Сущник
Шрифт:
Между собой четыре сообщества «активистов» никак не конкурировали, иногда находя почву для сотрудничества. Например, художники-креоники могли удовлетворить свои творческие амбиции, участвуя вместе с историками-вневременниками в их реконструкциях земных ландшафтов и городов. А вневременники пользовались академиями креоников, открывая на их базе свои факультеты.
Православная Церковь относилась к этим сообществам нейтрально, больше симпатизируя, как ни странно, научникам – пионерам и зарожденцам. Даже на богопротивный, казалось бы, замысел биологов сотворить новое существо взамен человека смотрели сквозь пальцы. Мама Марчика в лицах пересказывала диалог с одним батюшкой, который резюмировал: «Ну что же, милочка, Сам Господь заповедовал нам печься о братьях наших меньших. Ибо блажен
Поначалу Марк по совету отца для продолжения учёбы подал заявление в академию физических наук, но когда узнал, что Рита идёт к креоникам изучать живопись, стал искать способ, чтобы не разлучаться. Вот поэтому, когда у креоников обнаружилась кафедра истории науки, выбрал её – почему бы не начать с истории, прежде чем уйти в естествоиспытательство?
* * *
После того, как вопрос с выбором академии был решён, в комнате Марка появилось гэст-кресло, какие он видел в будуаре у мамы и в папином кабинете. С виду это была обычная мебель, отличавшаяся лишь повышенной комфортностью, – подушка из силового поля позволяла полулежать в нём сутками.
– Кузя, давай испытаем, – предложил подросток.
– Твой отец хотел проинструктировать тебя вечером.
– До вечера ждать долго. Ты разве не можешь мне объяснить, что и как?
– Объяснять тут нечего. Садишься и всё.
Марик опустился в невесомость силового поля и тут же почувствовал, как запястья охватили браслеты внутривенного питания, а промежность обволокло щекотное дренажное поле.
– Куда ты хочешь отправиться? – раздался голос кибера.
– А это… просвечивать лучами меня что ли не будут? Ну, считывать матрицу тела?
– Считывание уже произведено, информацию я передал внешнему киберу, и в эос-компьютере уже готова матрица.
Подросток представил, что где-то там, за пределами вселенной, его, Марка, тело плавает в загадочном эосе, готовое просочиться через квантовые дырочки в любой уголок космоса. Стало жутковато.
– Давай навестим Ритку, – решился мальчик.
– Правильный выбор, – одобрил кибер. – Для тебя гэстинг-приём открыт только в доме Выгорецких и больше нигде.
– Так действуй, – досадливо отозвался Марик. Было стыдно перед Кузей: вот ведь, заранее не подумал об открытых каналах. Гэстинг возможен лишь там, где хозяева тебя знают, доверяют и дают допуск для креатинга в своём доме. Значит, Ритке тоже поставили гэст-кресло, и она уже позаботилась о допуске для него?
Марик пошатнулся и едва не упал – тело его стояло на двух ногах в знакомом холле, рядом с цветочной тумбой. «А в тумбе-то у них креатор для гостей, – догадался мальчик. – Значит, это я из неё вылез?» Всё вокруг было странным и… не настоящим. Лицо обдало холодом, заледенели и кончики пальцев, словно он застрял в «стенке» при переходи из одной виртуальной
– Кузя, доложи о визите.
– В доме никого нет. А Маргарита в саду.
Выйдя на улицу, Марик обошёл дом и на заднем дворе среди яблонь увидел фигурку подруги. Рита стояла вытянувшись вверх, подняв руки с опрыскивателем к кроне дерева. Лёгкое платьице просвечивалось на солнце, открывая взору восхитительный абрис тугих стройных бёдер, плавный изгиб спины и твёрдых грудок. Ритка уже не та мальчиковая девочка, с которой игрались в песочнице, – Марик это давно заметил и не раз переживал горячее влечение к ней. Но сейчас он только любовался, словно девушка неживая статуя.
– Марик, привет! – замахала рукой подруга детства. – Иди сюда!
– Чем занимаешься? – ни о чём спросил, подойдя к ней.
– Гоняю букарок инсектицидами. Ты бы сказал своей маме, чтобы она убрала этих жучков. Зачем нам вредители в дендрарии?
– Ну ты скажешь! – улыбнулся Марик. – У мамы каждая букашка сосчитана. А ты не мучайся, скажи Кузе, он робота-садовника пригонит.
– Да уж, робиков здесь не хватало, – фыркнула Ритка. – Сад на то и сад, чтобы самому садить и ухаживать. Всё должно быть по-настоящему.
«Так и короеды тоже настоящие», – хотел возразить Марик, но, давно уж примирившись с женской логикой, спорить не стал. Помолчав, произнёс:
– А ты ничего во мне не замечаешь?
– Постригся что ли? – оглядев с ног до головы, наконец предположила Рита.
– Я дабл.
– Вот те раз! – огорчилась подруга. – А я хотела сюрпризик вечером устроить, заявиться к тебе в дабле. Опередил.
Марик смотрел на Ритку и не мог понять её огорчения. Это же такой пустяк по сравнению… с чем? С его тоскливым одиночеством? Наверное, пора уже принять как данность: холод ледяной грани между иллюзией и реальностью – это его холод. Это не разделит с ним даже самая близкая душа.
II. НЕ УБОИСЬ УЗНАТЬ
Учебное заведение, как правило, выбиралось среди родноязычных. Знание интерлингвы считалось обязательным, но только для общения в сообществах, а обучаться должно на родном наречии. Психологи утверждали, что употребление чужого языка не полезно для существимости, поскольку речь напрямую воздействует на сознание человека. Переходя с одного языка на другой, личность мыслит то одним образом, то другим, и его цельное самосознание подвергается риску рассуществления. Впрочем, основатель академии креоники Орест Евгеньевич Пышных не был таким уж ортодоксом в этом вопросе, о чём свидетельствовали три огромных слова на входной арке, явно нерусских, хотя и написанных кириллицей: КРУО КРИО КРЕО.
Этот девиз был виден издалека, с середины площади, где находился гэсткреатор и из которого одновременно вылепились даблы Марика и Риты. Чтобы попасть в саму академию, требовалось пройти по площади, подняться по длинной каменной лестнице с высокими парапетами, на которых в бронзовых подставках средь бела дня горели факелы, затем меж высоких дорических колонн вступить в мраморный холл. Академик Пышных, видно, желал ещё «при дверех» внушить посетителям почтение к своему храму науки. Как понял Марик со слов отца, все академики чудаковатые, со своими какими-то идеями, которые требовалось непременно всем доказать, что извинительно – ведь иначе они бы не стали тратить своё время на безвозмездное преподавательство. В древние времена за работу платили деньги, а ныне единственное воздаяние – удовлетворение амбиций и обретение осмысленности собственного существования. «Так что слушай и не спорь, – назидал Марика отец, – своим вниманием ты оплачиваешь труд лектора. А если уж очень захочется возразить, то никогда не загоняй преподавателя в угол».