Страж
Шрифт:
Войти в храм. Почему-то сейчас эта мысль не вызвала в ней протеста. Элисон поднялась по разбитым ступеням и очутилась во внешнем вестибюле церкви. Справа находилась мраморная чаша со святой водой, над ней - статуя Мадонны.
– О, Пречистая Дева, - бормотала она, устремив глаза вверх. Слова были странными, но произносила она их с восторгом, удивляясь, что за столько лет не позабыла.
– О, Святая Дева Мария, заступись за нас грешных, сейчас и в час нашей смерти. Аминь.
Охваченная дрожью, она погрузила руку в святую воду, перекрестилась и вошла в двери церкви.
***
Пробежав почти весь коридор,
– Вы поможете мне?
– спросил он, закрывая за собой стеклянную дверь.
– Возможно, - ответил редактор. Перегнувшись через свой захламленный стол, он включил настольную лампу.
Майкл сел и с наслаждением вытянул ноги. Он устал. Весь последний час он бродил по улицам и размышлял.
– Мне нужна кое-какая информация, - начал он. Достал из кармана десятидолларовую купюру и положил на стол.
Редактор надел очки и с выражением живого интереса посмотрел на деньги.
– О чем?
– с любопытством спросил он.
– Три недели назад, в воскресенье, вы напечатали объявление о сдаче квартиры. Я хочу знать, кто поместил его. Сколько раз его публиковали. И мне нужна любая информация о Джоан Логан, агенте по сдаче жилых помещений.
Редактор протянул Майклу блокнот и ручку.
– Укажите адрес.
Майкл улыбнулся; возможно, здесь удастся кое-что разузнать. Он нацарапал адрес и положил блокнот обратно на стол. Редактор взглянул на листок, поднял очки на лоб, подвинул к себе телефон и набрал номер.
***
В церкви было пусто. Царила гробовая тишина. Кромешную тьму прорезал лишь свет крошечных свечек, горевших на небольших алтарях по обеим сторонам зала.
Элисон неуверенно брела по проходу между скамьями, затем преклонила колени, перекрестилась. Села на скамью, сжимая в руке распятие. Она огляделась. Что теперь? Что она должна делать? И зачем она здесь? В этом чужом месте. В мире, который покинула навсегда. Элисон сложила ладони и склонила голову. Вспомнит ли она слова? "Отче наш, царящий на небесах. Имя Твое священно".
– Да, это они. Эти слова она повторяла ребенком миллионы раз. "Придет царствие Твое. Утвердится воля Твоя..." Тьма. Головокружение. Мигрень Но от слов этих становилось так хорошо.
– "...на земле и на небесах".
– Элисон собиралась молиться и никакие Майклы ей тут не указ. Она возвращалась. Комната отца. Распятие. Теперь церковь.
– "Дай нам хлеб наш насущный".
– Она очень долго шла.
– "И прости нам прегрешения наши, как мы прощаем врагам нашими - Ей почти казалось, что ничего плохого и не было Вовсе.
– "Не введи нас во искушение, а сохрани нас от всякого зла. Аминь".
– Элисон повторила молитву три раза.
Сжимая распятие во влажной руке, она поднялась со скамьи. Мягкий свет пылающих фитильков лился на нее. Она пошарила в кармане и вынула десятицентовик. Монетка была холодной; серебро вобрало в себя прохладу стылого ночного воздуха. Она бросила деньги в ящичек, взяла тоненькую свечку и, плача, поставила ее за упокой души своего отца. Но молиться за него не смогла. А стояла в каком-то оцепенении, уставившись на мерцающие огоньки.
Холодок пробежал у нее по спине, словно где-то распахнулось окно и подул ветер. Она взглянула на свечи; но язычки пламени не отклонились, воздух был неподвижен Но она что-то ощутила; возможно, так проявлялся подсознательный страх
– Святой отец!
– позвала она. Голос ее отражался от сводчатых перекрытий.
– Святой отец!
Никакого ответа не последовало. Элисон подошла ближе, едущая, как сливается звук шагов с повисшим в воздухе звенящим эхом ее голоса.
Еще шаг. Снова по спине пробежал холодок. Она должна исповедаться.
– Святой отец. Нет ответа.
– Отец.., отец.., отец...
Элисон постояла молча перед исповедальной кабинкой. Отодвинула штору. Внутри было мрачно: затертые дубовые панели, маленькая обтянутая бархатом скамеечка. Встав на колели, она склонила голову, сложила руки и скорбно прошептала:
– Я согрешила, отец мой.
– Когда в последний раз вы были на исповеди, дитя мое?
Элисон вздрогнула, сердце ее бешено заколотилось Она судорожно глотнула воздух.
– Когда в последний раз вы были на исповеди?
– Голос был глубоким и властным.
Элисон буквально задыхалась, не в силах опомниться от внезапного вторжения. Голос шел с другой стороны зарешеченного оконца, оттуда, где должен сидеть священник в отведенное для исповедей время - но не в глухую полночь, в пустынной темной церкви. И когда она звала, он не ответил.
В панике Элисон вцепилась в решетку.
– С вами все в порядке, дитя мое? Она колебалась:
– Святой отец...
– Да, дитя мое, продолжайте. Элисон отодвинула штору, готовая в любой момент выскочить из исповедальни.
– Вы священник?
– Конечно, дитя мое, - ласково произнес он.
– Продолжайте.
– Я.., э.., но как...
– Я здесь для того, чтобы выслушать вас. Не бойтесь.
– Я боюсь, отец мой. Очень боюсь!
– Потому я и здесь - потому, что вы боитесь. Я здесь для того, чтобы избавить вас от страхов, выслушав вашу исповедь.
Элисон прижала голову к стене рядом с зарешеченным окошком. Священник ли он? Можно ли ему верить? Она должна поверить. Она должна покаяться и получить отпущение грехов. Но почему он не Отвечал, когда она звала его?
– Я восемь лет не была на исповеди.
– Она замолчала.
– Да?
– отозвался он.
– Не могу поверить, что так долго.
– Голос ее дрогнул, - Зачем я здесь? выдохнула она.
– Чтобы быть услышанной, - отвечали с той стороны перегородки.
– Я здесь, чтобы слушать. Элисон всхлипнула.
– Я грешна, отец мой. Я восемь лет не была в церкви. Я все отрицала. Я отрицала Христа. Я хочу возвратиться к вере и к нему.
– Элисон запнулась.
– Я должна рассказать все, что долгие годы таила в себе.
– Не в силах продолжать она заплакала.
– Почему вы покинули церковь, дитя мое?
– Почему?
– переспросила она, словно не поняв вопроса.
Снова воцарилось молчание, и наконец, глотая слезы, Элисон рассказала священнику о своем детстве, о былой своей преданности Богу, о начале сомнений и отрицаний. О том, каким ужасным человеком был ее отец. О его любовницах и пьянстве. Как он бил ее и мать. Как рушилась семья. И она рассказала о той ночи.