Страшные сказки Бретани
Шрифт:
«Вот и хорошо», — устало подумала она. «Все решат, что мы охотились на оборотня, который загрыз Турнье, но потерпели неудачу. Главное, что никто не свяжет с этим Катрин и её детей».
Сюзанна тут же принялась хлопотать — поставила нагреваться воду для ванны, забрала окровавленные вещи Леона и мужественно заявила, что отстирает их во что бы то ни стало. Сын Портоса отправился смывать с себя кровь, пот, волчий запах и усталость, а Эжени поднялась в свою комнату и без сил упала на постель. Перед тем, как провалиться в глубокий сон без сновидений, она успела представить Леона, нежащегося в ванне, и это зрелище почему-то вызвало у неё
Важный разговор, которого так ждала и боялась Эжени, состоялся у них только к вечеру. Леон, как обычно, пришёл к ней в библиотеку — он выглядел таким смущённым, каким не был даже в первое своё появление в замке. Казалось, он не знает, куда ему деться: бывший капитан беспрестанно оглядывал книжные полки и избегал смотреть в лицо Эжени. Она немного пришла в себя после долгого сна, напомнила себе, что вообще-то её долг заключается не только в поисках нечисти, но и в управлении поместьем, и теперь сидела, вооружившись пером и выписывая на лист бумаги ровные ряды цифр. Ей тоже было тяжело смотреть на Леона, но она всё же осмелилась поднять на него глаза.
— Если вы хотите уехать, то так и скажите, — прямо заявила она, решив сразу ударить по самому больному для себя. — Я не стану вас удерживать… ни магией, ни как-либо иначе. Вы были со мной всего три месяца, но многое успели сделать, и я вам бесконечно благодарна.
— Да подождите вы, — Леон с досадой поморщился. — Я не имею ни малейшего желания покидать вас, просто… Весь мир перевернулся с ног на голову, уже второй раз! Сначала я узнал, что призраки, вампиры, оборотни и прочая нечисть существуют на самом деле, теперь я узнаю, что вы и сама… нечто в этом роде.
— И в промежутке я узнала, что вы — сын Портоса, — напомнила ему Эжени.
— Вы понимаете, почему я это скрывал, — поник Леон. — Как и я понимаю, почему вы скрываете свою силу. Скажите, если бы это не открылось так неожиданно, сколько ещё вы бы скрывали от меня правду?
— Сколько получится, — без колебаний ответила она. — Это не та вещь, которую рассказывают даже близким друзьям.
— Сюзанна, я так понимаю, не знает. А Бомани?
— Нет, — отрезала Эжени. — Не думаю, что он даже догадывается об этом.
— А ваши родители?
— Нет… хотя мне кажется, что мать о чём-то догадывалась. Именно поэтому она и ушла в монастырь — молиться за меня, за колдунью. Но ни у кого из них не было таких способностей. Должно быть, я унаследовала их от какой-нибудь прабабки или от прадеда.
— Давно они у вас?
— Думаю, что с самого рождения. Но магия стала проявляться, когда мне было лет пять-шесть. Я смутно помню, как заставляла лепестки цветов кружиться в воздухе и, кажется, даже показывала этот фокус каким-то далёким кузинам. К счастью, они были не старше меня, их рассказам о волшебстве всё равно бы никто не поверил, а потом они подросли и всё забыли. Я же поняла, что в этих способностях кроется большая опасность, и стала осторожнее.
— Кружили лепестки цветов, — медленно повторил Леон, осознавая смысл этой фразы. — То есть вы можете не только исцелять?
— Господи, ну разумеется, нет! Я могу заставлять летать предметы… небольшие, конечно, поднять каменную плиту мне не под силу. Могу зажигать и гасить огонь, развязывать верёвки и отпирать замки по щелчку пальцев. Правда, многие вещи мне неподвластны. Я не могу видеть прошлое и предсказывать будущее, не могу читать мысли, менять свой облик, превращать людей в животных, оживлять предметы… —
— Не можете, — ещё медленнее повторил он. — То есть кто-то другой может?
— Не могу исключать, — осторожно ответила она. — Если обо всём этом написано в сказках и легендах, то они ведь не на пустом месте возникли, правда?
— Значит, кроме вас существуют и другие колдуны и колдуньи?
— Вполне возможно.
— А разговаривать с призраками вы тоже можете? — Леон удивился, как эта мысль не пришла ему в голову сразу после истории с Филиппом Тома.
— Не могу, — Эжени покачала головой. — Я могу попробовать вызвать их, но придут они, только если сами захотят. И увидеть их, и услышать я тоже могу, только если они этого пожелают.
— Почему никто из убитых негодяев не стал призраком и не является нам? — Леон наконец сформулировал взволновавший его вопрос. — Мог, например, Жиль Тома вселиться в свою собаку и начать нападать на жену и дочь?
— Это хороший вопрос, — протянула Эжени. — И я не знаю на него ответа. Единственное, что я могу сказать на этот счёт: я верю в высшую справедливость. Бог позволил Филиппу Тома стать призраком и вселиться в козла, чтобы покарать своего отца, но он не позволит Жилю и с того света мучить жену и Розу. Здешняя магия воскресила Агнессу Сенье, но она не воскресит священника-убийцу. Не знаю, куда после смерти попали Тома, отец Клод и Турнье, но их душам место в аду или в чистилище, а не в наших краях. Они не станут бродить бесплотными духами по земле… по крайней мере, я хочу в это верить.
— Мне бы тоже хотелось верить, — признался Леон. — А ещё мне бы хотелось больше узнать о вашей силе. Насколько она велика?
— По-разному, — девушка слабо усмехнулась. — Сегодня, например, я потратила огромное количество магии для спасения Катрин, а это значит, что в ближайшее время я и свечу зажечь не смогу. Имею в виду, что не смогу зажечь свечу щелчком пальцев, — пояснила она с кривой улыбкой.
— Но ваша сила может не только исцелять, верно? Она может быть и опасной? Именно поэтому вы не оставили меня тогда в лесу и не бросились за помощью — вы готовились к схватке с Жилем Тома, если бы он убил меня. И поэтому вы в одиночку отправились в церковь к отцу Клоду — вы его не боялись, вы хотели его покарать!
— Как вы догадливы, — всякая улыбка исчезла с лица Эжени. — Что ж, вы правы. Моя магия действительно может быть опасна. И я расскажу вам, насколько она опасна. А там вы уж сами решите — оставаться со мной до самого конца или уезжать прочь, к сестре и её друзьям.
И Эжени закрыла глаза, медленно погружаясь в одно из самых страшных своих воспоминаний.
Глава XIII. Кровавый рассвет
Эжени де Сен-Мартен довольно рано узнала, что она отличается от других детей. Ещё совсем маленькой девочкой она открыла, что может поднимать в воздух предметы, не прикасаясь к ним. Впрочем, когда она рассказала об этом родителям, те лишь посмеялись, а её слабые попытки доказать им, что она и вправду что-то может, не принесли никакого результата. Впоследствии Эжени поняла, как сильно ей тогда повезло, ведь неизвестно, что бы сделали отец и мать, узнай они правду. Строго-настрого запретили ей пользоваться магией и даже думать об этом? Отправили бы дочь в монастырь? Заперли бы её в замке и обращались бы с ней как с пленницей?