Толпа ли девочек крикливая, живая, На фабрику сучить сигары поспешая, Шумит по улице; иль добрый наш сосед, Окончив чтение сегодняшних газет, Уже глядит в окно и тихо созерцает, Как близ него кузнец подковы подшивает Корове, иль ослу; иль пара дюжих пcов Тележку, полную капусты иль бобов, Тащит по мостовой, работая всей силой; Служанка ль, красота развившаяся мило, Склонилась над ведром, готова мыть крыльцо, А холод между тем румянит ей лицо, А ветреный зефир заигрывает с нею, Теребит с плеч платок, и раскрывает шею, Прельщенный пышностью живых лилей и роз;
Повозник ли, бичом пощелкивая, воз Высокий, громоздкой и длинной-передлинной, Где несколько семей под крышкою холстинной, Разнобоярщина из многих стран и мест, Нашли себе весьма удобный переезд, Свой полновесный воз к гостинице подводит, И сам почтенный Диц встречать его выходит, И Золотой Сарай хлопочет и звонит; Иль вдруг вся улица народом закипит: Торжественно идет музыка боевая, За ней гражданский полк, воинственно ступая, В великолепии, в порядке строевом Красуется, неся ганавский огнь и гром: Защита вечных прав, полезное явленье; Торопится ль в наш дом на страстное сиденье Прелестница, франтя нарядом щегольским, И новым зонтиком, и платьем голубым, Та белотелая и сладостная Дора… Взойдет ли ясная осенняя Аврора, Или туманный день печален и сердит, И снегом и дождем в окно мое стучит — И что б ни делалось передо мною — муки Одни и те ж со мной; возьму ли книгу в руки, Берусь ли за перо, — всегда со мной тоска: Пора же мне домой… Россия далека! И трудно мне дышать, и сердце замирает; Но никогда меня тоска не угнетает Так сокрушительно, так грубо, как в тот час, Когда вечерний луч давно уже погас, Когда все спит, когда одни мои лишь очи Не спят, лишенные благословений ночи.
ЭЛЕГИЯ
"Здесь горы с двух сторон стоят, как две стены;"
Здесь горы с двух сторон стоят, как две стены; Меж ними тесный дол и царство тишины — Однообразие в глуши уединенья; Градские суеты, градские наслажденья Здесь редко видятся и слышатся. Порой Пройдет с курантами потешник площадной, Старик, усердный жрец и музыки и Вакха; Пройдет комедия: сын Брута или Гракха. И свищет он в свирель, и бьет он в барабан, Ведя полдюжины голодных обезьян. Тоска несносная! Но есть одна отрада: Между густых ветвей общественного сада Мелькает легкая, летучая, как тень, Красавица; светла и весела, как день, Она живительно бодрит и поднимает Мой падающий дух; она воспламеняет Во мне желание писать стихи ей в честь, Стихи любовные. Еще отрада есть: Вот вечер, воздух свеж, деревья потемнели, И, чу! поет она; серебряные трели, Играя и кружась, взвиваясь надо мной, Манят, зовут меня волшебно в мир иной, В мои былые дни, и нега в грудь мне льется, И сладко, сладко мне, а сердце так и бьется!..
ВЕСНА
Великолепный день! На мягкой мураве Лежу: ни облачка в небесной синеве! Цветет зеленый луг; чистейший воздух горной Прохладой сладостной и негой животворной Струится в грудь мою, — и полон я весной! И вот певец ее летает надо мной, И звуки надо мной веселые летают! И чувство дивное те звуки напевают Мне на душу. Даюсь невольно забытью Волшебному, глаза невольно закрываю: Легко мне, так легко, как будто я летаю Летаю и пою, летаю и пою!
ЭЛЕГИЯ
(И. П. Постникову)
"В тени громад снеговершинных,"
В тени громад снеговершинных, Суровых, каменных громад Мне тяжело от дум кручинных: Кипит, шумит здесь водопад, Кипит, шумит он беспрестанно, Он усыпительно шумит! Безмолвен лес и, постоянно Пуст, и невесело глядит; А, вон охлопья серой тучи, Цепляясь
за лес, там и сям, Ползут пушисты и тягучи Вверх к задремавшим небесам. Ах, горы, горы! Прочь скорее От них домой! Не их я сын! На Русь! Там сердцу веселее В виду смеющихся долин!
ЭЛЕГИЯ
"Опять угрюмая, осенняя погода,"
Опять угрюмая, осенняя погода, Опять расплакалась гаштейнская природа, И плачет, бедная, она и ночь и день; На горы налегла ненастной тучи тень, И нет исходу ей! Душа во мне уныла: Перед моим окном, бывало, проходила Одна прекрасная; отколь и как сюда Она явилася, не ведаю, — звезда С лазурно-светлыми, веселыми глазами, С улыбкой сладостной, с лилейными плечами; Но и ее уж нет! О! Я бы рад отсель Лететь, бежать, итти за тридевять земель, И хлад, и зной, и дождь, и бурю побеждая, Туда, скорей туда, где, прелесть молодая, Она господствует и всякий день видна: Я думаю, что там всегдашняя весна!
ЭЛЕГИЯ
"И тесно и душно мне в области гор,"
И тесно и душно мне в области гор, В глубоких вертепах, в гранитных лощинах: Я вырос, на светлых холмах и равнинах Привык побродить, разгуляться мой взор! Мне своды небес чтоб высоко, высоко Сияли открыты туда и сюда; По краю небес чтоб тянулась гряда Лесистых пригорков, синеясь далеко, Далеко: там дышит свободнее грудь! А горы да горы… они так и давят Мне душу, суровые, словно заставят Они мне желанный на родину путь!
ЭЛЕГИЯ
"В Гаштейне общий стол невыносимо худ,"
В Гаштейне общий стол невыносимо худ, А немец им вполне доволен! Много блюд, И очень дешево! Он вкуса в них не ищет, И только будь ему недорога еда: Он всякой дрянью сыт — и как он рад, когда С нее же он еще и дрищет!
ГОРА
Взойди вон на эту безлесную гору, Что выше окружных, подоблачных гор; Душе там отрадно и вольно, а взору Оттуда великий, чудесный простор. Увидишь недвижное море громадных Гранитных, ледяных и снежных вершин, Отважные беги стремнин водопадных, Расселины гор, логовища лавин, Угрюмые пропасти, полные мглою, И светлые холмы, поляны, леса, И грады, и села внизу под тобою; А выше тебя лишь одни небеса!
ИЗРЕЧЕНИЕ А. Д. МАРКОВА
Любил он крепкие напитки, и не мало; В свободные часы он их употреблял; Но был всегда здоров и службу исполнял Добропорядочно, — и дело не стояло За ним; был духом тверд, глубокомыслен; слов Не тратил попусту; но речью необильной Умел он действовать решительно и сильно. При случае умы своих учеников Он ею поражал, как громом: так однажды, Палимый жаждою, он воду пить не стал — Другой Катон в пустыне! — и сказал, Поморщившись: "Вода не утоляет жажды".
МОРЕ
Струится и блещет, светло, как хрусталь, Лазурное море; огнистая даль Сверкает багрянцем, и ветер шумит Попутный: легко твой корабль побежит; Но, кормчий, пускаяся весело в путь, Смотри ты, надежна ли медная грудь, Крепки ль паруса корабля твоего, Здоровы ль дубовые ребра его? Ведь море лукаво у нас: неравно Смутится и вдруг обуяет оно, И страшною силой с далекого дна Угрюмая встанет его глубина, Расходится, будет кипеть, бушевать Сердито, свирепо — и даст себя знать