Столичный доктор. Том VII
Шрифт:
Пять минут — и всё кончено.
Оставшиеся в живых разбежались.
Потом считать мы стали раны… Семеро убитых, тридцать четыре раненых, из них восемь — тяжелые: один огнестрельный перелом, один позвоночник, три ранения живота, и еще три — груди. Основные потери — во взорванном вагоне. Кто-то очень хитрый рассчитал длину поезда, уложил взрывчатку прямо в том месте, где остановились теплушки казаков. Найду — лично расстреляю!
Остальные раненые — более-менее терпимо: мягкие ткани, конечности без переломов. И одно, блин, вывихнутое плечо! На ровном месте! От нападения какого-то сброда, вооруженного неизвестно чем!
Разбор полетов я отложил на потом, сам поспешил на сортировку. Будем оказывать помощь в условиях, приближенных к боевым. Пока сносили и раскладывали, успели установить палатку для операционной, и даже начать ее разворачивать. Час от старта работ до момента, когда можно было проводить первую операцию. С небольшим плюсиком в три минуты, но результат просто отличный. На неподготовленном месте, в чистом поле. Вот медики — молодцы. В дороге не песняки распевали, а занимались учебой. Вот уж кто шапкозакидательскими настроениями не страдает.
И сортировку провели спокойно, без лишней суеты. Кого надо — обезболили, повязку поменяли.
Меня, правда, пытались оттереть, мол, негоже самому главному начальнику руки пачкать, есть кому. Нет уж, позвольте, я тоже кое-что умею. Сменил китель на белый халат, встал за операционный стол и лично провёл первую лапаротомию. Пуля прошла насквозь, задев кишечник — обычное для боевого огнестрела. Руки работали автоматически, но в голове билась только одна мысль: вот этим мне и надо заниматься. Не бюрократию разводить, не распоряжения подписывать, а оперировать. Потому что люблю это, а не административную работу. Вон, Тройер пусть бумажки перекладывает — с утра до обеда из правой стопки в левую, а потом наоборот. До Порт-Артура, считай, еще не доехал, а уже тошнит меня от команд, которые надо раздавать подчиненным. И это со скальпелем в руках.
Пока медики оперировали и перевязывали, остальные разбирали завал на путях. Умно, кстати, сделали. Не просто набросали мусора на рельсы, а за поворотом, так, что заметной преграда становилась, когда до нее оставалось совсем немного. Так поезд мог вообще сойти с рельс.
Заодно перегружали имущество из последнего вагона, пострадавшего от взрыва. Что именно там рвануло — пока оставалось загадкой. Но использовать для передвижения никак не получится. Выгрузим — отцепят, прибывшие железнодорожники найдут, что делать.
А я тяжело повздыхав и отмывшись от крови, вызвал больших и средних воинских начальников для разбора полетов. Ибо пистон — первое, что должен выдать начальник, если подчиненные с задачей не справились. Делается это по-разному, кто как умеет. Кто кричит и топает ногами, иные начинают читать многочасовые нотации, выматывающие душу. Мне рассказывали про уникума, который мог так зафутболить корзину для бумаг, что она пролетала над головой нерадивого сотрудника в считанных миллиметрах. Всё это не про меня. Если у тебя есть авторитет, то тратить силы и время на разнос смысла нет. Довольно пары слов. Так я и поступил.
— Господа, выражаю вам своё неудовлетворение, — начал я, не повышая голоса. — Как человек гражданский я тонкостей воинской службы не понимаю, но сегодняшнее происшествие показало, что с охраной состава никто не справился. Мы движемся по чужой территории, где полно бандитских групп. У нас в достатке оружие, люди, но почему-то они не оказались там, где были нужны.
Я выдержал паузу, оглядывая
— К началу движения жду предложений, как исправить этот бардак. Каждый из вас напишет рапорт с объяснением причин произошедшего. Список погибших с адресами родных — мне немедленно.
Повернулся к Тройеру:
— Валериан Дмитриевич, займитесь вагоном. Пусть стекло закроют как следует, тут сквозит неимоверно.
А мне предстоит написать семь писем родным погибших. Вернее, восемь — один тяжело раненый скончался на операционном столе. Очень неприятная обязанность, знаете ли.
Надо сказать, пистон подействовал. Дальше ехали ощетинившись стволами, на бункере после паровоза установили пулемет, еще одну площадку сделали на крыше последнего вагона. Правда, скорость нашего состава несколько упала — по сравнению с прежними темпами мы тащились еле-еле.
В знаменитый тоннель под Большим Хинганом мы въехали как по заказу — вскоре после рассвета. В этот момент солнце показалось из-за хребта, окрасив снежные вершины в золото. Картина завораживала — синеватые тени ложились на склоны, белизна снегов вспыхивала багряными отблесками. Такой вид стоило бы запечатлеть. Надо заказать у художников, пока они тут в избытке, нарисуют в любом стиле.
Только мы втянулись в нору под горой, сразу вагон наполнился дымом и копотью, а освещение выключилось на несколько секунд. Тут же кто-то из гражданских проявил восторг от нахлынувшей клаустрофобии — начал выкрикивать, что жизнь кончилась и смерть близка. Не состав, а клиника доктора Фрейда на колесах. Кстати, приезжал он к нам в Базель, по приглашению Юнга. Но близко я с основателем психоанализа не сошелся. От предложенной помощи отказался. Карл Густав потом от меня пилюлю получил за попытку влезть в нашу семейную жизнь без спросу. Не доверяю я этим шарлатанам.
Но настроение испортил как раз крикун — очень уж контрастировал он с величественным пейзажем. Про венского психиатра я так вспомнил, к случаю.
— Валериан Дмитриевич! — крикнул я, и мой заместитель явился спустя буквально несколько секунд.
— Да, ваше сиятельство?
— Найдите этого горлопана и скажите, если он не заткнется, то я выброшу его из вагона, во тьму внешнюю, где будет плач и скрежет зубов.
— Сию минуту.
Тройер, к счастью, не особо богобоязнен, святотатство в виде цитирования Евангелия проигнорировал. Вернулся через минуту и доложил, что наш попутчик решил остаться в вагоне, а потому успокоился. Это он пошутил, что ли? Первый раз на моей памяти.
Мы сидели в моем купе и Валериан Дмитриевич просвещал меня по поводу тоннеля и его стратегической важности. Чей Транссиб, того и Манчжурия. А чей туннель, того и Транссиб. А по мне, ну ее в болото, эту геополитику. Свою землю еще через сто лет освоить не смогут толком, а лезут еще присовокупить. В такие моменты начинаешь завидовать Лихтенштейну, который я совсем недавно думал захватить сотней казаков. Тамошнему князю Иоганну хватает и того, что есть. Мудрый правитель.
На ближайшей станции Тройер разослал срочные телеграммы. И в Харбин мы уже прибывали под «звуки фанфар». Фигурально выражаясь. Нас встречала целая делегация — Начальник отдельного корпуса пограничной стражи, генерал Чичагов, командир третьей бригады полковник Пальчевский, ну и всяких военных рангом поменьше с полдюжины, а то и больше. Всех не запомнил, хотя Тройер даже целый список составил с описанием. Кто за что отвечает, и у кого больше всего власти. Понятно, что у погранцов и военных. Тут русский «фронтир», тут гражданские не катят.