лицо, под широко распахнутыми глазами залегли чёрные круги, волосы растрёпаны. Скромное платье застирано так, что вот-вот разойдётся на нитки.

Комната выглядела под стать хозяйке. Голые деревянные стены, узкая кровать, пара стульев, да разваливающийся комод. Что удивляло больше всего — это плотно задёрнутые шторы, ярко горящий светильник, а по всем углам расставлены зажжённые свечи и лампы.

— Что вам надо от меня? — испуганно спросила Татьяна, присаживаясь на кровать.

— Просто побеседовать, — сказала Воронцова. — О ваших делах, о жизни.

— Нет у меня никаких дел, уходите.

Анна покривилась.

— Вы выглядите так, будто что-то вас гложет…

— Нет, нет, нет, — быстро затараторила Татьяна, не слушая её, — я не хочу с вами ни о чём говорить, уходите, уходите.

Глеб медленно подошёл к ней, боясь напугать, осторожно присел рядом.

— Татьяна, прошу. Вы можете нам помочь.

Он мягко прикоснулся к её пальцам, чуть сжал кисть. По всему телу тут же закружило вихрем чужие эмоции. Страх, беспредельный страх, от которого не знаешь, замереть или бежать прочь со всех ног. Одиночество, как у единственного выжившего после кораблекрушения, что болтается по воле волн среди бесконечного ледяного океана. И под всей этой давящей массой, крошечное, как искорка, чувство обиды и несправедливости, за которую захочется отомстить и скинуть, наконец, груз с души.

— Татьяна, — осторожно начал Глеб, не отпуская её ладонь, стараясь словами раздуть эту маленькую искру в душе перепуганной девушки. — Представить не могу, что вам пришлось пережить и то, с каким грузом вы живёте каждый день. Помогите нам, расскажите всё, что знаете, и может быть это поможет и вам облегчить душу. Сколько невиновных пострадали из-за этого человека и сколько ещё могут пострадать. А вы способны его остановить.

Огонёк разгорелся чуть сильнее.

— У нас уже есть улики против него, — Глеб продолжил гнуть свою линию, тщательно избегая называть Морозова по имени. — Если ваши слова подтвердят наши предположения, ему уже не отвертеться. Он ответит за всё, что совершил.

В глазах Татьяны заблестели слёзы, она всхлипнула, сказала что-то беззвучно, одними губами.

— Что? — Глеб пригнулся ближе.

— Это Морозов, — прошептала Татьяна, её мелко трясло.

— Что он сделал? — спросила Воронцова.

— У меня была подруга, — быстрым шёпотом затараторила Татьяна, будто боясь, что порыв её храбрости вот-вот развеется, и она уже не сможет себя пересилить и всё рассказать. — Её звали Инга. Мы похожи с ней были, как сёстры. И на лицо, и по характеру. Нас все сёстрами считали, правда-правда. Она тоже из девиц, что за деньги… Она однажды хвастаться начала, что у неё богатый любовник появился. Ухаживает за ней, дескать, на подарки не скупится… А потом Инга просто пропала. Я не знала, что делать. А что, что мне надо было? Что я

могла? Надеялась, может Инга всё-таки уехала со своим любовником куда-то, может напишет однажды, приедет. Но её всё нет и нет.

Глеб и Анна слушали не перебивая.

— А потом однажды у меня на пороге он появился. Морозов. — Татьяну затрясло ещё сильнее, она лязгала зубами, но продолжала: — Слова всё говорил. Какая я красивая. Что в невесты меня возьмёт. Подарки приносил. Потом пригласил в поездку с ним отправиться…

По её щекам потекли слёзы.

— Я когда очнулась уже, в его домике оказалась, в лесу. Он измывался надо мной, как только мог придумать. Ингу мне показывал. Тело её. Говорил, что побалуется со мной и тоже убьёт.

Она сделала нервный вздох.

— Не знаю, сколько я там пробыла, в этом аду. Морозов всё уезжал и снова возвращался. И снова меня мучил. Однажды он забыл убрать один из своих ножей и когда его не было, я сумела перерезать верёвки и сбежала.

— Почему же вы не обратились в полицию? — спросила Анна, в голосе которой слышалось только боль и сочувствие.

— Против кого? — Татьяна обернула к ней безумный взгляд. — Против него? Моё слово против его? Продажной девки? Мало вам моей боли, вы ещё хотите и моего унижения?

— Не унижения, — быстро вставил Глеб, чуть сжимая её пальцы, — а отмщения этому ублюдку. Ради вас самой. Ради Инги. Ради всех тех, кто пострадал от него.

Девушка заплакала, прижавшись лицом к его плечу.

— Татьяна Алексеевна, — растерянно спросил Глеб, — вы сможете перед судом повторить вашу историю? Прошу вас.

Девушка, громко всхлипывая, закивала.

— Хорошо, не будем откладывать, — сказала Воронцова. — Поедем прямо сейчас, если понадобится, разбудим судью, пусть выдаст приказ об аресте Морозова…

— Нет-нет-нет, — быстро затараторила Татьяна, затравленно озираясь. — Я никуда не пойду, приходите завтра.

— Почему завтра? — вкрадчиво спросила Анна. — Мы можем съездить прямо сейчас, ваши показания очень важны.

— Я не выхожу по ночам из дома, — губы Татьяны тряслись. — Я боюсь темноты. В ней ходят мертвецы.

Воронцова явно хотела что-то ещё сказать, но увидев, что несчастную девушку трясёт так, будто она вынырнула из проруби, промолчала и только кивнула.

— Значит, мы приедем завтра, да? — спросил Глеб. — Сразу на рассвете, ладно?

— Хорошо, — Татьяна мелко затрясла головой, соглашаясь. — Но только когда будет светло. Если будет темно, я никуда не пойду. В темноте мертвецы.

— Завтра, когда будет светло, — пообещала ей Анна. — Доброй ночи, Татьяна.

Глеб попрощался с девушкой и они с Воронцовой спустились на улицу.

— Татьяна выглядит сумасшедшей, — сказал он. — Думаете, суд примет её показания?

— Решать это будет врачебная комиссия, а не мы с вами, — ответила Анна. — На текущий момент Татьяна наш главный и единственный свидетель, перебирать не приходится. После всего пережитого не удивительно, что она может быть напугана. Для нас же главное чёткость и ясность её показаний, в которые не вкрались навязчивые мысли и страхи. Если Татьяна на суде под присягой подтвердит виновность Морозова, мы его прихлопнем тяжестью остальных, косвенных улик.