Стена между нами
Шрифт:
— Дети должны родиться в браке, а значит, вы обязаны сделать свою избранницу законной супругой, — продолжаю, упрямо цепляясь за слова, сказанные байниан. — Ардере придется принять ваш выбор, но склониться перед недостойной — это позор даже для человека.
— Смотрю, госпожа Грейнн успела шепнуть тебе несколько слов? — безошибочно угадывает владыка. — Что ж, отчасти она права. Но зачем бы мне протягивать руку помощи тому, в ком сомневаются остальные ардере и сам Айоней? Третья попытка.
Теперь мне следует очень тщательно обдумывать, что говорить, потому что каждая следующая идея звучит
— Вам меня жаль.
Дорнан оборачивается и удивленно приподнимает брови, потом внезапно меняет направление и подводит меня к мостику над небольшим зеркальным прудом.
— Посмотри на неё, — он приобнимает меня за плечи, заставляет склониться над водой и кивает на отражение. И уже в который раз за последнее время я не узнаю себя: упрямо стиснутые губы, гордый взгляд, вздернутый подбородок, осанка, от которой спину сводит. — Эта женщина выглядит жалкой? Сломанной, потерянной, нуждающейся в покровительстве?
— Возможно, да, как и любой другой человек рядом с ардере? Я не знаю, — отворачиваюсь от водной глади. Где там самшитовый лабиринт? Если владыке не зазорно любоваться его красотой, то и мне можно. Праматерь, зачем алти-ардере играет со мной, чего добивается?
— А когда спорила с сехеди, точно знала. Что мешает сейчас, кроме показной девичьей скромности, конечно, признать, что тебе не нужна ничья жалость?
Насмешка в его словах звучит как вызов. Дорнану наш разговор, по всей видимости, напоминает игру в змею и птицу. На моих глазах — повязка, в его руках — колокольчик. Он умело использует звон, чтобы провести меня по лабиринту собственных выводов.
— Четвертая попытка, — невозмутимо продолжает алти-ардере.
— Чувства? Страсть, влечение, симпатия? — произношу — и тут же понимаю, что следовало бы промолчать: несмотря на дурацкие слухи, ни опытной соблазнительницей, ни даже выдающейся красавицей я не являюсь.
Дорнан разворачивает меня, притягивает к себе за талию так крепко, что мне приходится выгнуться и упереться ему в грудь обеими руками, чтобы сохранить хотя бы видимость дистанции. Ардере делает шаг вперед, прижимает меня к перилам мостика — теперь позади вода, бежать мне некуда.
— Такая страсть, Лиан? — интересуется он совершенно обыденным тоном, диким образом не вяжущимся с тем, что происходит между нами. Одной рукой проводит по моей шее, касается волос на затылке, затем медленно обводит линию подбородка и скул, дотрагивается пальцем до губ. — Ты её боишься? Или желаешь? Ответь.
Он склоняется к моему уху, скользит губами по венке на шее. Вот только я не могу произнести ни слова, равно как и вырваться, возразить или хотя бы понять, хочется ли мне отстраниться. Ноги отказываются держать, сердце срывается в неистовый бег, грудь словно огнем опаляет. Я чувствую себя птичкой, пойманной стальной рукой, — и это удивительным образом не пугает, а наоборот, начинает казаться правильным.
— Мы оба знаем, что рано или поздно это
Он ослабляет хватку и делает шаг назад, позволяя мне вдохнуть полной грудью и немного успокоиться, но я чувствую не облегчение, а неловкость и легкую досаду от того, что странное наваждение закончилось так быстро.
— Пятая попытка будет? — интересуется Дорнан, бесстыдно рассматривая меня с ног до головы. Наверное, сейчас и впрямь есть, на что поглазеть: румянец жжет щеки, грудь вздымается слишком часто, пальцы вцепились в ограду перил, ветер играет непокорными прядями. Боги, надеюсь, мой голос звучит хоть каплю бесстрастно:
— Судя по всему, угадывать я буду бесконечно.
— Вариантов осталось не так уж много. Пробуй.
Что ж, я и так, наверное, уже выгляжу совершеннейшей дурочкой. Одной глупостью больше, одной меньше:
— Вам нужно от меня что-то гораздо большее. Не покорность или формальная верность. — Он кивает, делает знак рукой, чтобы я продолжила. — Скорее искренняя преданность. Благодарность.
— Доверие, — поправляет алти-ардере. — Мне нужно твое доверие.
В озере позади раздается плеск, оглядываюсь: рыбка, ударив по воде ало-золотым хвостом, уходит в глубину.
— Это… так странно.
— Почему? — уточняет алти-ардере. — Ты уже немного привыкла к нашему миру? Перестала видеть в нас чудовищ, жадных до золота или чужой свободы? Брак — это не только возможность дать стране наследника. Это шанс на что-то большее, Лиан. На понимание, поддержку, тепло и заботу. Доверие, симпатию, а если всё сложится удачно, то на истинную страсть. — Он присаживается рядом на перила моста, но больше не смотрит в мою сторону. Взгляд владыки направлен в небо, к сияющей кромке пушистых облаков. А я впервые замечаю, что у Дорнана красивый профиль. Не горделивый, но очень правильный, словно вырезанный из камня усердным ваятелем. Алти-ардере распускает шнурок на волосах, встряхивает головой, позволяя ветру их перепутать. И щурится от удовольствия, ловя кожей лучи солнца. — Ардере во многом отличаются от людей, — продолжает он минуту спустя. — Боги дали нам малый выбор, но зато научили мудрости. Мы не ищем любви, мы её создаем. Мелочами, шаг за шагом, изо дня в день. Я готов идти навстречу, учиться понимать тебя, принимать твои суждения, терпеливо помогать преодолевать трудности. На мою искренность ты можешь рассчитывать. И я хочу, чтобы мой народ принял тебя и полюбил.
— Как госпожу на пять лет?
Он поворачивается ко мне, говорит веско, глядя прямо в глаза:
— Не на пять, Лиан. Если пожелаешь, то на гораздо более долгий срок.
И замолкает, давая спокойно обдумать сказанное. А я почему-то вспоминаю то глупое пророчество: замок, нашу комнату, объятия, бьющуюся под сердцем жизнь. Там, в этом кратком мгновении, я чувствовала не только покой, но и радость — его и свою собственную. Мы были одним целым, мы были счастливы. Однако слова Дорнана вырывают меня из грёз, жестоко возвращая в реальность: