Страх Мудреца. Дилогия

Ротфусс Патрик

– Как я могу вам помочь? спросил Стейпс.

Его тон был вполне вежливым, но были и другие вопросы, скрывавшиеся под поверхностью его слов.

Кто ты?

Что ты делаешь здесь?

Я вытащил письмо графа Трепе и передал его с лёгким поклоном.

– Вы окажете мне большую услугу, если передадите это Маеру, - сказал я.

– Он ждет меня.

Стейпс окатил меня холодным взглядом, которым дал понять совершенно ясно, что если бы Маер ждал меня, он знал бы об этом десять дней назад.

Он

потер подбородок, когда посмотрел на меня, и я видел, что он носил унылое железное кольцо с золотой надписью, вьющейся по поверхности.

Несмотря на его очевидные опасения, Стейпс взял письмо и скрылся через двойные двери.

Я стоял в коридоре одну нервную минуту, прежде чем он вернулся и провёл меня внутрь, хотя его манеры по-прежнему были слегка неодобрительны.

Мы перешли через короткий коридор, потом прошли ко вторым двойным дверям в окружении бронных стражников.

Это были не церемониальные стражники подобные тем, которых вы иногда видите на людях, сухо стоящих по стойке смирно, держа алебарду.

Они носили цвета Маера, но под их одеждой цвета сапфиров и слоновой кости были удобные нагрудники со стальными кольцами и кожей.

Каждый мужчина носил длинный меч и длинный нож.

Они посмотрели на меня серьёзно, когда я подошел.

Слуга Маера кивнул на меня, и один из охранников меня быстро и грамотно обыскал, скользя руками по моим рукам и ногам и вокруг моей груди, в поисках спрятанного оружия.

Я вдруг очень обрадовался некоторым несчастьям моей поездки, в частности тем, которые закончились потерей пары тонких ножей, что я привык носить под одеждой.

Стражник шагнул назад и кивнул.

Затем Стейпс одарил меня еще одним раздраженным взглядом и открыл внутреннюю дверь.

Внутри сидели двое мужчин за столом, усыпанном картами.

Один из них был высокий и лысый с жестким, выдержанным взглядом ветерана-солдата.

Рядом с ним сидел Маер.

Алверон был старше, чем я ожидал.

У него было серьезное лицо, с гордыми складками вокруг рта и глаз.

Его хорошо подрезанная борода цвета соли с перцем сохранила совсем немного черноты, но его шевелюра все еще была густой.

Его глаза тоже казалось противоречат его возрасту.

Они были ясно-серыми, умными и пронзительными.

Они не были глазами старика.

Маер направил эти глаза на меня, когда я вошел в комнату.

Он держал письмо Трепе в одной руке.

Я сделал стандартный тройной поклон.

"Вестник", как мой отец назвал его.

Низкий и формальный, подобающий высокому положению Маера.

Почтительный, но не подобострастный.

Только потому что я находился на грани приличий, не означает, что я не могу играть в игру, когда она полезна для меня.

Глаза Маера опустились к письму и вернулись обратно.

–

Это ты Квоут?

Ты путешествовал стремительно, и прибыл за короткий срок.

Я даже не ожидал ответа от графа так скоро.

– Я сделал все возможное для ускорения, чтобы предоставить себя в ваше распоряжение, ваша светлость.

– Действительно.
– Он осмотрел меня внимательно.

– И ты, кажется, доказываешь мнение графа о своем остроумии, проделав весь это путь к моей двери с одним только запечатанным письмом в руке.

– Я думал, что лучше всего представиться вам как можно скорее, ваша светлость,- сказал я нейтрально.

– Ваше письмо подразумевало, что вы были в некоторой спешке.

– И внушительная работа, которую ты проделал также, - сказал Алверон, глядя на высокого человека, сидящего за столом рядом с ним.

– Согласен, Дагон?

– Да, ваша светлость.
– Дагон посмотрел на меня темными, бесстрастными глазами.

Его лицо было жестким, грубым и бесстрастным.

Я подавил дрожь.

Алверон взглянул на письмо еще раз.

– Трепе, конечно, здесь лестно отзывается о тебе,- сказал он.

– Хорошо говорит.

Очарователен.

Самый талантливый музыкант из встречавшихся за последние десять лет...

Маер продолжал читать, затем оглядывался назад, его глаза пронизывали.

– Ты выглядешь несколько юным, - сказал он нерешительно.

– Тебе только исполнилось двадцать, не так ли?

Прошел месяц с моего шестнадцатого дня рождения.

Этот факт был предусмотрительно опущен в письме.

– Я молод, ваша светлость,- признался я, уходя от фактической лжи.

– Но я сочинял музыку с четырех лет.
– Я говорил с тихой уверенностью, вдвойне довольный своей новой одеждой.

В моих тряпках я, возможно, не смог бы получить помощь, но был похож на голодающего пострела.

Как бы то было, я был хорошо одет и загорелый от дней проведённых в море, и постные линии на моём лице добавили лет к моей внешности.

Алверон посмотрел на меня в течение долгого, спекулятивного момента, затем кивнул, по-видимому удовлетворённый.

– Очень хорошо,- сказал он.

– К сожалению, я довольно занят сейчас.

– Как насчет завтра?
– Вообще-то, это был не вопрос.

– Ты нашел жилье в городе?

– Я еще не занимался этим вопросом, ваша светлость.

– Ты останешься здесь,- сказал он размеренно.

– Стейпс?
– Он позволил голосу быть едва громче, чем его обычный тон разговора, а дородный, похожий на бакалейщика парень появился почти мгновенно.

– Устрой нашего нового гостя где-нибудь в южном крыле, рядом с садами.
– Он повернулся ко мне спиной.