Страшные сказки Бретани
Шрифт:
Внезапно Антуан с силой сжал плечо Эжени, рывком развернул её к себе и, не успела она ахнуть, впился в её губы поцелуем. Это был её первый поцелуй, но позднее она не могла вспомнить ничего, кроме ощущения ожога на губах и того, что юноша пытался просунуть ей в рот язык. Она обеими руками изо всех сил упёрлась в грудь Антуана, оттолкнула его и отскочила, едва не упав.
— Что вы делаете?
— Целую вас, — он снова потянулся к ней, и Эжени вновь отступила.
— Я вам этого не разрешала!
— А я не спрашиваю разрешения — я всегда беру то, что захочу, — Антуан оскалил в усмешке свои белоснежные зубы, и у девушки перехватило
— Я позову на помощь, — тем не менее предупредила она, продолжая отступать.
— И кого же вы позовёте? Своего коня или моего? — де Лавуаль продолжал скалить зубы, и внезапно страх Эжени прошёл, уступив место гневу. Ей захотелось ударить его чем-нибудь тяжёлым по лицу, разбить губы, чтобы эти белые костяшки окрасились кровью, стереть эту самодовольную ухмылку с его лица.
— Я обо всём расскажу моему отцу!
— Ваш отец — ничто перед моим, — Антуан наконец-то перестал улыбаться и скривил губы. — Мой вытащит меня из любой передряги, а ваш не способен вас защитить… да не очень-то и хочет этого. Он и правда думал, что я захочу жениться на вас — вот смешно!
— Если вы не собираетесь жениться на мне, то зачем вы меня целуете? — спросила Эжени со всей возможной сухостью.
— Ради любопытства, — он пожал плечами. — Целуетесь вы, кстати говоря, ужасно. Впрочем, чего ожидать от провинциальной дворяночки? Ничего, я не настолько разборчив. Вы мне ещё спасибо скажете.
— За что? — прошептала она, медленно покрываясь холодным потом.
— За бесценный опыт, за что же ещё? Без меня вы так и завяли бы в этой глуши, ушли бы в монастырь, а так хотя бы узнаете, что такое мужчина.
— Но я не хочу этого знать! — теперь она лихорадочно оглядывалась в поисках острой палки или чего-нибудь в этом роде, что могло бы послужить оружием.
— Хотите. Все хотят, — он махнул рукой с таким беспечным видом, словно речь шла об уроке танцев или верховой езды, а не о насилии, которое он намеревался совершить.
— Я обо всём расскажу моему отцу, — немеющими губами повторила Эжени.
— А я расскажу, что вы сами с радостью отдались мне, но потом вам стало стыдно, и теперь вы пытаетесь очернить меня, — совершенно спокойно произнёс Антуан. — Шевалье де Сен-Мартен всё равно ничего не докажет. Он вряд ли обратится в суд, ведь это будет страшным позором для его семьи и для вас лично. Конечно, он вызовет меня на дуэль, и конечно же, он проиграет. Я могу убить вашего отца, а могу только ранить его — всё зависит от вас. Будете покорны — ваш отец останется жив, станете сопротивляться — пеняйте на себя. После дуэли мне придётся уехать, ну так что ж — мир велик и полон возможностей! Ваша семья вряд ли сможет подыскать вам мужа, так что лучше им будет забыть о случившемся и сплавить дочку в какой-нибудь монастырь. Ничего, вы бы и так туда попали.
— Зачем вы это делаете? — Эжени с отвращением услышала в своём голосе нотки мольбы. — Я ведь вам даже не нравлюсь!
— Не нравитесь, — так же спокойно подтвердил он. — Кому может понравиться унылая бретонская селёдка? Но я готов сделать вам одолжение — совершить, так сказать, бескорыстное доброе дело. Всё равно вряд ли кто другой захочет с вами спать…
Эжени не дослушала до конца — она приподняла край юбки и рванулась прочь, не думая о выбранном пути, не
Эжени сопротивлялась отчаянно — она царапалась, кусалась, пыталась лягаться, кричала, пока не сорвала голос, звала на помощь, угрожала насильнику. Но Антуан был намного сильнее её — он навалился сверху, заставив её задыхаться, его пальцы железной хваткой сжали её запястья, от склонённого совсем низко лица невыносимо пахло мятой. Быстрыми ловкими движениями он потянул за шнуровку, затем рванул платье — ткань предательски затрещала и начала расползаться.
— Нет! Нет! — задыхалась Эжени.
— Замолчи, — Антуан схватил её за волосы и дёрнул с такой силой, что она взвыла от боли. Дышать было уже нечем, перед глазами плясали тёмные круги, и Эжени уже готова была провалиться в обморок, но сильный удар по щеке привёл её в чувство.
— Ну нет, я хочу, чтобы ты всё помнила, — пробормотал де Лавуаль, задирая её юбку. Эжени чувствовала, как он коленом пытается раздвинуть её судорожно сжатые ноги. Перед глазами снова появились круги, на этот раз цветные, кончики пальцев нестерпимо закололо, из груди вырвалось рычание, перешедшее сначала в стон, а затем в надрывный крик:
— Селёдка у тебя в штанах!
Она изо всех сил дёрнула руками, пытаясь вырваться из хватки Антуана, и внезапно мощный поток энергии прошёл по всему её телу. Пальцы, а затем ладони будто обожгло огнём, запястья с неожиданной лёгкостью выскользнули из рук де Лавуаля, его подкинуло вверх, как тряпичную куклу, у него вырвался крик страха и изумления, но тотчас же оборвался, когда он камнем рухнул вниз. Эжени, шатаясь, поднялась на ноги и успела пробежать несколько шагов, прежде чем силы окончательно оставили её. Упав на колени, она в отчаянии обернулась, уверенная, что Антуан преследует её, но он лежал совершенно неподвижно.
Только через несколько минут Эжени смогла преодолеть охватившее её оцепенение, встать и добраться до Антуана. Он лежал, неестественно выгнув шею и уставившись широко открытыми остекленевшими глазами куда-то вверх. Рот был приоткрыт, и виднелись белоснежные зубы, окрашенные в красный цвет: похоже, при падении де Лавуаль прокусил себе язык. Эжени никогда раньше не приходилось видеть мертвецов, но она сразу поняла, что этот человек мёртв.
Позднее она не могла вспомнить, сколько просидела возле тела своего несостоявшегося насильника, захлёбываясь рыданиями и даже не пытаясь вытереть текущие по лицу слёзы и сопли. Но ни одной из этих слезинок не было пролито по Антуану де Лавуалю — она плакала по самой себе, унылой бретонской селёдке, на которую не взглянет ни один мужчина, по убийце, которая вот-вот окажется в тюрьме, а потом и на эшафоте, по колдунье, которая будет сожжена на костре. На самом деле прошло всего около часа, но Эжени в своих мыслях за это время успела признаться родителям в содеянном, стать проклятой ими, попасть в тюрьму, перетерпеть насилие от тюремщиков, вынести пытки, суд и совершенно разбитой дойти до эшафота. Лишь после полной картины всех предстоящих ей мучений в её голове забрезжила некая мысль, обещавшая надежду на спасение.