Сумерки памяти
Шрифт:
* 12 *
Я собиралась ложиться спать, и уже выключила настольную лампу, когда неожиданно услышала скрип паркета и обернулась.
– Ты пришел?
– спросила я, радостно улыбнувшись.
– Проходи, садись, а я прилягу, потому что чувствую себя какой-то разбитой. Поговорим немного, а потом мне надо будет поспать. Хорошо?
– Конечно, - сказал он и, придвинув стул, сел рядом с моей кроватью, -
Я улыбнулась и посмотрела вокруг - в бледно-серебристом свете луны, пробивавшемся сквозь тонкие шторы, моя комната была похожа на средневековую библиотеку, или лабораторию придворного мага, который никак не мог найти путь к сокровенному знанию.
– Почему у нас все так странно, - спросила я, - если мы просим богатства, нам дают познание мира и отбирают деньги, если мы просим понимания законов вселенной, то нас награждают болезнями и лишают ума, если мы молим о любви, то нам являют смерть и обрекают на одиночество?
– Тебе надо хорошо выспаться, - ответил он, беря меня за руку, - а наутро ты увидишь, что так все это выглядит только на первый взгляд. Закрывай глаза, а я немного посижу рядом...
* 13 *
Мы снова сидели на балконе и вдыхали терпкий аромат жасмина, доносившийся с противоположной стороны улицы. Я только что пришла и рассматривала его очередной подарок - странную миниатюру в рамке из скрученных кольцом ветвей дрока переплетенных с листьями плюща, изображающую птицу с огромными длинными крыльями, перья которых на концах превращались в языки пламени и устремлялись к небу. Она была нарисована на фоне золотых капель, стекающих по шафранному занавесу, и напоминала мифического феникса, хотя больше походила на райскую птицу с гравюр одного английского художника*.
– Знаешь, - сказал он, открывая портсигар и не торопясь доставая сигарету, - бывают такие люди-калеки, которым подходит только определенная обувь, сделанная на заказ. В этих ботинках они могут свободно двигаться, ходить, танцевать, но предложи им какие-нибудь другие - и вот перед вами уже инвалид, который не то что танцевать, ступить без костылей не сможет. Вот так я для тебя, а ты для меня - мы будто специально скроены, чтобы однажды могли стать счастливыми и полноценными.
– Да, в этом ты прав. Только надо добавить, что кроме тебя такие туфли уже никто никогда надеть не сможет, разве что только из любопытства, а коли их уж сделали, то суждено им валяться на складе, дожидаясь пока капризный заказчик придет и заберет их с собой.
Он щелкнул зажигалкой и закурил:
– Жаль, что ты не уполномочена писать книги судьбы. В твоем сердце живет такой оптимизм и такая неимоверная жажда счастья, что заставь тебя распоряжаться человеческими жизнями, люди не только бы стали реже болеть, но и вовсе бы умирать перестали, не говоря уже о том, что такие понятия, как несчастная любовь, ненависть и предательство ты навсегда вычеркнула бы из всех языков. Удивительно, иногда мне начинает казаться, что я тебя совсем не знаю.
– Не знаешь? Или не хочешь
Он встал и подошел к балконному парапету.
– Верь мне, - сказал он, глядя на отражение солнца в окнах соседнего дома, - я прошу тебя, верь мне. Мы отделены друг от друга всего лишь тонкой стенкой из прозрачного стекла, которую мы должны разбить, ударив с двух сторон одновременно. Нужно только знать две вещи, две совсем небольшие вещи: когда это сделать и в какую точку бить.
– А для этого я должна узнать то, чего я пока еще не знаю...
– задумчиво произнесла я.
Он снова сел в кресло, мы немного помолчали, а потом я спросила:
– Ты помнишь тот вопрос, что я задала тебе вчера? Ну тот, про который ты сказал, что наутро я изменю свое мнение.
– Да, конечно, - ответил он, - ты спросила: "Почему у нас все так странно: если мы просим богатства, нам дают познание мира и отбирают деньги, если мы просим понимания законов вселенной, то нас награждают болезнями и лишают ума, если мы молим о любви, то нам являют смерть и обрекают на одиночество".
– Вот-вот, но я так до сих пор и не нашла на него ответа. Может быть, ты все-таки сможешь прояснить мне эту странную ситуацию, и растолкуешь в чем тут дело?
– Да, - рассмеялся он, - тут уж не отделаешься одной притчей. Скорее всего мне придется созвать на совещание целый монастырь, а предварительно объяснить им по какому праву я вообще задаю столь бунтарские вопросы. Ну, делать нечего - раз уж ты спросила, придется отвечать.
– А ты действительно знаешь ответ на этот вопрос?
– спросила я.
Он ухмыльнулся:
– Видишь ли, как это ни странно, но на этот вопрос существует далеко не один ответ, так что вначале мне следовало бы спросить тебя, в какой религиозной концепции ты в данный момент находишься, и я бы в соответствии с этим выбрал для себя линию поведения.
– Но неужели не существует единственно верного ответа?
– удивилась я.
– Каждый из них по-своему верный и в тоже время ошибочный. Потому что это не вопрос, а тест на образ мышления. Какой ответ тебе ближе, по таким законам ты и живешь. Остается только выбрать, что тебе больше всего подходит.
– И все-таки?
– нетерпеливо спросила я.
Он рассмеялся и ответил:
– В одиночестве, на грани смерти и потери разума, в полной нищете найдет ли человек деньги, познание мира и любовь? Купаясь в любви, деньгах и зная все о мире, будет ли человек болеть, голодать и умирать покинутый всеми?
– Ты просто повторяешь одни и те же слова, только переставляя их в разной последовательности. Зачем?
– Затем, чтобы каждое слово обрело вес и смысл. Вот тебе один ответ: если на просьбу о богатстве тебе дали познание мира, то значит там решили, что получив это знание ты увидишь, что богатство есть зло, убивающее душу, а чтобы ты не вернулась на свой ошибочный путь, у тебя отбирают оставшиеся деньги; просишь понимания законов - значит замахиваешься на то, что знать тебе не дано, и тебя останавливают болезнями, в которых душа твоя очистится и познание к тебе придет само; просишь любви, а значит приземляешься и отбрасываешь духовность - тебя пугают смертью и наказывают одиночеством. Ну и как? Подходит ли тебе такой ответ?