Страшные сказки Бретани
Шрифт:
— Не думаю. И мать достаточно напугана письмом отца к Корнелии, упоминанием Гекаты и некоего «искусства», так что мои слова о нечисти и волшебстве она примет либо за ложь, либо за проявление безумия. Ладно, я не хочу больше об этом говорить. Моя мать всегда была упряма — как и я, её не переубедить — как и меня. Оставим это и перейдём к Камилле Башелье. Вы поговорили с садовником?
— Да, и даже успешно, — ответил Леон и поведал о своём разговоре с Полем Ожье. Услышав о происшествии в таверне, Эжени не смогла сдержать смешок.
— Леон, ну вы как всегда! Я просила поговорить с Полем, а не драться с ним!
— Вы просили поговорить как мужчина с мужчиной, — напомнил
— И выхватили шпагу! — она покачала головой. — Счастье ещё, что это не закончилось массовой дракой в таверне…
— Но мне удалось его разговорить, так что оно того стоило, верно? — пожал плечами Леон и продолжил свой рассказ. Услышав о прикосновении к крестику, Эжени кивнула своим мыслям — её предположения оказались верными. На самом деле всё было до смешного просто — оставалось только удивляться, как никто раньше не догадался.
— А вы не заметили, из чего сделан крестик Поля Ожье? — спросила она.
— В темноте трудно разглядеть, — Леон прищурился, вспоминая. — Но он так поблёскивал… Я бы сказал, что он сделан из серебра.
Он перевёл взгляд на собеседницу и нахмурился.
— Серебро и крест отпугивают нечисть, так? Выходит, что Камилла Башелье — какая-то нечистая сила? Не вампирша, это точно, потому что она, по вашему рассказу, не боится солнечного света. Или она и правда одержима? Околдована? Помнится, когда Мишель Буше был очарован королевой фей, у него остался ожог, когда я коснулся его шпагой.
— Всё может быть, — кивнула Эжени. — Завтра я сама поговорю с Полем, попробую с его помощью добраться до Камиллы и всё же выяснить, что с ней происходит. Не думаю, что она нечисть, скорее уж невинная жертва.
— Неужели здесь тоже водятся лесные духи? — Леон снова сжал эфес шпаги. — Чёрт, а мой оберег остался дома… Признаться, мне не хотелось бы снова встретиться с рогатым королём и его сияющей королевой. Ведь Лисёнка на этот раз может не оказаться поблизости…
— Не знаю, есть ли здесь духи, — проговорила Эжени. На остальные расспросы Леона она отвечала столь же уклончиво и вскоре легла спать, отказавшись от близости и сославшись на плохое настроение — капитан, впрочем, не настаивал. Он быстро уснул, а вот она ещё долго лежала без сна, глядя в мрачную синеву за узким окошком и высчитывая каждый шаг, который она должна будет сделать завтра днём.
На следующий день ей стоило огромных усилий отговорить Леона от поездки в монастырь святой Катерины — он рвался поговорить с Матильдой де Сен-Мартен и объяснить, что её дочь ни в чём не виновата. В конце концов Эжени удалось убедить возлюбленного, что в монастырь его не пустят, а даже если и пустят, её мать не захочет с ним говорить, и любое его слово будет использовано против него же. Весь день она пыталась найти в письмах Корнелии к Венсану ещё что-то важное и даже привлекла к этому Леона, но капитан зевал, почти не стараясь скрыть свою скуку, да и девушку больше занимали мысли о ближайшем будущем, чем копание в далёком прошлом.
Время тянулось невыносимо медленно. Наконец, когда солнце наконец-то перестало печь, и на землю медленно спустились сумерки, Эжени объявила, что поедет поговорить с Полем Ожье. Ей пришлось снова пережить небольшую битву, убеждая Леона остаться в гостинице, — он хотел во что бы то ни стало сопровождать её. После того, как она решительно заявила, что Поль наверняка враждебно настроен против чужака, угрожавшего ему шпагой и расспрашивавшего о любовнице, и ей куда легче будет договориться с ним одной, а Леону лучше остаться в номере и ждать её, он в сердцах бросил: «Вы как де Круаль! «Ждите меня здесь» —
Те главные слова, от которых зависел исход их расследования, она не сумела должным образом вплести в разговор и теперь бросила их в лицо Леону, уже стоя на пороге и закалывая волосы своей неизменной совой:
— Главное, Леон, когда я вернусь, что бы ни случилось, помните о лесе и холодном железе. Помните о той ночи в лесу и о девушке с рыжими волосами. Помните наш разговор перед тем, как мы поехали охотиться на вампиров. И не забывайте про Камиллу Башелье. В этих краях творилось что-то странное до нашего прибытия, и теперь оно продолжается.
— Вы что, переняли от вашей Корнелии манеру говорить загадками? Объясните по-человечески! — крикнул ей вслед Леон, но Эжени уже неслась вниз по лестнице.
***
Леон дю Валлон впервые едва ли не за всё время своего пребывания в Бретани был зол на свою госпожу. Эжени и раньше многое умалчивала, но это можно было объяснить её нежеланием раскрывать свою самую большую тайну, нежеланием отпугнуть его и тем, что он всё равно бы не поверил в нечисть, пока не столкнулся бы с ней сам. В конце концов, он ведь тоже не до конца был честен с ней, назвавшись фамилией матери и скрыв своё происхождение. Но теперь, когда они стали не просто союзниками, но друзьями и любовниками, когда у них не осталось никаких тайн друг от друга, Эжени вдруг начала говорить загадками, а потом и вовсе оставила его и уехала одна! Уж не решила ли она бросить своего верного защитника, отказаться от его службы и остаться в одиночестве? Что на неё так повлияло — призрачная угроза со стороны Корнелии или слова матери?
Сердце Леона болезненно сжалось. Выходит, Сильвия ошибалась, и никакая любовь его здесь не ждёт, а Эжени была права, говоря о простом влечении и желании тепла? Он любил её, по крайней мере, верил, что любит, а ей нужно было всего лишь человеческое тепло, защита от одиночества. И теперь она бросит его, и он вновь останется замерзать в эти жаркие майские дни совершенно один. Леон с ужасом осознал, что не мыслит своей жизни без Бретани, без серого замка, окутанного вуалью печали, без Эжени с её таинственными историями и нежными поцелуями, без ворчания Бомани и смеха Сюзанны, без очередной погони за нечистой силой. Куда он пойдёт, кому будет служить после Эжени? Вернётся в пропахший вином и навозом Париж, откуда он сбежал около года назад, задыхаясь без свежего воздуха? Уедет в выгоревшее отцовское имение и смиренно попросит прощения у сестры, которая наверняка уже замужем, а может, носит под сердцем внука или внучку Портоса, и брат ей не нужен?
Леон не успел закончить самобичевание — за дверью послышались лёгкие шаги, она распахнулась, и на пороге предстала Эжени. Она раскраснелась — то ли от жары, то ли от быстрого бега по лестнице, глаза блестели, волосы растрепались и теперь, как заметил Леон, были не заколоты, а завязаны серебристой лентой.
— Вы что, потеряли свою заколку в схватке с нечистью? — насмешливо спросил он, кивнув на её причёску и невольно забыв о своей обиде.
— Заколку? — её руки рассеянно потянулись к голове, но остановились на полпути. — Ах да… Должно быть, выронила на дороге. Вы только послушайте, Леон, что я узнала! — она подсела к нему на кровать, сияя глазами и блестя улыбкой. — Камилла Башелье и впрямь одержима, но я договорилась с Полем Башелье, и он поможет нам с вами избавить бедняжку от демонов!