Свидетель на свадьбе должен быть неженатый
Шрифт:
Не надевая футболок, друзья вышли с пляжа. Рядом с атлетическим телом Тарасковского, Герц выглядел ущербным и преждевременно натянул футболку. Приблизившись к первым пятиэтажкам, надел и Руслан. Он предложил Свете взять его под руку, сославшись на жару, она отказалась. Прощаясь у подъезда, Света позволила Руслану поцеловать себя в щеку и взглянула с ожиданием на Герца, но тот никак не отреагировал.
– Дружище, не возражаешь, если сегодня я переночую у тебя? – спросил Тарасковский, после того как Света скрылась в подъезде. – Нет никого желания идти домой, да и к Поносу не особо тянет.
– Без проблем, – из вежливости согласился Герц. Он рассчитывал до глубокой ночи поработать с рукописью,
– Трудно сказать. В ней что-то есть, меня тянет к ней. Тянет никак к остальным – с теми я отрываюсь. Со Светой кардинально все по-другому. Мне нравится с ней разговаривать, мне нравится ее робость, она как ребенок всего стесняется. Хочется ее защитить, защитить сам не знаю отчего, наверное, от циничной жизни и злых людей. Она такая кроткая, что я не в состоянии представить ее в постели. Не первый день встречаемся, и она позволила лишь на секунду поцеловать себя в губы. И что самое странное – меня это полностью устраило.
– Это любовь, чувак, – усмехнулся Герц, как бы подначивая.
– Вряд ли. За такой-то короткий срок?
– Скажу как другу. Смотрю на тебя со стороны, и замечаю проявляющиеся симптомы зарождающегося чувства. Только как-то не верится, чтобы Тарасковский и не представил Светлоокую в постели. Это так на тебя не похоже, из чего я делаю вывод, что у тебя проснулись чувства к этой милой особе.
– Если честно – пытался. Не получается. Мозг блокирует любую, мало-мальскую фантазию в плане секса.
– На вид вроде девушка приличная, – заметил Герц, – почему бы и нет. У меня, конечно, такого опыта как у тебя нет, но я уверен, что девушка она хорошая.
– Так и есть…. Только она на тебя опять весь день смотрела.
– Не заметил, чтобы она смотрела на меня. Но ты ревнуешь и это один из признаков благородных чувств.
– Не то чтобы ревную, просто… – Тарасковский не договорил, они почти дошли до девятиэтажки Герца, и остановились у магазина. – Взять чего-нибудь?
– Пить определенно я не буду, хочу сегодня поработать, а ты… в общем смотри сам. Впрочем, давай зайдем вместе, у меня кончаются сигареты, себе можешь купить пива.
– Ну, тогда я тоже не буду.
Поужинав вместе, Герц уступил единственную комнату другу, сам расположился за кухонным столом. Включил классическую музыку на ноутбуке, вооружившись блокнотом, попытался сосредоточиться на рукописи. Не писалось. Тарасковский смотрел телевизор с приглушенным звуком, но отдельные шумы достигали Герцовых ушей, и это казалось одной из причин невозможности сконцентрироваться. Осознав, что сегодня он не напишет и строчки, захлопнув блокнот, Герц перешел в комнату.
Рразвалившись в кресле, Руслан без интереса смотрел кино. Черная «Волга» парила по московскому небосводу.
– Что смотришь? – спросил Герц, усаживаясь на диван.
– Хрень какая-та. Держи, – Тарасковский протянул пульт от телевизора. – Выбирай сам. Одну муть показывают. Наш кинематограф в подражание Голливуду духовно обнищал. Скудная и нездоровая фантазия у сценариста, придумавшего летающий ГАЗ-21. Это даже детям нельзя показывать, вызовет убогость в их восприятие мира.
– В литературе дела обстоят не лучше. Слепое подражание западу: вампиры, оборотни, постапокалипсис, брутальные детективы с претензиями на оригинальность.
– Все забываю книгу тебе вернуть, – сказал Руслан, случайно взглянув на стопки книг на полу, привезенные Герцом с большухи, которые он не успел разложить по полкам.
– Что за книга?
– Борис Виан «Пена дней». Не осилил. У чувака конечно яркая фантазия, чего он такого покурил? Подобные произведения Поносовскому Кирюше
– Нужно было тебе дать другую его книгу, «Уничтожим всех уродов».
– Ты заметил, какой сегодня был Бадик? – сменил тему Тарасковский. – Завидую ему белой завистью. И Ангина у него девочка видная.
– Как ты ее назвал? Ангина? – усмехнулся Герц.
– Ага, Ангина. Не знаю, почему она меня не переносит, причем с первого дня знакомства.
– Наверное, считает, что ты плохо влияешь на нашего малыша. Да и к тому же, мне кажется, у вас обоюдное не переваривание друг друга.
– Как на него можно повлиять? Ни тебе сквернословия, никакой разнузданности. Его и совратить-то не по силам. Херувим, сошедший на грешную землю. Наш маленький молчун. Интересно, о чем они разговаривают наедине, с него и слова иной раз вытянуть невозможно.
– Ангелина и мертвого разговорит, – перещелкивая каналы, заметил Герц. – Ты посмотри, что показывают, не иначе зомбоящик. Палитра нынешних героев навязываемая нам телевидением. Сплошь бандиты, менты, шпионы, менеджеры, проститутки. И еще, отдельно статьей, для молодежи – нечисть в разных ипостасях. И мы удивляемся, что нет общенациональной, объединяющей идеи. Откуда ей взяться? Пролетарий возвели в ранг быдла. Если и мелькает на экране работяга, неизменно Михалыч или Семеныч, простоватый чудак, и, как правило, алкоголик. Смотрел как-то фильм «Каникулы Петровича в Мексике», осовремененный образ Иванушки-дурачка. Пока нет по-настоящему устоявшегося среднего класса, со своей культурой, говорить о национальной идеи – бессмысленно. Народ бесстыдно разделили посредством доходов. Это было предательством – нас, закончивших ПТУ, слесарей, сантехников, токарей и прочие профессии сделать второсортными людьми. Ведь мы – молекулы, атомы государства, альфа и омега. Без нас, все эти синие воротнички помрут с голода. Я смотрел выступление мэра одного провинциального города, знаешь, что он сказал? «В нашем городе, средняя зарплата составляет в среднем тридцать тысяч рублей». То есть около тысячи долларов. А по факту, пятнадцать процентов живут хорошо, шестьдесят на грани бедности. Пять процентов и вовсе в полной попе. А знаешь, откуда взял он эту цифру? Все очень просто – у одних доход десять тысяч, у других пятьдесят. Из этих чисел, мы получаем среднее арифметическое, те самые искомые тридцать тысяч. Все просто, и главное мэр не соврал.
– Нынче, страна испытывает дефицит профессий: сварщиков, токарей, слесарей, – продолжал Герц, все больше разадориваясь. – Потому что вся молодежь старается податься в менеджеры или в инженеры. Университеты штампуют заочников. Дистанционное обучение, сущность которого, заключается в собирание мзды со студентов. Как например в наш нивагальский филиал приезжает препод, собирает дань, ставит зачеты и спокойно сваливает с оброком обратно. А при приеме на работу главное не знание и опыт, а корочка с печатью. Единственно, чему там учат, это как правильно давать взятки. Учат, как правильно стать частью системы. У нас тут один такой устроился, с аттестатом инженера-электроника, пока что простым прибористом. Так этот индивид, ознакамливаясь с инструкцией прибора, на полном серьезе спросил у меня: «я тут прочитал, и мне не понятно: где на станции, находится электрическая емкость»? Я сначала расценил это как шутку. Электрическая емкость – это конденсатор, простейший элемент в электрической цепи, который изучают в школе. И этот будущий инженер, человек с высшим образованием, думал, что за емкость такая, предполагая, что она выглядит как цистерна где хранят нефть. И гонору от его университетского образования через край, спит и видит себя инженером. И ко мне отношение надменное, всего лишь от того, что у меня нет заветного диплома.