Степь. Кровь первая. Арии

Бер Саша

– Да иди ты в пень, серая, достала, - заорала Зорька, поднимая с земли огромные лосинные рога, показавшиеся ей не тяжелее берёзовой веточки.

Но пока она их поднимала, чтоб забодать эту назойливую зверюгу, последней и след простыл. Зорька посмотрела на развесистые рога, выставила их перед собой, держа обеими руками и зашагала таким образом дальше. Но тут её как будто озарило. Она остановилась и задумалась. "Лось рога сбросил, волчица семью собирает, бер заснул. Так это Видения седмица!" и она обрадованная таким открытием, тут же оказалась в одной из больших землянок, где собрались все кутырки на выдане Нахушинского баймака.

На полнолуние через восемнадцать седмиц от зачатия, что, примерно, соответствует концу ноября, гуляли девичьи праздники, что слыли Веденскими. Эта точка на временной шкале для беременных ознаменовалась как половина беременного

пути. Время видений - знаков судьбы, знаков будущего. Внимательны были к любой мелочи. Наблюдали за звёздами, полётом птиц и поведению зверей, следили за облаками, слушали ветер и особенно воду. Особо девки выискивали в это время соек - небольших птичек с ярким оперением, хохолком на голове и длинным хвостом. Сойка - лесная птица, которая известна тем, что подражает пению других птиц. Может воспроизводить и другие звуки - от стука топора до человеческого голоса. Если сойка в это время прилетит к куту и начнёт кричать - это добрый знак. Услышав этот призыв надо обязательно следовать за птицей. Сойка непременно поведёт дорогой к счастью. Девки как одна верили в это безоговорочно. Сойку в народе называли вещуньей. У такой птицы на крылышках расположены маленькие зеркала, в которых можно видеть своё будущее. Зловредные нежити прекращают осаждать поселения и куда-то пропадают с земли на всю зиму. Девки собирались вместе в одном кутов, накрывали столы, приглашали в гости парней. Посиделки продолжались до рассвета и сопровождались "похабными" играми. Взрослые тоже ходили друг другу в гости, только в приделах своего баймака и рода. Ходили от жилища к жилищу и пьянствовали целую седмицу. Кроме того, пекли лепёшки с солью и носили их в загон, где подкармливали стадо - наделяя их здоровьем и прося Святую Троицу защиты от волков.

Зорька огляделась в сумрачном свете очага и пары лучин. Такой большой землянки она что-то не припоминала. Тут же и пацаны Девяткины были. Все стояли в разных местах землянки и молча улыбались, смотря на Зорьку. Вот Краснушка с красным носом, вот Елейка, не то совсем исхудала, не то просто высохла, вот Малхушка, всё такая же жирная, ни капельки не изменившаяся. А за ними среди кутырок, она вдруг увидела Сладкую и с ней маму, причём вели они себя, как маленькие дети, сидя на полу и играя в куклы. "Они-то, что тут делают на нашем празднике?
– в недоумении высказалась Зорька. Тут третья кутырка, что с ними играла, повернулась и Зорька ахнула. Это была Хавка, которая скривив и так вечно сморщенное лицо, громко и злобно рявкнула:

– Во! Явилась, у девки щель оволосилась. Чё стоишь, рот разявила?
– и указывая тощей ручонкой куда-то в сторону, добавила, - вишь, Чуров столб совсем упал, поди подымай, давай.

Зорька улыбнулась. Она прекрасно была осведомлена о каком "чурове столбе" идёт речь. Это была одна из разновидностей молодёжных игр зимнего периода с явным сексуальным антуражем. Она очень была рада всех их видеть. Какое-то удовлетворяющее спокойствие разлилось по всему телу. Хоть играться в эти детские игры ей уже как повидавшей жизнь молодухе не хотелось, но тем не менее всё же посмотрела в ту сторону, куда указывала вековуха. Там прижатый к стене, спрятанный шкурой с ног до головы стоял Неупадюха. Почему Неупадюха? Да потому, что через проделанную в шкуре дырку свисал его огромный уд, который каждая девка Нахушинского рода вид узнает. Для этих игр пацаны только Неупадюху и использовали. Она подошла к "упавшему Чурову столбу", улыбнулась, услышав, как за шкурой шумно задышал Неупадюха. Тут лицо опять зачесалось, и Зорька припала левой стороной к шкуре, начав об неё тереться. От этой процедуры приятная нега разлилась по всему телу. Неожиданно для самой себя, она почувствовала вязкий, тягучий свет Славы, потёкший от неё в разные стороны. Она даже видела его, как тот просачивается через шкуру к Неупадюхе. Зорька ещё потёрлась щекой о шкуру и издевательски тихо, возбуждающе ласково, чуть с хрипотцой от наигранного наслаждения произнесла:

– Неупадюха. Ну, чё ты "упадюхой -то" заделался?

В ответ из-за шкуры раздался не то короткий стон, не то протяжное сглатывание...

– Заря, мать твою, прекрати, - раздался вопль отчаяния откуда-то из далека, как будто какая-то баба орала со двора землянки.

Всё вокруг резко пропало. Землянка, её подруги, бабы с мамой, вообще всё. Пропала радость, лёгкость и взамен им навалилась жуткая головная боль, жжение левой половины лица, текущие слёзы и не человеческая тяжесть во всём теле. Она осознала, что где-то лежит и что ей холодно. Всю трясло. Веки были настолько

тяжёлыми, что никакой силой не открывались. Она пыталась, очень, но ничего не выходило. Наконец правый глаз открылся узкой щелью, но кроме тусклого света она ничего разглядеть не могла. Мешали слёзы, заполнившие глаз и не желающие вытекать. Она попыталась наклонить голову на бок и это ей с трудом, но удалось. Голова качнулась и завалилась на право. Слеза вытекла по щеке, но вернуть голову в исходное состояние она уже не смогла. Зорька увидела маленькую, буквально крошечную землянку. Нет, даже не землянку, а нору какую-то. Нора была завалена сеном, на котором, похоже, она и лежала. Было душно, но при этом очень холодно, как в леднике.

Тут перед глазом появилось лицо бабы. Зорька прищурила глаз, чтоб сфокусировать зрение и узнала её. Это была Онежка.

– Всё, угомонись, - старалась как можно мягче, успокаивала она Зорьку, - не трать силу. Она тебе ещё пригодится. А будешь меня ею калечить, брошу тебя здесь в яме к собакам лысым и подыхай тут.

– Где я?
– прошептала Зорька, даже не шевеля губами.

– На ка, попей отвару, - в место ответа потребовала знахарка.

Только тут Зорька поняла, как она хочет пить. Она почувствовала, что её тело просто высохло изнутри и абсолютно пустое. Онежка одной рукой придержала голову, другой поднесла чашку к губам. Во рту всё пересохло, и живительная тёплая влага в буквальном смысле слова жизнью окропила мёртвое тело. Сначала смочила губы и язык. Ожила челюсть, но резкая боль в щеке, заставила оставить её в покое и не трогать движениями. Затем глоток, второй, третий. После всей чаши Зорька наконец-то ожила.

– Что со мной?
– прошептала она, когда Онежка опустила её голову обратно на сено.

– Убили тебя, - спокойно и даже равнодушно ответила Онежка, убирая чашку в сторону.

– Как?

– Да вот так, - с какой-то даже злостью огрызнулась знахарка, - да ты не переживай. Как видишь, убили не полностью. Коли эту ночь переживёшь, то и дальше глядишь получится.

Она отвернулась в сторону, говоря сама с собой:

– Хотя зачем тебе жить дальше и как?

– Звёздочка, - буквально простонала Зорька.

– Да вон она лежит. Насосалась титьки и дрыхнет. Тебе надо есть и пить больше, иначе молока совсем не будет.

С этими словами она встала, согнувшись. Полностью выпрямиться не давал земляной потолок, который крест на крест удерживался двумя брёвнами, а центр этой конструкции упирался на вертикальный столб, вкопанный в пол. И так согнувшись в три погибели, куда-то ушла. Зорька тяжело вздохнула, закрыла глаз и вынув руку из-под шкуры, которой была накрыта, потрогала левую сторону лица, по-прежнему жутко чесавшуюся и вдобавок нудно болевшую. Но лица там не оказалось! Вместо него на всю половину от уха до носа была прилеплена жёсткая, сплошная маска. Зорька с ужасом поняла, что целой половины лица у неё просто нет.

Вновь появилась Онежка с миской в руках. Подползла к Зорьке на четвереньках, шурша соломой.

– Пей, - грозно скомандовала она, - тебе надо напиться и уснуть.

Но Зорька отвернула губы и прошептала:

– Что у меня с лицом?

– Нашла о чём заботиться, - злобно шикнула на неё знахарка, у тебя жизнь на волоске висит, а она о своей морде беспокоится. Пей, говорю. Некогда мне тут с тобой рассусоливать. Заметит кто обоим Черта придёт. Свалилась напасть на мою голову.

С этими словами она резко приподняла голову Зорьке, схватив её за волосы, от чего та застонала и сунула к губам пойло. Зорька выпила содержимое, при этом чуть не подавившись.

– А теперь спи. Я тебя здесь закрою. Свет потушу. Звёздочку положу под грудь. Проснётся сама титьку найдёт. А ты спи.

С этими словами она проделала всё сказанное и уползла куда-то. Стало темно. С боку Зорька почувствовала живой, тёплый комочек.

– Доченька, - прошептала она, вновь выдавливая из себя слезу и как-то сразу погрузилась в небытие.

Зорька стояла на площади родного баймака. Судя по времени года были всё те же Ведения, но на этот раз она была одета в тяжёлый тулуп, в котором трудно было двигаться, так как он был очень толстый и жёсткий. Она была одета полностью, как на выход в лютый мороз. Вокруг не было ни души. Полная тишина. Молодуха огляделась, поискала взглядом хоть кого-нибудь. И тут, где-то в районе Данухинского сада-огорода, закричала соя, как местные называли лесную птичку сойку. Зорька встрепенулась, обрадовалась. Эта птичка, да на Видения - это же счастье великое. Она тяжело развернулась в негнущемся тулупе и столь же тяжело потопала на крик птицы.