Страшные сказки Бретани
Шрифт:
— Госпожа Эжени, господин Лебренн! — из соседнего дома на шум выглянула пожилая круглолицая женщина, зябко кутавшаяся в плащ. — Вы никак Катрин ищете? Опять её сорванец что-то натворил?
— Ты знаешь, где она? — Леон шагнул к ней.
— В соседнюю деревню уехала, к свекрови, — охотно пояснила соседка. — Муж-то у Катрин был не из наших мест, его мать так в той деревне и живёт. Вот Катрин детишек-то к бабушке и повезла, а то, видать, соскучилась старушка по ним… — она глубоко вздохнула.
— Откуда ты знаешь? Это она тебе сказала? — настороженно спросил Леон.
— Так прямо не говорила, —
Ещё пара минут ушла на выяснение пути в соседнюю деревню и описание дома, в котором жила бабушка Оливье и Элизы, но вскоре всадники вновь неслись по дороге. Они не переговаривались — всё было ясно и так. На время очередного полнолуния Катрин решила обезопасить себя и свою семью, уехав подальше от Турнье и остальных охотников. Детей она оставит у бабушки, а сама ночью уйдёт в лес, где и будет скрываться от людских глаз. Хороший план, вот только Абель Турнье не из тех, кто легко упускает из рук добычу. Он может узнать у словоохотливой соседки то же, что узнали Леон с Эжени, — а может быть, уже узнал. И теперь он снова мчится по следу за своей жертвой, чтобы подкараулить её в лесу и сделать решающий выстрел из ружья. В то, что Турнье испытывает какие-либо чувства к Катрин, Леон не верил ни минуты. Скорее всего, охотник просто хотел овладеть ею, а теперь, когда она не покорилась, решил её уничтожить.
К соседней деревне Леон и Эжени добрались уже затемно, на порядком измученных лошадях. Девушка всё время поглядывала на небо, выискивая за облаками и туманом идеально ровный диск луны, её спутник больше смотрел по сторонам. Ещё сколько-то времени ушло на то, чтобы разыскать дом матушки Дюбуа, как называли здесь свекровь Катрин. Наконец, взбаламутив всех местных, всадники доехали до низенького домика, который словно сошёл со страниц какой-то старой сказки, и Эжени, соскользнув с коня, устало постучала в дверь.
Сначала на стук никто не отвечал, потом за дверью послышался еле слышный скрип половиц, и чей-то дрожащий голосок спросил:
— Кто там?
— Элиза? — девушку окончательно оставили силы, и она присела перед дверью. — Это я, госпожа Эжени де Сен-Мартен! И со мной господин Лебренн!
— Простите, госпожа Эжени, — пролепетала девочка, — но мама не велела никому открывать дверь. Даже вам.
— А где твоя мама? И твой брат? — спросила Эжени.
— Мама ушла, а мне сказала ложиться спать, — в голосе Элизы зазвучали слёзы. — Но я не могу, мне страшно! Бабушка уснула, а я сижу здесь. А Оливье ушёл, хотя мама велела ему сидеть дома и присматривать за мной. Ох, она накажет его, когда вернётся!
— Как ушёл? Ночью? Куда?
— Я не знаю…
— Послушай, Элиза, — Леон, по примеру Эжени, опустился на одно колено возле двери — благо, там было не слишком грязно. — Твоя кукла, которую ты наряжала, у тебя с собой?
— Да, — кажется, девочка так удивилась неожиданному вопросу, что даже перестала плакать. — Её зовут Анна, она моя подружка.
— У Анны очень красивое платье, — Леон старался говорить как можно мягче. — Ты сама его сделала?
— Даа…
— Где ты взяла эти чудесные лоскутки, из которых сшито платье Анны? Наверное, мама отдала тебе свой старый платок или передник?
— Нет, она принесла эти лоскутки и сказала, что их потеряла одна девочка, но мне они могут пригодиться, — теперь в голосе Элизы звучало любопытство. — А что такое?
— Нет-нет, ничего, — Леон потряс головой, чувствуя направленный на него пристальный взгляд Эжени. — Ты умная девочка, Элиза, ведь так? Так будь умницей и дальше: никому не открывай дверь… кроме своего брата и матери, конечно. И уж особенно не открывай Абелю Турнье!
— Оливье говорит, он дурной человек, — голос девочки вновь задрожал.
— И он прав. Поэтому никому не открывай, дождись утра, и… и я подарю тебе новых лоскутков на платье, — Эжени издала едва слышный смешок. — Ты поняла, Элиза?
— Поняла, господин Лебренн, — прошелестела та.
— Вот уж не думала, что вы так прекрасно ладите с детьми, — заметила Эжени, когда они на своих уставших лошадях направлялись к лесу.
— Эта была чистой воды импровизация, — пробормотал Леон, лихорадочно размышляя, что же делать дальше. Поймёт ли Катрин, наверняка уже обратившаяся в волчицу, что они хотят её спасти? Сколько в ней осталось человеческого, а сколько — звериного? Не повторится ли история с ундиной, которой он хотел помочь, а она едва не загрызла его?
Лес здесь был не таким густым, как во владениях Эжени, но вокруг царила темнота, разбавляемая лишь слабым светом луны, пробивавшимся сквозь тучи. Кони тревожно фыркали, их копыта вязли в липком мокром снегу, каждое дерево и каждый куст казались в темноте фантастическими ночными чудовищами. Леон уже отчаялся найти здесь кого-либо и готов был начать просто выкрикивать имя Катрин Дюбуа, в надежде, что острое волчье ухо его услышит, но тут ветер донёс до него слабый крик.
— Вы слышали? — встрепенулась его спутница.
— Слышал, — он уже разворачивал кобылу в направлении звука. За то время, что они неслись по лесу, крик повторился ещё дважды. В нём звучал не то страх, не то гнев, голос был тонкий, ломкий, мальчишеский.
— Оливье, — выдохнула Эжени. Ланселот и вороная кобыла летели бок о бок, но чем быстрее они приближались, тем более нервными становились лошади. Они то и дело оглашали воздух коротким ржанием, прядали ушами, всё чаще останавливались и начинали топтаться на одном месте и в конце концов просто отказались идти вперёд.
— Они чуют оборотня, — прошептала Эжени, спешиваясь. Леон последовал её примеру, и дальше они продвигались уже пешком. Впрочем, им не пришлось долго блуждать — все те, кого они хотели и не хотели найти, собрались на небольшой полянке, озарённой светом луны, которая ровно к этому времени соизволила выглянуть из-за туч.
На поляне, повернувшись спиной к толстому стволу дерева, стоял мужчина — по худобе и длинным, собранным в хвост волосам Леон узнал в нём Абеля Турнье. Охотник прижимал к себе мальчика, одной рукой сжимая его шею, а другой приставляя к виску пистолет. Оливье Дюбуа время от времени судорожно дёргался, пытаясь высвободиться, но Турнье только сильнее стискивал его.