Ты восхитительна! Ты пышно расцветаешь — И это чувствуешь — и гордо щеголяешь Сапфирами твоих возвышенных очей, И пурпуром ланит, и золотом кудрей, И перлами зубов, и грудью лебединой, И стана полнотой, и поступью павлиной. Отчаянье подруг и чудо красоты! Скажи, кого зовешь, чего желаешь ты Порой, как в тишине благословеньем ночи Смежаются твои лазоревые очи, Как тайные мечты не дремлют — и любовь Воспламеняет их и гасит вновь и вновь? Я знаю: это он, младый и чернобровый, Прекрасный девственник, надменный и суровый; Им соблазнилась ты. Он манием руки Смиряет конские разбеги и прыжки; Он метко боевым булатом управляет, И в час, как хладными лучами осыпает Полночная луна недвижимый залив, Он, смелые стопы железом окрилив, Один, на звонком льду, меж сонными брегами,
Летает с края в край проворными кругами. О нем мечтаешь ты; твой небезгрешный сон То нежно скрашен им, то жарко возмущен: Чело твое горит, и вздохи грудь волнуют, И воздух… медленно уста твои целуют!
Песни:
" Пусть свободны и легки "
Пусть свободны и легки Мчатся юности досуги! Пейте, братья, пейте, други, Удалые бурсаки! В честь учености спесивой, И тяжелой и пустой, Сидя мирной чередой, Прите шрамовское пиво. Вся беседа гордо встань: Бурсе нашей знаменитой Слава! Лейте пунш сердитой В богатырскую гортань! [За разгульную красотку, За свободу наших дней!] Улыбнись, бурсак, и пей Сокрушительную водку! Други-братья! вот оно — Волхов, Тибр и Ипокрена: В нем огонь, и шум, и пена — Благодатное вино! И струи его живыя В честь красавицы своей Всякой прямо в сердце лей, И да здравствует София!
" Дороже почестей и злата "
Дороже почестей и злата Цени свободу бурсака! Не бойся вражьего булата, Отважно стой и мсти за брата И презирай клеветника! Люби трудов благую сладость, Науки, песни и вино; Одной красавице — всю младость: С ней мрак и свет, печаль и радость, Уста и сердце заодно! Но бодро кинь сей мир прекрасной, Когда зовет родимый край: За Русь святую, в бой ужасной, Под меч судьбины самовластной Иди и живо умирай! Цвети же, Русь! Добро и слава Тебе, отчизна бурсака! Будь честью первая держава, Всегда грозна и величава, И просвещенна, и крепка!
" Когда умру, смиренно совершите "
Когда умру, смиренно совершите По мне обряд печальный и святой, И мне стихов надгробных не пишите, И мрамора не ставьте надо мной. Но здесь, друзья, где ныне сходка наша Беседует разгульна и вольна; Где весела, как праздничная чаша, Душа кипит студенчески-шумна, — Во славу мне, вы чашу круговую Наполните блистательным вином, Торжественно пропойте песнь родную И пьянствуйте об имени моем. Все тлен и миг! Блажен, кому с друзьями Свою весну пропировать дано; Кто видит мир туманными глазами И любит жизнь за песни и вино!..
" Разгульна, светла и любовна "
Разгульна, светла и любовна Душа веселится моя; Да здравствует Марья Петровна. И ножка, и ручка ея! Как розы денницы живые, Как ранние снеги полей — Ланиты ее молодые И девственный бархат грудей. Как звезды задумчивой ночи, Как вешняя песнь соловья — Ее восхитительны очи, И сладостен голос ея. Блажен, кто, роскошно мечтая, Зовет ее девой своей; Блаженней избранников рая Студент, полюбившийся ей!
ПРОЩАЛЬНАЯ ПЕСНЯ
В последний раз приволье жизни братской, Друзья мои, вкушаю среди вас; Сей говор чаш — свободной дружбы глас — Сей крик и шум — разлив души бурсацкой, Приветствуют меня в последний раз. Заутро день засветится мне новый; Свежо вздохнет младая грудь моя; Веселыми очами встречу я Родимые долины и дубровы… Где ж вы, мои разгульные друзья? Могучий бог ведет меня далече От вас, моих сограждан-бурсаков! Найду ли где поэзию трудов, Наш дивный быт и пламенное вече, Живую жизнь и мысли без оков? О! будь же вам звездою путеводной, Друзья мои, свобода юных лет! Да радостно, средь удалых бесед, Она хранит ваш дух своенародной И сумрачный вам озаряет свет. А мне, друзья, отрадою священной Останется счастливая мечта Про вас и Дерпт, про милые места, Где
я гулял, младой и вдохновенной, И с вами пел: все миг и суета!
Цикл "Dubia"(1822–1829)
POSTSCRIPTUM
Твердо будучи уверена, Что вы с удовольствием Курите сей сорт табака, Взяла я смелость послать К вам один фунт Оного, и надеюсь, что Вы не откажете мне В благосклонности принять Картуз сей подарком На первый день апреля.
ДОМ СУМАСШЕДШИХ В ДЕРПТЕ
От учения уставши, Наконец пришел к себе, И все книги побросавши, Растянулся на софе. Прочитать хотел Рамбаха, Чтоб немного отдохнуть, Но игранье Зегельбаха Приказало мне заснуть. Я заснул, но мне приснился, Други, пречудесный сон: Предо мной будто явился Наш приятель Петерсон. "Долго ль, — он сказал, — лениться, Нежиться по пустякам. Вечер славный! и пройтиться Непременно должно нам!" — Делать нечего! согласен, Но куда же мы пойдем? "Левенштернов сад прекрасен! Там мы, может быть, найдем"… — Понимаю! — мы пустились, Но, о ужас! Что ж потом Вместо сада нам явилось: Боже! сумасшедших дом! В Юрьеве дом сумасшедших? Вот и надпись! Ну, прочтем: "Пристань для умов отцветших". Не налево ли кругом? Чтоб каким-нибудь случаем В пристань нас не занесло!" — Нет, зайдем; авось, узнаем Из знакомых кой-кого! Мы вошли в огромну залу О шести больших дверях; Надпись каждой объявляла О живущих там гостях. Первый тут отдел поэтам, А второй — профессорам! Остановимся на этом; Прежде к ним пойдем… а там, Если станет нам охоты, И других мы посетим: От своей давясь перхоты, И чахоткой одержим, Вот Паррот многоученый С бюстом Невтона сидит, То целует, то взбешенный, С гневом на него глядит. "Все равно, — он восклицает, — Что Паррот и что Невтон. Славен он, — все уверяют, Но кому ж он одолжен? Быть великим я позволил, Чрез меня он и велик: Он мою прочесть изволил "Theoretische Physik". Вот наш Эверс: пред картиной Гнев его являет вид; С толстою сидит дубиной И кому-то в ней грозит. Я взглянул: с брегов Балтийских Рюрик с братьями спешит Скипетр взять князей российских Над славянами княжить. Эверс крикнул: "То докажет пусть дубина, Что везде я так нашел". И давай тузить геройски И картину, и князей, К берегам чтоб Черноморским Князь шел с братьею своей…
ДРУГУ
Не искушай меня бесплодно, Не призывай на Геликон: Не раб я черни благородной, Ее закон — не мой закон. Пусть слух ее ласкают жадной Певцы — ровесники ее; Ей слушать песни их отрадно, Они для ней своя семья: Ни вкус, ни век, ни просвещенье Не разграничивают их; Ее приводит в восхищенье Безжизненный, но звучный стих. Так песнь простая поселянки Пленяет поселян простых; Так песни буйные цыганки Приятней арий для иных. Не искушай меня бесплодно, Не призывай на Геликон: Не раб я черни благородной, Ее закон — не мой закон.
" Когда б парнасский повелитель "
Когда б парнасский повелитель Меня младенца полюбил; Когда б прекрасного даритель Меня прекрасным наделил; Была б и я поэтом славным; Я гласом стройным и забавным Певала б громкие дела, Отрады Бахуса, вина, Киприды милой упоенья, Или подобное тому. Но дар отрадный песнопенья Отказан духу моему, И не могу я мыслей, чувства В немногих рифмах заключить — И тоном высшего искусства Пред каждым их проговорить. Я прозой чистою пленяюсь, И ею всюду объясняюсь; Примите ж в прозе мой привет: "Пусть ангел вашего явленья Вас охраняет много лет, И пусть святое провиденье Вас удалит от зол и бед! Пусть ваши дни — всегда блистая Лишь видят радость и покой, Как легкокрылого дни мая Все кажут радость и покой!"