Судьба калмыка
Шрифт:
– Смешной ты, ей-богу! – закипятился завхоз, – Она не жилец. Мясо отравленное кислота и всякая срань тут. Самому сдохнуть можно. Ее бы тут оставить и не возиться, да предписание яму откачать спущено.
– А если я ее возьму себе? – несмело глянул на завгара Максим.
– Зачем она тебе? На махан не годится – отравленная, нажретесь сами посдыхаете, меня таскать будут.
– Нет, есть не будем, расписку дам о том, что ты предупредил меня.
– Давай, давай, только уж тогда сам потрудись вытащить ее и обязуйся сжечь ее или закопать.
– Значит, если я возьму ее, я не украл ее? – гнул свое Максим.
– Чего воровать? Нету ее! Давай, действуй! – и завхоз
– Погоди, Силантьич! Ты же знаешь, на каком я положении. Пиши бумагу, что доверяешь мне достать из ямы и распорядиться с нею по своему усмотрению с соблюдением санитарных норм.
– Как это? – опешил завхоз, – Откуда такое знаешь?
– Зоотехником я работал в родной Калмыкии.
– А-а-а, – протянул, глядя на него, завхоз, – Ну, тем более, знаешь, что с такой животиной делать. Может, мыло надумал из нее сделать? Ну, дело твое. Значит надо тебе – бери так.
– Нет, Силантьич! Без бумаги не возьму.
– Тьфу ты! То возьму, то не возьму! – вконец рассердился завхоз.
– Да дай ты ему бумагу, корова вот-вот сдохнет, – заходился в смехе Васильич.
Завхоз уселся на бревно поодаль и стал рыться в планшетке, выискивая нужную бумагу. Максим подошел сбоку и показал на бланк со штампом.
– На, с водительского удостоверения спиши мои данные.
Мусоля карандаш в губах, он натужно писал, вконец зафиолетив губы и щеки. Максим диктовал.
– Распишись пожалуйста, и полную фамилию.
Силантьич аж вспотел, пока писал.
– Ты бы милый пришел на днях в подсобное хозяйство ко мне, поглядел бы, как там и что со скотиной. Я ж не животновод – пришел с войны, партия поставила, бабу свою зоотехником сам поставил. А из нее какой зоотехник? Телку от быка еще может отличить и все.
– Ладно, зайду, если Васильич отпустит, – пряча бумагу в нагрудный карман, ответил Максим, – Ну и конечно, если доверяешь. Да, Силантьич! А корова-то стельная, телочку могла бы принести.
– Да ты что? Откуда знаешь?
– Да по рогам и морде видно.
– Ишь ты! – опять удивился завхоз, – Не судьба, значит! Вот видишь? Ты даже это понимаешь, зайди, а, ко мне!
– Ладно, зайду обязательно. Да, Силантьич, какого цвета корова?
– Да не один ли тебе хрен? Цвет, возраст.
– Вот, вот, – вновь достал бумагу из кармана Максим, – Вот тут допиши. Корова стельная, четырех лет, красного цвета.
– Ты, что-то Максим, не в ту сторону гнешь. На кой тебе все это? Не все ли равно какого цвета дохлятина и сколько ей лет?
– Не все равно, Силантьич, спасибо. Остальное я все сделаю сам. Васильич! Ты главный свидетель, на твоей территории случилось это. Твоя подпись была бы не лишняя.
– А хоть сто раз расписаться, – и завгар расписался.
– А мы чо, лыком шиты? – подковылял Венька в обнимку с Кузьмичем, – Все пишите? И нам хоть сто раз расписаться, как плюнуть. Вот Силантьич – человек, нам услужил и мы тоже, – и Венька отхлебнул из бутылки, – Будешь? – протянул он Максиму.
– Нет, спасибо, не пью.
– Как это? – не понял Венька.
– Просто. Ты знаешь про эту историю? – кивнул Максим на яму.
– Дык, мы с Кузьмичем и увидели. Если бы не мы…
– И акту подписывали, – подсказал Кузьмич.
– Ну, тогда, и на этом акте распишитесь, а то мне эту корову доставать поручили.
– Завсегда рады, хоть ты и калмык.
– Калмык, калмык я! – засмеялся Максим и Венька, нахмурившись серьезно, писал свою фамилию.
Кузьмич тоже, было кинулся поставить свой крестик, но Венька отстранил его рукой:
– Вишь печать на акте? Дело сурьезное, тут брат, грамотно писать надо.
– Эх, растудыть твою! – вздыхал Кузьмич, – Без грамотности вроде как и не человек!
– На, глотни, подумаешь крестик!
Завгар с завхозом, постояв поодаль, пошли к конторе.
– Слышь, Высильич! У этого калмыка с мозгами все в порядке?
– Да ты сам все видел, – уклончиво ответил завгар.
А Максим отцепил лесовозный прицеп, открыл задний борт и ближе подогнал машину к яме. Он залез в кузов и спустил оттуда длинный и широкий настил. Выкинул моток толстой веревки. Пока женщины разматывали веревку, Максим перевернул настил, загнул
– Тяните! – кричал Максим, но у женщин не хватало сил.
Тогда он кинулся помогать им. Корова поднялась еще на несколько перекладин, показались ее грудь и передние копыта. Но она никак не могла наступить на трап задними копытами. Она обессилено покачивалась по сторонам, высунув язык и закрыв глаза. Грязные тягучие потоки жижи стекали с ее груди и холки. «Если она сейчас упадет с трапа на бок, она не поднимется и захлебнется» – мелькнуло в голове Максима. Приказав женщинам держать веревку натянутой, Максим быстро побежал к машине, развернул ее передом и стал подъезжать к яме. Остановившись, он выскочил и быстро набросил веревку на крюки бампера, объяснил женщинам, что пока не натянет машиной веревку, ее не отпускать. И вот совместными усилиями женщин и машины, корова, лихорадочно скребя копытами по трапу, пошла вверх. Мощные потоки мазутной жижи стекали с ее тощих боков. Очевидно добрая половина ее веса сейчас составляла эта грязь. Натужно хрипя и мыча с высунутым языком, корова наконец перешагнула передними ногами через верхний конец трапа и ступила на край ямы. Снег враз почернел от стекающей с нее грязи. Скребя задними ногами по трапу, она медленно поднималась вверх. Задняя скорость у машины постоянно выбивалась и, невероятными усилиями и мастерством он сумел все-таки плавно и тихо отъезжать назад, таща за собой животное. Наконец и задние подогнутые дрожащие ее ноги коснулись верха трапа и соскользнули на край ямы. Натянутая как струна веревка вдруг лопнула именно в этот момент, как раз на середине между ее рогами и первой к ней калмычкой. Все три женщины разом опрокинулись назад, на спины и покатились к передним колесам машины. Растеряйся Максим – не миновать беды. Или попадали бы калмычки под колеса машины, или затылками испробовали бы прочность искореженного бампера лесовозного ЗИСа. Но Максим сумел дать больше газа и машина убежала от них, немного протащив их за собой. Так как они добросовестно крепко держались за веревку. Когда опасность миновала, Максим выскочил из кабины и кинулся к корове и ухватился за обрывок веревки на ее рогах и стал тянуть подальше от ямы. Но обессиленное животное не могло сделать и шага, готовое рухнуть назад на дрожащих ногах.
– Скорей ко мне! Она упадет назад в яму! – орал Максим.
Но его сородичи не понимали русского языка, на котором он кричал. Пока не сообразил и не позвал их по калмыцки.
Наконец общими усилиями они оттянули корову метра на два от края ямы и корова, не выдержав всех мытарств, тяжело вздохнув, легла на снег. Максим побежал к машине, отвязал от нее веревку и привязал ее к обрывку на рогах. Приказал калмычкам держать веревку и не спускать с коровы глаз, а сам побежал в котельную, которая находилась отсюда буквально в десяти метрах. И скоро из разбитого окошка змеей полез шланг, из которого лилась вода. Максим дотянул шланг до лежащей коровы и крикнул в окно: