Степкина правда
Шрифт:
— Не надо, Коля, не надо. Он хоть и маленький, но коготки у него покрепче кошкиных. Пусть он поест как следует, тогда и поиграешь.
И в самом деле, медвежонок проглотил последний кусок, облизнулся и, встав на задние лапы, замотал своей треугольной головой.
— Смотрите, смотрите, Мишутка кланяется! — засмеялась сестра.
— Это он благодарит вас за угощение, — пояснил гость.
Мишутка опустился на передние лапы, обошёл и обнюхал наши ноги, а дойдя до гостя, встал, обхватил его
— Борется. Вот подрастет немного — с вами будет бороться. — И гость ласково потрепал Мишутку за голову. — Ну, Мишутка, прощай. Да смотри не обижай Колю!
Я отнес Мишутку к себе в комнату и вернулся еще раз поблагодарить гостя, но мама с бабой Октей уже утащили его в столовую угостить чаем. И, конечно, расспросить о папе.
— Должен вас огорчить, товарищи, — сказал он, отказавшись от чая, — дела у нас на приисках таковы, что многие из нас там зазимуют.
Мама испугалась, но гость улыбнулся и успокоил ее:
— Нет, нет, ничего там с людьми не случилось, и ваш муж вполне здоров. Но колчаковцы при отступлении разрушили и затопили все шахты…
— Какой ужас! — воскликнула мама.
— А нам приходится их восстанавливать, — вздохнул гость. — Ваш муж — хороший специалист, на приисках его очень ценят, — добавил он. — Так что вы уж не волнуйтесь… А золото для нашей страны особенно нужно. Возьмем золото — будет у нас и хлеб, и машины. Без золота с капиталистами торговли не начнешь… Ну, да вам муж все подробно опишет. А я, прошу прощенья, пойду. Мне спешить надо.
И гость, распрощавшись, пошел к выходу. А я, даже забыв поблагодарить его, умчался к Мишутке.
Медвежонок, оказывается, не терял времени и знакомился с моими вещами: две книжки уже были разодраны в клочья, а Ленкина кукла валялась без головы и платья. Увидав меня, Мишутка подбежал, поднялся на задние лапы и, обхватив мою ногу, стал раскачивать ее изо всей силы. При этом коготков его я вовсе не чувствовал: умный Мишутка их спрятал. Я дал ему побороть себя и лег под ним на обе лопатки. Медвежонок так обрадовался своей победе, что тут же облизал мне все лицо и запрыгал, заносился по комнате. И хрюкал, как поросенок.
Но разве может быть радость полной, если никто, кроме меня, не видит этого! И я, оставив Мишутку, помчался во двор. А через пять минут у меня уже были почти все мои дворовые товарищи.
День прошел в игре с Мишуткой, в хлопотах по устройству его квартиры. Слава о Мишутке загремела по всему двору, а желающих поглазеть на диковинку оказалось уйма. Даже взрослые приходили к нам взглянуть на живого медведя, и я уже стал побаиваться за моего лохматого друга: разозлят его своими ласками, а он возьмет и укусит.
Пришли прсмотреть на медвежонка Валька и его нарядная мама. Я,
А на другой день пришли Коля Синицын, Андрей, Петро и Степка. Все они тоже долго забавлялись и «боролись» с Мишуткой, а Степка сказал:
— Вот бы в школу его отдать, мы бы за ним все доглядывали.
— Подарить? — опешил я.
— А тебе жалко? Зато все бы доглядывали. А тебе одному трудно…
— Вот еще! — обиделся я на Степку: распоряжается, как своими вещами. А Мишутка мой. Мой — и ничей больше!
— Да нет, я ведь так только, — глядя на меня, сказал тот. — Не хочешь — не дари. А мы завтра в город идем, — перевел на другой разговор Степка, — сына Черной Бороды будем разыскивать. Пойдешь с нами?
Еще бы я не пошел!
— А Сашу тоже возьмете?
— Возьмем, — улыбнулся Степка. — Но, смотри, никому больше не говори, понял?
Медный Крудо
Назавтра мы вшестером отправились в город. Знали мы всего-навсего адрес доктора, лечившего когда-то сына Черной Бороды, восьми–девятилетнего мальчика по фамилии Ветров. И больше ничего. День был воскресный, и народищу в городе было уйма у ресторанов и магазинов. Но меньше стало попадаться калек и нищих. Я даже обратил на это Степкино внимание, а тот объяснил нам, что нищих и калек собирают «совдепы» и кормят их за свой счет.
— Гляньте, пацаны! — вскричал Саша. — Потребиловка!
И в самом деле, на другой стороне улицы стояла целая толпа взрослых, в большинстве женщин, а два мужика прибивали над входом в новую лавку огромную свежевыкрашенную вывеску:
«Государственный потребительский магазин».
Мы перебежали улицу и смешались с толпой. Человек в белом халате читал нараспев перечень товаров и цен, по которым будут они продаваться в этой лавке.
— Тетенька, а это чья лавка? — спросил я женщину, не спускавшую глаз с человека в халате.
— Нишкни[26]! Дай послухать!
— Чудак, — шепнул Саша, — не видишь, что ли, написано: государственный. Значит, ничейный. Потребиловка. А ты и не знал, да? Они теперь везде будут.
— Не знал, — признался я. — А в Знаменском тоже?
— Факт!
Человек перестал читать и весело оглядел женщин.
— Ну как, бабоньки, устраивает?
С минуту длилось молчание. А потом заговорили все разом:
— Цены хороши, а товары-то будут ли?
— По сколь давать будете?