Стоянка поезда – двадцать минут

Мартыненко Юрий

Зимой наступает пора дрова готовить. Обязательно вырвется Гоша на недельку помочь тестю.

— Ну, что, папаня, лесобилет готов?

— Лесхоз всё тянет резину, не может определиться с границами вырубок.

— Надо съездить, поторопить.

— Надо. Завтра же съезжу. Что за жизнь такая? Порядка нигде не стало. За одной бумажкой надо десять раз ходить и кланяться…

— Здесь у вас ладно, что очередей нет, у нас в городе в какую контору не зайди, везде надо высиживать.

— Как же, очередей нет. Не скажи, Георгий. А в райсобесе? А в пенсионном?

Я уже не говорю о поликлинике. Там, пока к регистратуре очередь дойдёт, да потом до нужного кабинета, так здоровому человеку заболеть можно. Особенно худо с этим делом, с очередями, в районной нашей поликлинике. Как-то к хирургу сидел, надо было осколок проверить. Что-то стал тревожить в последнее время. Сначала на приём к хирургу, от него на снимок, после опять к хирургу. В общем, в итоге, ещё сильнее разболелась грудь. Пожалел, что и поехал в поликлинику…

— Ветеранам войны ведь без очереди положено? — удивился Гоша.

— Много чего положено, — махнул рукой Василий.

На следующий день Василий съездил в лесхоз за лесобилетом. С Гошей и ещё одним односельчанином выехали в лес на отведённую лесосеку. Напилили целую машину. Привезли. Разгрузили. Пока не оттеплило, решили часть дров переколоть, а то Гоше надо возвращаться домой, в Читу.

— Тебе бы, папаня, меньше физической нагрузки, — советовал Гоша, видя, как тесть, разваливает колуном огромные чурки.

— Куда там поменьше? Наоборот, работа лечит. А вот праздность калечит, — глубоко выдохнув, выпрямился Василий. — Не пойму стариков, что в том же райцентре на балконах сидят. Жизнь должны проходить в движении. Засидишься — протухнешь…

— Ну, у тех, поди, тоже свои дела находятся, — возразил Гоша, исходя из соображений городского жителя. — Мусор вынести. Во дворе из ковра пыль выхлопать. У многих горожан и дачки имеются за городом. Огородный сезон подходит, так старики оттуда не вылазят.

— Это летом. А зимой? — возразил Василий, подкатывая очередную чурку.

— Зимой да. Зимой — диван, тапочки, телевизор, — согласился Гоша, отставив в сторонку тяжёлый колун и выбирая из кучи чурку покрупнее, чтобы показать тестю, что тоже, мол, горожанин не лыком шит.

— Нам, Георгий, главное, переколоть, а поленницу я и сам сложу.

— Да, нет. Время у меня терпит. Сложим, и тогда поеду. Два дня ещё есть у в запасе.

— Василису бы как-нибудь привёз погостить? Больно с бабкой мы по ней соскучились.

— Теперь уж на весенних каникулах.

— Так же хорошо учится?

— Прошлую четверть с одной четвёркой закончила.

— Молодец внучка.

— Лида с ней занимается.

— Не зря хотела стать учительницей.

— Да, может, и к лучшему. Учителям по нескольку месяцев зарплату задерживают.

— Ну не всегда же такой бардак в стране будет? Наступит же когда-нибудь порядок, Георгий, как думаешь?

— Кто его знает, когда он наступит? Тут думай-не думай, от нас не зависит. Хлопали в ладоши, когда Союза не стало, и что теперь?

— Да уж, доперестраивались, едрит его в корень! А болтологии-то сколько по телевизору

было? Сколько обещаний? С ваучерами обогатимся. Всё трясли какую-то свободу, которую получим. Вот эту дурость я совсем в толк не возьму, а, Георгий?

— Болтали, чтобы уболтать, вот и всё. Вот сейчас ещё наш комбинат крякнет, и, как говорится, дальше ехать некуда.

— Что, к этому всё идёт? Я уж лишний раз и спрашивать боюсь, как там теперь у вас на комбинате дела. Ты, когда прошлый раз приезжал, то говорил, что, вроде, пока держится производство.

— Вот именно, папаня, что пока.

— Что же никому теперь не нужна ваша ткань? Из чего одежду то будут шить в стране? Чем-то хоть что-то вам там объясняют?

— Никто ничего толком не говорит. Всё только по слухам. Но мощности сокращаются, план снижается, заработки падают. В общем, хорошего мало.

— И что делать, если закроют? Куда вам с Лидой.

— Не знаем. Я, может, смогу в ремонтную мастерскую пристроиться. Намётки есть через знакомых.

Оба замолчали, вдыхая свежий воздух.

— Слушай, папаня, а чего у тебя «Восход» в гараже простаивает?

— Так, износился мотоцикл.

— Может, как-то попробовать отремонтировать.

— Да ну его. Отъездил своё. Хлам. Легче новый купить, да только где теперь его купишь? Цены заоблачные. Пенсионерам и вовсе не по зубам. Так-то я, Гоша, отвык от мотоцикла. Пешком теперь полезней. Раньше, правда, выручал, когда за ягодой или грибами ездил. Но теперь потихоньку пешком. Оно ведь полезней. Вон, видишь перелески? — Василий показал рукой на ближние от села сопки. В лощинах — березняк вперемежку с осиной. — В грибные годы там полным-полно подосиновиков и подберёзовиков.

— А грузди?

— И грузди есть. Куда же без них? В зиму идут на соленья.

Они опять помолчали. Будто что-то вспомнив, Гоша опять спросил: — В уборной надо две досточки в полу поменять. Прогнили.

— Да, шатаются. Всё не соберусь.

— После обеда займусь? — предложил Гоша. — Две досточки найдутся?

— Надо поискать. Две-то найдутся. Когда пилорама в колхозе была, нужды не знали с пиломатериалами. Пожалуйста, выписывай хоть обрезную доску, хоть прожилину для забора, хоть штакетник. Теперь беда. Лишней палки не найти…

Вспоминая Гошу, дед Василий всякий раз невольно сравнивал его с Вячеславом. Другой по характеру человек.

Гоша любит играть в лото, в карты в дурака. Домашняя игра, семейная. Можно играть и разговаривать, можно шутить, даже выпивать можно. Игра в лото сплачивает всех домашних словно как семейный очаг, что ли. Приобщает к чему-то единому, дружному, близкому. А Вячеслав поклонник строгих шахмат. Здесь не до разговоров, шуток и смеха. Здесь полная тишина, кашлянуть иной раз Василию неудобно, чтобы не отвлечь внимание зятя от расставленных на шахматной доске фигур. Партнёров, с кем тому сыграть партию-другую, нет. Сам построит в ряды свои фигурки и, как он сам выражается, изучает комбинации за себя и за предполагаемого противника. Василий как-то спросил Юльку: