Студент
Шрифт:
– Вы всегда повод найдете, лишь бы выпить, - недовольно сказала Маша, наверно, имея ввиду всю знакомую мне компанию.
Я достал двадцать пять рублей и протянул Алику, но предупредил, что зашел ненадолго. Алик с готовностью отправился в Гастроном, который находился здесь же, на Ленинской, в двух шагах от их дома.
– Ты уже, конечно, знаешь, что Мила вышла замуж?
– спросила Маша, когда Алик вышел.
– Знаю, но не хочу об этом говорить, - твердо сказал я.
– А ты знаешь, что она только тебя любила?
– Если бы любила, замуж так скоро не вышла бы.
–
– Это ничего не значит. Я никому не писал... Маш, не трави душу. И давай закончим этот разговор.
– Дурак ты, Володя!
– это прозвучало в устах Марии откровенно.
– И тебе не интересно, за кого она вышла?
– Не интересно!
– отрезал я.
– А она и сейчас спрашивает про тебя, думает, что мы что-то знаем... Кстати, все радовались, когда в "Неве" нашел твой рассказ.
– Верх легкомыслия спрашивать про меня, когда муж рядом, - усмехнулся я, пропуская мимо ушей упоминание о рассказе.
Уловив сарказм в моих словах, Маша замолчала. Я взял в руки книгу, которую читал Алик, и стал листать. "Все читают Кронина и Ремарка. Бум какой-то, - подумал я.
– Кто-то, потому что любит литературу, другие, - потому что модно".
Но мы читали, читали все значительное, что появлялось в журналах, читали, вдруг начавших выходить огромными тиражами Уилки Коллинза, Цвейга, Драйзера, Марти Ларни, не говоря уже о Ремарке и Хемингуэе. Так осуществлялась наша встреча с Западом. А если герои Ремарка много пьют, то не нужно забывать, что это "потерянное поколение". Они пили ром, абсент и кальвадос , а мы пили дешевое вино, но, как кто-то сказал, "выпивка служила мостом, соединяющим вычитанное с пережитым".
– Ты изменился, - сказала Маша.
– Одет по столичной моде. Ты стал совсем другим.
– Это плохо?
– Нет, почему? Просто ты вообще сильно изменился.
– Маша, латиняне говорили: Omnia mutantur, nihil interit. Все меняется, ничего не исчезает. По одежке встречают человека, когда в первый раз его видят. А вы меня знаете давно. Уверяю тебя, я, может быть, повзрослел и стал серьезнее, но по сути не изменился
Алик поставил на стол две бутылки яблочного вина. Маша принесла из кухни три бокала вместо вечных спутников наших незатейливых застолий - граненых стаканов - и яблоки. Я пить не хотел, рассчитывая еще успеть уладить кое-какие свои дела, и только пригубил из своего бокала, когда стали пить за встречу
– Мы читали твой рассказ, - оживился Алик.
– Молодец. Здесь все как бы свое. Конфликт родственников, но нет правых и виноватых. Все люди, все достойны сочувствия. И самое главное, что ты не опускаешься до морали. То есть, есть какой-то подтекст, но нет обязательного в таких случаях вывода. Все сдержано и лаконично.
– Спасибо, - я от души поблагодарил Алика.
Меня приятно удивило, что его оценка совпадала с тем, что сказал о рассказе Юрка, который глубже знал литературу и мог довольно точно судить о достоинствах того или иного произведения. Но мне почему-то неловко стало говорить, что в последнем номере журнала появился ещё один мой рассказ.
А мои стихи напечатали в областной молодежной газете, - похвалился Алик и попросил: - Маш, дай газету. В тумбочке.
–
– Из тебя получится хороший поэт... Если, конечно, не бросишь писать... Знаешь, я часто размышляю на эту тему, писательства, - сказал я.
Алик повернулся ко мне с готовностью слушать.
– Может быть это и прописные истины, но всё же истины. Как, например, не согласиться с тем, что "без труда - не вытащишь рыбку из пруда" ... Талант талантом, но чего-то достичь можно, если то, что ты делаешь, становится не хобби, а призванием... Ждать призрачного вдохновения, чтобы написать пару строк? Это не серьезно. Если бы Пушкин или Есенин писали только по вдохновению, они бы ничего не написали. Вдохновение приходит - или не приходит - во время работы. И тогда появляются гениальные стихи. Но поэзия, как и проза не состоит только из гениальных произведений, и никто не ждет этого от авторов, мы чаще читаем не гениальную, а просто хорошую литературу. А писать хорошо - это довольно тяжелая и часто рутинная работа. Все просто и... сложно. Согласен?.. А у нас с тобой, в общем-то, пока ещё ничего и нет. У тебя пара десятков, может быть, немного больше, стихов, у меня, сколько-то рассказов...
– Наверно, ты прав, - немного помолчав, просто сказал Алик.
– Но, скорее всего, я не дозрел до того, чтобы это стало моей работой. А, в общем, как получится. Может быть, это само придет. Вот у тебя уже на лбу написано, что ты станешь писателем.
Он беззаботно засмеялся, взял бутылку и стал разливать вино в бокалы. Я пожал плечами и заметил: "А это как сложится!"
Мы выпили, немного посидели, я расспросил про ребят. Мне хотелось узнать подробности, но я удовлетворился короткими общими словами, из которых можно было понять, что все шло как обычно, все перешли на следующий курс, и все живы-здоровы.
Я действительно спешил, попрощался и, пообещав зайти в субботу к Лерану, где соберутся все ребята, ушел.
– Обязательно приходи, - попросил вдогонку Алик.
– С тобой все хотят увидеться...
В субботу мы сидели у Лерана. Здесь собралась почти вся компания, кроме Олега Гончарова - он уехал на родину в свой Курган, и еще не было Милы. Я принес три бутылки портвейна, как оказалось, кстати, потому что у ребят на столе, которым по-прежнему служил рояль, стояло всего две бутылки яблочного вина на пятерых, и они сидели с постными физиономиями. Ребята заметно оживились.
– Теперь бухнём, а то дожили, бухла и то не на что купить, - весело заключил Вовка Забелин, потирая руки.
– Конечно, - не удержалась Маша, - если каждый день пить! Как будто, без вина поговорить не о чем.
– Поговорить всегда есть о чем, - не согласился Леран.
– Только с вином как-то веселее. Студенты мы или нет? Даже в гимне поется "Гаудеамус игитур, ювенес дум сумус", что значит "Давайте веселится, пока мы молоды". Алик Есаков запел: "Gaudeamus igitur, Juvenes dum sumus! И все подхватили: