Светлые аллеи (сборник)
Шрифт:
Но жулик Рудольф был гениальным. Он и меня однажды объегорил, да так ловко, что я догадался об этом только через полгода. Как все жулики он внушал к себе ощутимое доверие. Всегда при галстуке, правота в глазах и бледность, как у чиновника высокого ранга. Побритые щёчки, лёгкая лысоватость. Это всё как-то внушало.
Пил я с ним всего два раза и это было что-то.
Первый раз мы с ним даже не пили, а так, похмелялись. Я шёл с майского утра за красненькой, а Рудольф сидел у подъезда полумёртвый «с махмура» и не участвующий в этом мире.
В двух шагах от него
И мы пошли. Рудольф, брезгливо обходя токующих голубей, привёл меня в центральный гастроном и, оставив у конфетного отдела, уверенно направился к винному. Там трудилась его знакомая продавщица по имени Люба, этакая бой-баба, как и все продавщицы водки и вина.
Здравствуй Люба, — внятно сказал Рудольф с мягкой улыбкой и поправил галстук.
Люба сразу упёрла руки в свои висячие, как сады Семирамиды, бока и, сощурив наваксенные глазки, страстно задышала:
— A-а, явился? Что, деньги принёс? Ах, опять не принёс? Ни стыда ни совести. Отвороти харю, бесстыжая она у тебя. Отвороти! У-у, глаза собачьи! Тьфу на тебя!
По её приветливому тону чувствовалось, что Рудольф должен ей немало и уже обманывал не раз. А по кинетической силе и искренности плевка, чувствовалось, что и не два. Старушки с бидончиками у молочного отдела сладко внимали скандалу.
Но Рудольфа всё это нисколько не смутило. Встряхнув платочком, как фокусник, он протёр им заплёванные очки и лицо.
— А вот харкаться не хорошо, — дружелюбно сказал он — А ещё передовик советской торговли. Ты вот харкаешься, а я ведь к тебе по делу.
— Ой не надо мне от тебя никакой статьи в газете! Ой, не надо — гордо заявила Люба.
— Ну статья-то почти готова. И деньги, эти 14 рублей я тебе верну.
— 15! — сказала Люба.
— Ну 15, — не стал спорить Рудольф. — Но мне сейчас не хватает на бутылку всего две копейки. Всего две, понимаешь? А 3,60 у меня есть — и он со значением потрогал свой карман.
«Какие 3,60? — изумился я — Что он несёт? У нас с ним всего по копейке на брата».
Сначала Люба была ни в какую. Видимо из принципа. Но Рудольф был настойчивым, и постепенно её уболтал, без конца показывая два пальца.
— Ну ладно уж — махнула она пухлой дланью. — Иди уж пробивай. Действительно, чего уж тут из-за двух копеек-то.
И Рудольф пошёл к кассе и, конечно, никаких денег у него не было.
— Бутылочку водки
— А деньги-то где? — оторопела кассирша, разглядывая пустое блюдце.
— А я с Любой договорился, — тихо объяснил Рудольф.
— Люба! — заорала кассирша через весь зал — Очкастый с тобой договаривался?
— Договаривался, договаривался… — подтвердила отходчивая Люба — Пробивай!
И кассирша пробила чек, мы его у Любы обналичили и с изумрудной бутылкой водки вышли на сверкающую маем улицу.
— Учись, пока я жив, — сдержанно посоветовал Рудольф.
Я, потрясённый простотой обмана, молчал.
Но не всё в его жизни было так безоблачно. Вторая выпивка это подтвердила.
Мы с ним случайно встретились в центре, а была зима и мы из-за озверелого мороза стали как-то пить, чтобы как-то согреться. Сначала пили в студии звукозаписи у моих друзей, потом в опорном пункте милиции с ментами — уже знакомыми Рудольфа. Помню, между ментами разгорелся спор — брать или не брать взятки? И даже не так. Все были за то, чтобы брать взятки. Спорили о том, хорошо это или плохо? Все считали, что это хорошо и даже полезно, и майор, и капитан и два лейтенанта. Против был только один сержант — племянник майора, малый с бандитской внешностью, только что из деревни переведённый в город.
— Дурак ты, парень! — кипятился капитан. — В милиции таким не место!
— Да я тебя, падлу… За идеалы! — пытался расстегнуть кобуру майор и застрелить сержанта на правах родного дяди. Лейтенанты его вяло отговаривали. Все были вусмерть пьяные. Потом и у Рудольфа что-то перемкнуло и он стал убеждать ментов, что он — вор и «обнёс» уже две квартиры в 4-ом микрорайоне. Менты тоже убеждали Рудольфа, что 4-ый микрорайон — это Промышленный райотдел, а значит не их, а какого-то Федюкова, и так этому Федюкову, козлу и надо.
— Давайте лучше выпьем за первую любовь, — сказал наконец майор, разглядывая на свет бутылку.
Мы немедля выпили и майор сунул мне в ладонь кусочек сала с прилипшей газеткой. Я стал её отлипать.
— Ешь с бумажкой, сынок — сказал майор и объяснил — С бумажкой оно сытнее.
— Да? — удивился я и съел с бумажкой.
Потом мы снова оказались с Рудольфом на улице на визжащем снегу, среди непонятных городских огней. Идти домой он категорически не хотел.
— Такой серьёзный мороз! Нам просто необходимо выпить ещё — убеждал он меня и счастливо смеялся.
— Так ведь деньги… — ежась, начал я.
— Найдём! — заверил Рудольф.
И он повёл меня в ресторан «Колос», самое бомондное место нашего города. По словам Рудольфа, его там знает каждая собака и каждый будет безумно рад его видеть. Настолько безумно, что с удовольствием подкинет нам деньжат или даже пригласит за свой столик. Одним словом, говорил что-то нереальное.
Мы открыли тяжёлую стеклянную дверь и вошли. У гардероба, искрящегося норкой и соболями, сидел и грыз ногти заслуженный швейцар. Сверху бухала музыка, молодецкий голос пел про город Одессу и преступно пахло шашлыками. Мне даже показалось, что я слышу счастливое чавканье.