Стихотворения и поэмы

Тихонов Николай Семенович

315–319. ПЕТРОГРАД, 1919

1. ЧАСОВОЙ

Гудел закат осенним шквалом Над часовым, За пулковским пустынным валом Летел пожаров дым. Был часовой лихой кузнец ли, Иль токарь боевой, Иль плотник с песней молодецкой, С чубатой головой. Был часовой стрелок, моряк ли, Иль воином иным — Виски усталостью набрякли От длинных лет войны. Стоял в изорванной шинели, Испытанный в боях, И всех невзгод над ним летели Косматые края. За ним лежал во мгле ненастной, Тяжел и нелюдим, Тот город, гордый и прекрасный, Что был непобедим. В осенних дней холодной пене, В ночах, острей ножа, Он был готов стоять бессменно, Тот город сторожа. Он был готов стоять бессменно, Замены не прося, Ему сказал, нахмурясь, Ленин, Что отступать нельзя! 1939

2. ВРАГИ

А проклятые, землю кровавя, всё ближе Подходили враги, Этот путь всеми муками смертными выжжен, Эти белого ада круги. Это к городу шла разгуляться Длинноусого вора орда, Это шли на российских хлебах отъедаться Иноземной орды господа, И от белого ль финна, от белого ль эста Сколько нечисти той принесло, Замесилось пожаров тяжелое тесто И на крови рабочих взошло. Только мертвые были, как братья, похожи… Меж

смертельно тоскующих нив Им казалось, что всё одного и того же Каждый день убивают они. И что тот большевик, тот бессмертный рабочий Всё навстречу из ямы встает, И сражается вновь, и сдаваться не хочет, И победную песню поет. Им гранитного города снились палаты, Над Невой разукрашенный сад, Когда в лоб им ударил над пулковским скатом Петроградских орудий раскат. Где шатается нынче, не знаю, Родзянко, Но тогда он сказал сгоряча: «Завтра буду по Невскому шпорами звякать — Что глядеть мне на город сейчас!» Им казалось всё треском последних хлопушек Над игрушечной той высотой, Когда грозно ворвалося в пьяные уши Это полное трезвости: «Стой!» 1939

3. АНГЛИЧАНЕ

Что за флаги блестят на закате, Чей эсминец разводит волну? — То британский предательский катер, Захлебнувшись, уходит ко дну. Чья мелькнула стальная обводка, Чернотой поднялась глубина? — То британская серая лодка… В вечный сон погрузилась она. «Почему мы погибли без славы, Моряки океанского льва?» — Вы спросите того, кто отправил Из далекого Лондона вас! Вы придите к нему вот такими, По плечам чтоб струилась вода, Чтоб губами зелеными имя С мертвым хрипом проклясть навсегда. Вы скажите ему, да погромче, Что со дна поднимается месть, Что на свете — вы знаете точно — Не одна, а две Англии есть! Если первая словом обманным Их направила на Петроград, То вторая вела сквозь туманы Их печальные тени назад. И что Англия эта вторая Помнит яростно имя его, Голодая и зря умирая, — Так скажите от сердца всего, Чтобы он ваше слово припомнил И чтоб это сбылось поскорей, Когда будет народом он вздернут На красивейшей мачте морей! 1939

4. ГОРОД. НОЧИ ОБОРОНЫ

Ну как сейчас припомнишь эти ночи, Как будто где-то далеко грохочет, А в улицах мертвеет тишина, И только по холодным голым сучьям Дробь дождевая катится и мучит Людей, сидящих молча у окна. Вкруг города — кладбище паровозов, А в городе — разбитые дома, Детей голодных жалобы и слезы, И нашего базара кутерьма, И мысли, оголенные, как сучья… Нет, не таким был Петроград могучий, Он вышел тихо в вечер ледяной, Он баррикад выстраивал громады, Он вышибал прикладами окно, Он пулеметы ставил там, где надо, Колючую он проволоку вил, Чтоб враг бы в ней свои запутал шпоры, От ненависти плача и любви, Сжигал дома или сносил заборы, Чтобы расчистить пушечный обстрел; Он на чердак перетаскал гранаты. Чтобы в любой проулочной норе — Чтоб только смерть была врагу вожатым. Хлеб яростно пекли пищевики, И швейники шинели молча шили, И женщины, набив песком мешки, Сложить окоп из тех мешков спешили. Докладчик в зале, от махорки душной, Читал доклад о битвах в Октябре, И моряки, доклада не дослушав, Уже в ряды теснились во дворе. Домохозяйки корпию щипали, И, от бессонных синие ночей, Путиловцы по гайке собирали Броневики — с винтовкой на плече. И, мрак прорезав светом небывалым, Как будто бал затеян на всю ночь, Дружины шли в богатые кварталы Проверить в доме каждое окно, Перетряхнуть матрацы и перины, Раскрыть шкапы, поднять полы порой. И там, где с виду было всё невинно, Оружье было спрятано горой,— Где ждали белых, так уж их хотели, Что в шинелях заранее потели, Зажав наган дрожащею рукой, Пришив погон и на мешке с мукой. И гадов тех снимали те отряды… Такими были ночи Петрограда. 1939

5. БОЙ

В сиянье солнца гулкого, За боевой трубой Иду холмами Пулкова В далекий этот бой. Встают бойцы упорные На утре давних дней, Кость белая и черная Пытают: кто сильней! У Пулковских размашистых, Неприбранных высот, У подступов овражистых В атаку полк идет. Поет — и это пение Всё шире и лютей, Оно глушит шипение Летающих смертей. И белый полк без выстрела, Бледнея, пятит шаг, И рвется в поле чистое Занывшая душа. Но надо ж и ответ держать, И, поборов тоску, Идут они в штыки, дрожа… Подходит полк к полку. Сошлись они без выстрела, Устлав траву собой… Смотрю на поле чистое, В далекий этот бой. Вы, милые товарищи, Вас бил далекий град, Вы — те, что дрались давеча За Красный Петроград. Вы с честью били ворога Разбойных всех племен, Нам ваше имя дорого, Ваш подвиг — с нами он! В сиянье солнца гулкого Он с нами навсегда, Над славной высью Пулкова Летит, горя, звезда. То, крылья величавые Приветно закачав, Летит над нашей славою Питомец новых слав! 1939

320. ВОСПОМИНАНИЯ КРАСНОАРМЕЙЦА XI АРМИИ

Большие годы, дальние Запали нам в умы, Как бились в Красной Армии В Одиннадцатой мы. Дробили вражьи полчища, Летевшие на нас, Храня твои урочища, Твои края, Кавказ. Пришло нам время лютое, Повсюду враг залег, Раздетые, разутые, Ушли мы на восток. Патроны все расстреляны, Все кончились корма, Ударила метелями Калмыцкая зима. Рука лежит на поводе Синее топора, Мы шли в тифу и в голоде, Одетые в буран. А над холмами снежными — Замерзших груда тел, Пустыней шли безбрежной мы, Где ворон не летел. Лишь волк спиной потертою, От холода свинцов, Блеснет да ткнется в мертвое Шершавое лицо. И на того на волка мы Смотрели, как в бреду, И каждый думал: «Долго ли… Сейчас я упаду». Упавших не считали мы, Тоскуя без границ, И снились нам за далями Сады родных станиц. На Волге отдохнули мы, Утих метели гром. Богаты стали пулями, Всем боевым добром. Мы отстояли Астрахань, Ломали белым кряж, Водил нас в битвы частые Любимый Киров наш. Мы дрались под Царицыном, И — пленным — в эти дни Смотрели прямо в лица им, Угрюмей, чем они. Смотрели в их по-кроличьи Безумные глаза, От ярости и горечи Ни слова не сказав. В ночь, звездами сожженную, И сон нам не покой, Всё снились наши жены нам Над Тереком-рекой. Уж тополя по зорькам там Стоят, как бунчуки, Лежат меж нами горькие Пустынь солончаки. Уже снега расцвечены, Весна уж налицо,— Однажды сизым вечером Собрали всех бойцов.

* * *

Хоть сколько лет прошло с тех пор, Я помню всё до дна: Мы видим, вот идет комкор, Идет сам Киров к нам. Тесней сомкнув за рядом ряд, Мы замерли без слов, Глядим: глаза его горят, А весь лицом суров. «Товарищи, —

он говорит, — Вы помните Кавказ, И все, кто там в степях лежит, Не в памяти ль у вас? Когда ударила зима И между двух смертей Вы шли, и даже смерть сама Вас не была лютей. Вас тиф валил и голод грыз, Бурана волчий вой, Свистел мороза синий свист Над вашей головой. И вы ушли от милых мест, Покинув дом в ночи, Там белых сабель блещет плеск, Там бродят палачи». Стояли мы как онемев, Глядя по сторонам, И только месть, и только гнев Стучали в ребра нам. «Молчат проклятые пески, Где кости сложены, Я знаю силу той тоски, Которой вы полны. Мы здесь сразили всех врагов, И завтра — грозным днем — От Волги вольных берегов Мы к Тереку шагнем». Стояли мы похолодев И не сводя очей, Но каждый вдруг помолодел От кировских речей. «Станицы ждут, аулы ждут, Нас вольный ждет Кавказ». Его слова нам сердце жгут, Кипит душа у нас. «Не так дорога далека, Там кончим мы войну, Обнимет горец казака, И встретит муж жену». Была весна, и степь цвела, Хрустела соль в песках, И тень орлиного крыла Лежала на войсках. Мы били белых, как гроза, На Тереке седом, Мы не смотрели им в глаза, Подернутые льдом. Мы гнали белых за Кизляр, И пленникам своим — Мы не глядели им в глаза — На что веселье им? Мы всю развеяли тоску В садах родной земли, И утром огненным в Баку Мы с Кировым вошли. Давно то было, но хочу До старости сберечь Неизменяемо ничуть Тот путь, ту ночь, ту речь. 1937

321. КОМСОМОЛЬСКАЯ ОДА

От пен океанского вала До старых утесов Кремля Такой молодежи не знала Видавшая виды земля. Стучит ли топор дровосека В глуши затаймырских болот, Подводный ли строится флот, Где сложные тайны отсека И грозных машин обиход, Плывет ли в Гренландию лед, Где знамя советского века Над полюсной льдиной встает, — От книжных страниц до раскрытых Пустынь стратосферных высот Кипит этой силы избыток, Идет комсомольский поход. От пен океанского вала До старых утесов Кремля Такой молодежи не знала Видавшая виды земля. Под гулкий азарт стадионов, Где мускулы бронзой полны, Под грохот товарных вагонов, Везущих богатства страны, В морях ли, во льдах и туманах, У горнов, где блещет литье, В путях ли, которым Стаханов Дал строгое имя свое, Под гул самолетных моторов, В колхозах, где рожь высока, — Остры их горячие взоры, Крепка молодая рука. От пен океанского вала До старых утесов Кремля Такой молодежи не знала Видавшая виды земля. Идут, отшвырнув белоручек, В тайгу, где лишь дебри рычат. Там жизнь их суровая учит, Где волки учили волчат. В мученье трудов неприметных, В закалке их яростных воль Встает из тайги беспросветной, Как юный рассвет, — Комсомольск, И смотрят отцов их громады На мир, что действительно нов, И сердце отцовское радо Такому упорству сынов. От пен океанского вала До старых утесов Кремля Такой молодежи не знала Видавшая виды земля. Бандитский ли залп перекатом Пройдет пограничной грядой — На смену упавшему брату Встает его брат молодой. На сопках таких Заозерных, Где желтый налетчик залег, Где, флаг его сбросив узорный В разбойничьей крови поток, Сметая налетчика силу, Промчался наш огненный шквал, — Там над самурайской могилой И штык комсомольский сверкал. От пен океанского вала До старых утесов Кремля Такой молодежи не знала Видавшая виды земля. Далеко идут по вселенной Круги нескончаемых битв, Но слава о нас неизменно Над ветхой землею гремит. И племя растет молодое — Могучего леса побег, И солнце глядит золотое На листьев зеленых разбег. И в шуме той рощи веселой Пророчество будущих лет: Свободной земли новоселы Идут во Всемирный Совет. От пен океанского вала До старых утесов Кремля Такой молодежи не знала Видавшая виды земля. 1938

322. ДЕВЯТОЕ СЕНТЯБРЯ 1944 ГОДА

Я так жалею, что я не был В том сентябре в балканских далях, Когда твои земля и небо, Сестра Болгария, восстали! Когда волна освобожденья Сердца людские расковала, Сентябрь, как май, дышал твореньем Весны, доселе небывалой. И годы черные казались Обвалом, рухнувшим в глубины, И вновь на Шипке повстречались Болгаро-русские дружины! Но уже новою весною Болгарских братьев обнимал я, Краса Софии предо мною Всем блеском мартовским сияла. Хотя и шли еще солдаты На фронт, в холмы за Балатоном, Но миру люди были рады, Полям без выстрела и стона. Я слышал вольных песен голос, Долины пели и поляны, Где Вела Пеева боролась, Сражалась милая Лиляна. И братства верною основой Остались в сердце дни такие, Летело слово Димитрова Над пробужденною Софией. И вот прошли года… Былое Глядит героев павших ликом, А настоящее — с тобою, В размахе чудном и великом. Сестра Болгария! Всё краше Страна — любовь златая наша, Пускай довольства полной чашей Твой будет новый день украшен! Я мысленно пройду от края Тебя до края, от Дуная — Все горы, к морю, где играет Волна зеленая, родная. И, как волна, пусть пенит радость Все города, поля, высоты, Сестер и братьев, зрелость, младость — Годов трудолюбивых соты! <1959>

323. ВОСПОМИНАНИЕ

Не может сердце позабыть былого, Хотя оно уж за годов горой, Я вспоминаю — и волнуюсь снова — Далекий ныне год сорок второй. Над обгорелой рощей легкой тенью Весь голубой июньский день летел. На линии резервных укреплений Один участок генерал смотрел. Смотрел окопы, блиндажи и доты, Всю маскировку, лазы и ходы, Всё было крепкой, мастерской работы. Он вдруг увидел девушек ряды. И в строгие он всматривался лица, Как будто видел первый раз таких, Каким не только надо удивиться, А унести в солдатском сердце их. «Скажите мне, что здесь работы вашей?» — Спросил он. — «Всё, товарищ генерал!» — «Как, эти доты строили вы даже? А кто ж их так хитро маскировал?» «Мы все!..» — «А кто вам проволоку ставил? А кто же вам окопы одевал Так чисто, что и щепки не оставил?» — «Всё мы одни, товарищ генерал!» И генерал пошевелил бровями: «Но мины ж вы поставить не могли?» — «Саперами мы тоже были сами, Всю связь мы тоже сами провели…» — «Немалый путь, я вижу, вы прошли!..» И взгляд его скользнул по лицам острым, По их суровой, девичьей красе: «А что вы все похожи, словно сестры?» — «Мы сестры все, мы комсомолки все! Мы ленинградки!..» В солнечные дали, За Пулковский, в боях разбитый вал, Невольно тут взглянул поверх развалин, Чтоб скрыть волненье, старый генерал… Когда теперь мы слышим отовсюду Про молодости подвиг трудовой — На целине, на стройках, равных чуду, Сиянью зорь над юной головой, Я знаю, что ничто не остановит Бесстрашных тех, упорных юных тех, Пусть грозы все гремят степною новью, Шторма встают штормов превыше всех, Пусть колет вихрь мильонами иголок И валит с ног на предполярном льду… Я вспоминаю этих комсомолок Под Пулковом в сорок втором году. 1958