Степкина правда

Чаусов Николай Константинович

— А вы? А они? А вы что же?..

Я уже хотел рассердиться, но Юра подхватил меня на руки, подбросил к потолку, потом еще покрутил в воздухе и, опять поставив на ноги, спросил:

— Ну как? Голова кружится?

— Не кружится! — проворчал я.

— А у меня кружится. Можешь меня поздравить, Кегля: я — рабфаковец! Почти студент! Да здравствует наша славная рабочая интеллигенция! Ура!

— Ура! — крикнул я без особого восторга. — Тебя приняли, да?

— Приняли, брат, приняли!

— И ты рад? Ты счастлив?

— Что за вопрос? Конечно!

— А почему я не могу радоваться? Почему мы все, мальчишки,

не имеем права быть счастливыми? Почему, а?!.

Юра посерьезнел, взял опять меня за руки и, подумав, сказал:

— Да, обстановка у вас, друзья, неважнецкая. Что же мне с вами делать? Может быть, пойти к Панковичам и просить их уговорить Валю не обижать вас? Вас — детей рабочих, батраков, большевиков, революционеров? А ведь советская власть, разрешив этих ваших бойскаутов, была уверена, что не нэпманские сынки, а вы займете в их рядах главное место. И не дадите себя в обиду… Вы — наследники революции! А вот маменькиных сынков да буржуйчиков испугались. Эх, вы, друзья-путешественники!.. Так что, сходить к Панковичам? Поклониться?

— Тебе смешно, — надулся я.

— А вам грустно? — улыбнулся брат. — Значит, плоха еще ваша дружба.

И, видя, что я окончательно потускнел, примирительно досказал:

— Вот в Москве новая детская организация появилась: пионеры! Уж те не дадут себя в обиду бойскаутам!

— Пионеры? А это кто?

— Такие же ребята, как и вы. Мальчишки, девчонки…

— И девчонки?..

— Да, девчонки. Только вам до этих девчонок далековато. Вы же маменькиных да буржуйских сынков боитесь да жалуетесь, когда они вас побьют или прогонят…

Но я затеребил Юру и заставил его рассказать все-все о пионерах: кто они, чем занимаются, с кем дружат и против кого воюют.

— Да ведь я сам толком еще не знаю, брат. Нам сегодня в депо один товарищ из Москвы рассказал про эту новую детскую организацию. Так и сказал: детскую Ленинскую организацию^[25]! А рассказал он нам вот что…

Черная Борода

Ночью, уже лежа в постели, я долго думал о пионерах. Вот бы и у нас поскорее создали такую организацию! Но почему товарищ Ленин, подписав декрет о пионерах, не заставил сразу же создать пионерские отряды! Разве они не помогали бы взрослым воевать против белых генералов и иностранных? Ведь в пионеры принимают самых храбрых и готовых сражаться за дело рабочего класса, как сказал Юра. И еще одно мучило меня: в пионеры будут принимать детей рабочих, крестьян и трудящихся. А интеллигенты — это трудящиеся? А вдруг — не трудящиеся? Ведь когда кого-нибудь называют интеллигентом, то называют насмешливо, как «чистоплюем» и «белоручкой». Значит, я не трудящийся? И меня не примут? Это было так страшно, что я даже побоялся спросить об этом Юру. Ну, что ж, утешал я себя, не примут как интеллигента и белоручку, примут как брата комсомольца и бойца революции…

Утром я немедленно разыскал Сашу. Но тот выслушал меня и сказал:

— А мне уже Степка рассказывал…

— Степка? А почему мне не говорил? Я ему не друг, да?..

— Да нет, — подражая Степке, протянул Саша. — Ты же вчера в баню ходил с матерью, а ему дядя Егор, знаешь, когда сказал?… Это что, — перебил сам себя Саша, — мне Степка еще про Черную Бороду рассказывал, а ему дядя Егор…

— Про кузнеца?

— Про партизана, вот про кого!

У него кличка такая была: Черная Борода. А когда Колчак убил его, весь отряд эдак стали звать. Вот здорово, правда?

— Что? — не понял я, чем, собственно, восхищается Саша.

— Да ну как же, — загорелся тот. — Да ты знаешь, он какой был? Он завсегда в разведку ходил! К самоим карателям, вот! А как пойдет, так ихний штаб разобьет, а еще языка притащит, вот! За него каратели, знаешь, сколь денег давали, за мертвого? Сто тыщ, вот! А за живого еще больше!

Теперь удивился и я: какой же он был храбрый, этот Черная Борода, что каратели сулили за него целых сто тысяч! Да еще, наверное, золотом!

— А еще у него сын был, вроде как мы, маленький, так его сын тоже в партизанах ходил, в разведчиках.

— А он жив?

— А я знаю? Степка говорит, что когда его беляки ранили…

— Маленького? — удивился я.

— Факт! А думаешь, контра маленьких не стреляла? Да у Черной Бороды каратели всю семью прикончили: и жену, и старуху, и девчонок маленьких. А мальчишку доктор один взял к себе тайно, чтобы беляки не видели. Он его и лечил…

— И вылечил?

— А кто его знает. Степка говорит: вот бы найти его! А что, ведь можно найти, верно?..

Саша замолчал: мимо нас по двору, держа в руке маленький узелок, прошел Волик. Он и сейчас даже не взглянул в нашу сторону и завернул за угол своего дома. А еще через минуту меня позвала домой Ленка.

Живой подарок

У самого крыльца я чуть не столкнулся с незнакомым мне высоким мужчиной. Он, верно, кого-то искал и потому все время оглядывался, а приглядевшись ко мне, поймал меня за руку и удивленно спросил:

— Эге, да ты, никак, и есть Коля?

— А вы почему догадались, дядя?

— По карточке. Карточки ваши схожие очень: что у тебя, что у твоего папы.

— Так вы от папы?! — И вдруг увидел у него под мышкой ящик с дырками, как для фруктов.

— От него. Ну, веди, Коля, домой, покажи, как вы тут живете.

— Мама! Баба Октя! Лена! К нам от папы приехали! От папы!..

Конечно, все высыпали навстречу гостю, заставили раздеваться. Мама и бабушка потащили его в столовую, но гость поднял с полу ящичек и загадочно улыбнулся.

— Нет, товарищи, прежде выполню самое главное поручение, — и протянул мне торжественно ящик. — За хорошее поведение папа дарит тебе, Коля, настоящего, живого медведя — Мишутку!

Я был вне себя от радости. Но где же Мишутка? И хотя ящичек был тяжел, но не мог же живой медведь уместиться в такой шкатулке. Что это, игрушка? Заводной медвежонок?.. Но гость снова взял у меня из рук подарок, поставил на пол.

— А теперь прошу молочка. И немного хлеба.

Он быстро открыл крышку ящика, и из него высунулась лохматая треугольная голова с крошечными глазенками. Голова повернулась во все стороны, чихнула, и весь медвежонок вывалился из своей клетки. Леночка взвизгнула и отскочила, а мама попятилась от Мишутки, как от страшного зверя. Вдруг кто-то сердита зашипел: это кот Васька, тершийся у моих ног, увидал Мишутку, вздыбил шерсть, выгнул колесом спину и шарахнулся прочь, фыркая и рыча, как сумасшедший. А Мишутка уже лакал молоко и уплетал куски хлеба, тихо урча и переминаясь от удовольствия. Я хотел погладить Мишутку по бурой шерстке, но гость предупредил: