Страшные сказки Бретани
Шрифт:
Леон громко фыркнул, услышав такое сравнение.
— Иногда в монастырях творятся ужасные вещи, — продолжала она. — Я, пожалуй, рада, что переменила своё решение уходить в монастырь — а ведь было время, когда я всерьёз собиралась принять постриг! Но если все настоятельницы похожи на мать Христину, то я никогда не стану монахиней!
— И меня это, безусловно, радует, — бывший капитан придвинулся чуть ближе и положил руку ей на колено. Эжени вздохнула — сейчас она явно была далека от мыслей о любовных ласках — но не отстранилась, только накрыла его руку своей.
— Леон, потерпите
— Вы можете попросить вашу мать поговорить с ней, — Леон продвинул ладонь чуть выше, сминая тяжёлую ткань дорожного платья.
— Я не хочу впутывать её во всё это, да она и сама не согласится, — покачала головой Эжени. — Матушка и так пыталась помочь Камилле — мне кажется, в этой девушке она видит дочь — дочь без недостатков, красивую, добрую, храбрую и преданную, какую она всегда желала.
— Она бы желала, чтобы её дочь тайком целовалась с садовником? — хмыкнул Леон, опуская другую руку на плечо девушки и медленно скользя ею вниз.
— Я уверена, матушка ничего не знает про Камиллу и Поля, — Эжени чуть выгнула спину, подаваясь грудью навстречу его ладони. — В любом случае, её родная дочь целуется не с садовником, а с бывшим капитаном королевских гвардейцев — и не только целуется, но и спит с ним, и охотится на нечисть. Не знаю, что из этого больше напугало бы мою матушку, если бы она узнала. Так что Камилла, возможно, всё же лучшая дочь, чем я.
— И вы всё же хотите ей помочь? — Леон осторожно толкнул Эжени на постель, и та, повинуясь его движениям, упала на спину.
— Хочу. Но ещё больше хочу узнать правду, — она обняла склонившегося над ней капитана за плечи и заглянула ему в лицо. — У меня вряд ли получится поговорить с Камиллой, но вы можете попробовать поговорить с Полем. Вы мужчина, вам легче будет договориться с ним. Узнайте, не вела ли себя Камилла в последнее время странно — в особенности с ним! Если он и правда её любит, он должен хорошо знать её и заметить мельчайшие изменения в поведении.
— А что вы обо всём этом думаете? — Леон запустил руку ей под юбку, и Эжени прерывисто вздохнула.
— Я не верю… охх… что в монастыре может появиться одержимая демоном. Если же в Камиллу вселяется чей-то призрак, то он… не так быстро, Леон… ведёт себя странно. И потом, почему именно в Камиллу? Если бы он вселился в мать Христину, у него было бы куда больше власти! Хотя, с другой стороны, Камилла очень красива… Но я скорее уж поверю, что она… о Боже!.. что она больна или же — что не исключено — искусно притворяется, чтобы избежать наказания за споры с настоятельницей.
Эжени взялась за шнуровку на жилете Леона, но перед тем, как начать развязывать её, снова заглянула ему в глаза.
— Поговорите с Полем, ладно? Могут выясниться очень любопытные детали.
— Понял, — по-военному ответил Леон и с наслаждением прижался к её губам.
***
Следующий день выдался не менее солнечным, ясным и жарким, чем предыдущий. Казалось, что
Поля Ожье здесь знали хорошо, и сын Портоса, побывав всего в паре таверн, уже сумел составить для себя портрет юноши. Его называли славным парнем, не красавчиком, но симпатичным, женщины, даже те, что в возрасте, мечтательно закатывали глаза и вздыхали, мужчины же отмечали его трудолюбие и явный талант: ни у кого не росли такие пышные и яркие цветы, как у Поля! Вместе с тем о нём говорили как о редкостном упрямце, который добьётся всего, чего захочет, даже если ему для этого придётся себе шею свернуть.
Камиллу Башелье знали хуже, поскольку она прибыла из более далёких краёв, и Леон не выяснил почти ничего нового о девушке, которая так интересовала Эжени де Сен-Мартен. День уже клонился к вечеру, когда бывший капитан закончил свои расспросы и сидел в дальнем углу таверны с кружкой вина, ожидая, когда сюда заглянет Поль Ожье — местные говорили, что это его любимое местечко. Ждать пришлось достаточно долго, но вот садовник в конце концов появился — Леон легко узнал этого статного широкоплечего парня с густой светло-русой шевелюрой благодаря рассказам местных. Поздоровавшись с хозяином таверны и несколькими знакомыми, Поль заказал кружку пива и сел возле окна. Вид у него, как показалось Леону, был встревоженный — несмотря на то, что все в округе называли его весельчаком, сейчас он ни разу не улыбнулся.
Выждав ещё немного, сын Портоса поднялся и, оставив своё вино нетронутым, в несколько широких шагов преодолел разделявшее их расстояние, опустившись на скамью напротив садовника. Тот вздрогнул и поднял свои тёмно-серые глаза.
— Сударь, я вас знаю?
— Леон Лебренн, — он по обыкновению представился фамилией матери. — А ты — Поль Ожье, верно?
— Верно, — в его глазах появилось настороженное выражение.
— Садовник при монастыре святой Катерины?
— Так точно, — Поль отхлебнул из кружки и утёр губы. — А вам что от меня нужно-то, сударь?
— Ты знаешь госпожу де Сен-Мартен? — спросил Леон и тут же поправился. — То есть сестру Терезу?
— Знаю, — кивнул его собеседник. — Хорошая женщина, храни её Бог, всегда доброе слово скажет, не то что мать настоятельница… Нет, о людях Божьих, конечно, или хорошо, или ничего, но уж больно она строгая! Розы мне запрещает садить, говорит, это грех и соблазн! Про розы-то, Божье творение!
— Про розы знаю, — не дал сбить себя Леон. — Мне рассказывала Эжени де Сен-Мартен. Дочь сестры Терезы. Я у неё на службе.