Стихи. Книга Пятая

Ильинский Олег Павлович

***

И верится, что мыслим — не впустую, И кажется — нам фея ворожит, Пока мы носим в мускулах скульптуру И акварель между ресниц дрожит.

***

Море тихо шаланду колышет, Словно рифма колышет стихи, И тогда ты впервые услышал, Как на Крите поют петухи.

***

Простор зеркальных соответствий, Весёлых кадров кругозор — В её американском детстве Так много белок и озёр.

***

Обаянье

далёкого гребня, Полевые изгибы дорог, Огоньки задремавшей деревни, Первозданная флегма коров.

***

Весь город акварелью тронут, И все кварталы нам тесны — Нью-Йорк — Флоренция — Верона — Авиалиния весны.

***

Секунда — тонкий силуэт И ускользающий набросок — И снова нам покою нет От блеска молнии раскосой.

***

Ушедшему солнцу на смену, Две мощных включая луны, Водитель воздушную стену Сверлит по дорогам страны. Сторонятся меридианы, Туманится горный излом, И плещутся два океана За этим горячим стеклом.

***

Британии непризнанная дочь С парламентом устала совещаться — Дымит Варфоломеевская ночь, Обвешанная гроздьями взрывчатки.

***

А город не верит ни в память, ни в стих, Ни в женский глазной хрусталик — Вот ночь, и на ней — фонарь блестит, И нет никаких весталок.

***

А мы с тобой забыли о часах, Мы две зари при встрече помирили, Заворожённый в праздничном берилле, Наш день был щедр, покуда не иссяк.

***

Оглох переулок, соборные рёбра застыли, Окошко не стукнет, не брякнет задвижка ночная, Луна отыскала осколок разбитой бутыли И тихо играет, в алмазы его превращая.

***

Мир входит, кинолентами опутан, Зерном в экран и студнем в решето, Мир бредит, как помешанный компьютер И словно растворяется в ничто.

***

Красочный блик для картины Нью-Йорка, Символ его тематической сложности: Персики зреют у нас на задворках, И виноград оплывает на ножницы.

***

Рассвет горел румянцем ледяным, Сияньем винным в хрустале древесном, Стеклянный голос ряженого леса Гремел с утра, и плыл каминный дым. Деревья, как холодные костры, Серебряное изрыгали пламя, И к стёклам побелевшими губами Прижались оснежённые дворы.

***

Нью-Йорк не даётся — Нью-Йорк сквозь пальцы течёт, Окна, летя по ветру, теряют улицам счёт. Нью-Йорк обжигает пальцы жёсткой своей корой, Как горячий каштан в мороз на Сорок Второй.

***

Это

лето для нас водопадной водой завершилось, Мы на память берём нестареющий вид из окна, Кленовый листок в значке полицейской машины, Виноградную гроздь и цветную бутылку вина.

***

Плыли лилии в клюквенном морсе, И знобило осину в лесу, Отраженья разбойничьих Корсик Проходили во сне по лицу.

***

Острый парус струится над лесом, Над столетними соснами вея — Я вишу под упрямым навесом, Привязавшись к бумажному змею.

***

Кем будешь? Бессонницей синей, Богиней из пены морской, Сиянием камня Бернини, Моей ли нью-йоркской строкой.

***

Там у доски сломался школьный мел — Кусочек детства в нём окаменел.

СТИХОТВОРЕНИЯ РАЗНЫХ ЛЕТ (не вошедшие в данное бумажное издание)

Саардам

Лопасти ветряной мельницы, Хлопающая ставня у окна, Лодка за окнами на мели С парусом холщовым видна. Стружка под стульями рыжая, Рубанок, два отвеса, скоба, Рубаха мокрая, хоть выжми, Резкая конвульсия лба. Кружка в меди подстаканника, Водочная бутыль полпуста. Плотник из гавани Петр Михайлов Жирную селедку жует с хвоста. 1951

«Вминаются ноги в мокрую глину…»

Вминаются ноги в мокрую глину, Сиреневый куст от дождя поник, И, словно ведро воды опрокинув, Срываются капли на дождевик. «Смотрите, как дождик по листьям строчит, Я ноги давно уже вымочил вдрызг, Паршивое лето нынче… А впрочем, Мне нравится шорох стеклянных брызг. Вы, верно, намокли? Холодно, вечер. Мне куртки довольно, возьмите мой!» Бросаю мой плащ на узкие плечи, На волосы схваченные тесьмой. Со смехом слетают капли с сирени, Под желтым откосом бьется река, И шаркает мокрый плащ по коленям, И волосы ветер треплет слегка. Сирень ударяет веткой по глазу, Над речкою радужный мост повис. Я слышал когда-то из старых сказок, Что боги по радугам сходят вниз. «Новый журнал». 1952, № 30

Белка

Солнце хлещет светлым потоком Обдавая письменный стол. Не стерпел и глянул из окон На березовый белый ствол. Между веток темная шкурка, Глядь — и нету, глядь — и прыжок, Перекинулась тельцем юрким, Не ошиблась ни на вершок. Ветки темные обметает, Головой вертит, какова! А внизу на припеках тает, И слегка подмокли дрова. В белом свете ошибка, верно — Что за невидаль на дворе: За окном продаются вербы, Вербы свежие в январе. «Новый журнал». 1952, № 30