Сущник
Шрифт:
– С кем?
– Абрскилом. Ага, не знаете. Для этого и нужно академическое образование, чтобы знать. Жду вас на занятиях.
За время их странного диалога некоторые академики вышли из-за стола и, отойдя к окну, стали что-то обсуждать своё. Видно, трибунал был не единственным пунктом их повестки. Марик тоже встал и зашагал к дверям – выходить из дабла, обнуляя тело прямо в зале совещаний Верховной учёной коллегии, было бы неприлично.
Дома ждали отец и мама. Сергей Николаевич подытожил:
– Молодец, что не стал повторять вслух гадости о девушке. Вот здесь тебя и проверили
– Жуть! – вздрогнул Марчик. – Уж лучше в кандалах на скале и чтобы орлы клевали.
– Греки тоже так подумали и облагородили абхазскую легенду. Не вынесла душа поэта дремучести седых времён. Да-а… Вот что, наши занятия по физике мы, конечно, закончим, раз уж тебя берут в академию. А древними греками я с тобой позанимаюсь, чтобы назубок знал.
Той же ночью Марику приснился сон. Будто тысячи лет бродит он во мраке по каменным лабиринтам пещеры, натыкается на стены, а выхода не находит. И вдруг он понимает, что спит и всё это происходит во сне. Понимание возникло одновременно с ощущением, что кто-то ещё, кроме него, находится в пещере. Его не видно в темноте, и он молчит. Но он есть. От этого существа исходит такая неизбывная тоска, что сердце остановилось… Марк проснулся, судорожно глотая воздух. Ужас потихоньку отпустил его, и накатила тёплая волна радости: он во сне отчётливо сознавал, что спит, вот она – существимость! Но тут же вспомнил, что стало причиной этой существимости, и под сердцем вновь засвербело холодком.
Время утекало как песок сквозь пальцы на пляжном берегу их острова детства, острова Марго. Они иногда возвращались туда. Рита скреатила на берегу дом с открытой верандой, использовав в его оформлении свою курсовую работу по дизайну. На веранде им нравилось пить чай, бездумно любуясь океанским простором. Затем, словно очнувшись, бежали наперегонки к живому океану, бросались в высокий прибой, плавали до изнеможения и валялись на пляже, зарывшись в тёплый песок. Марик помнил, каким хрупким подростком она была – помнил её худенькую спину с пунктиром выпирающих позвонков, острые плечики. Теперь же в ней появились округлость и уверенная грация будущей женщины.
Они словно заново узнавали друг друга. Марк смаковал Риткино имя, пробуя его звучание на разные лады. Когда в академии ему на лекции читали про римскую осадную технику, то называл подругу по-латински – Гита. Когда же на занятиях дошли до изобретения немцами типографских станков, переиначил на Грету, Гритту и Гретхен. А когда докатились до развития технологий в Америке, перешёл на Мэгги и Марджи. Но больше всего милых звучаний было в родном языке: Ританя, Ритуля, Ритуня, Ритуся, Туся, Ритуша, Маргуша, Мара, Маруся…
Сколько оттенков одного лишь эпитета, которым древние
– Слух преклони, о богиня! Хорошо приносить сообразные жертвы вечным богам, на Олимпе живущим! – произнёс торжественно юноша. – Вот что, однако: прими от меня этот кубок прекрасный и, охраняя меня, проводи под защитой бессмертных!
Девушка ответила сонно:
– Это ты из Гомера наизусть шпаришь?
Марк вскочил на ноги и начал грозно декламировать:
– Бились вокруг Калидона они, истребляя друг друга.
От златотронной на них Артемиды пришло это горе:
гневом горела она, что Иней от плодового сада
Жертвы ей не дал…
В общем с вами, олимпийскими девчонками, без жертвоприношений никак, со свету сживёте!
Рита взяла тяжеленую раковину, приложила к уху – шумит. Благосклонно кивнула:
– Рядом ты можешь присесть. А в благодарность я тоже твой слух услажу… или усладю, в общем, каким-нибудь гимном.
– Так говорила богиня. Он радостно ей покорился, – хмыкнул Марик и упал животом на песок. Рита возвела горе свои нежносерые, прохладноглубокие очи:
– Кузя, мой раб кибермудрый, Марсу божественному ну-ка подай славословье…
– Не-е, так не честно, – пробормотал Марик и прижался щекой к тёплому песку. А Рита стала читать загорающиеся в воздухе строчки:
– Ты вечного Олимпа
твердыня и оплот,
метатель копий смертных,
отец победы светлой,
защитник правоты.
Путь огненный свершая
в седмице звёзд горящих,
где бурные конИ
На третьем своде неба,
Нам в трепетную радость,
Твой шар кровавый мчат…1
Марк лежал и слушал голос Риты, приятно накатывающий вместе с прохладным пенистым прибоем, что лизал его сухие пятки. Закрыл глаза: плывущий красный шар и рядом какие-то тени. Эти самые «конИ»?
Закончив декламацию, Рита сказала серьёзно:
– А ведь ты мне давно ничего не дарил. Первый и последний подарок был – универсальная отвёртка.
– Ключ. Тот инструмент назывался униключ, – поправил Марик. – И почему не дарил? А на дни рождения?
– Это не считается. Ты хоть и Марс, а знаешь, что твоё имя означает? Кувалда.
– Не кувалда, – снова поправил Марик, – по-латински «маркус» означает «молоток».
– Ты не молоток, а настоящая кувалда!
– Извини, не подумал.