«Сыны Рахили». Еврейские депутаты в Российской империи. 1772–1825
Шрифт:
Члены «невельского еврейского общества», сетуя на отсутствие возможностей свободно торговать и то, что для других профессий «надобны знания, которые приобретать ушли лета наши, и уже остается сие потомству» [1140] , также желали обратиться к земледелию. В прошении особенно подчеркивается, что его авторы – «коренные жители» Невеля, разорившиеся из-за своей помощи переселенным из окрестных деревень евреям. Просители также жаловались, что за пределы черты оседлости «их не пущают, здесь по проселочным дорогам искать работы не позволяют, а по большим редко оные случаются, в наступающее зимнее время вовсе таковых не будет и останемся с одною бедностию, голодом и теснотою» [1141] . Требования были те же, что и у «еврейского общества» Городка: налоговые льготы, ссуды от казны и содействие при аренде помещичьих земель. Подписали прошение 24 человека, все с разными фамилиями, что, возможно, указывает на б'oльшую «демократичность» невельской общины по сравнению с ситуацией в Городке.
1140
Там же. Л. 17.
1141
Там же. Л. 17 об.
В прошении «велижского еврейского общества», о драматических обстоятельствах передачи которого императору
1142
Прошение «еврейского общества» Невеля Александру I. 5 сентября 1825 г., копия. – Там же. Л. 16.
1143
Гессен Ю.И. Велижская драма. К истории обвинения евреев в ритуальных преступлениях // Книжки Восхода. 1904. № 1. С. 30–68; № 2. С. 98–117; № 4. С. 77–95; № 5. С. 49–66; № 6. С. 52–79.
Все три прошения были переданы на рассмотрение тому же Хованскому, который изложил свое мнение по поводу их содержания в своем отношении Четвертому еврейскому комитету от 4 ноября 1825 г. Генерал-губернатор заявил, что податели всеподданнейших прошений требовали того же, что и поверенные от евреев, обращавшиеся в комитет при губернском правлении, и так как по рассмотрении просьб этих поверенных «комитет счел невозможным удовлетворить оные» [1144] , то и по отношению к прошениям обществ следует поступить так же. Комитет полностью одобрил эти выводы [1145] .
1144
Отношение генерал-губернатора Н.Н. Хованского Четвертому еврейскому комитету. 4 ноября 1825 г. – РГИА. Ф. 1286. Оп. 4. Д. 349 б. Л. 9.
1145
Там же. Л. 9–11 об.
В 1826 г. минский, виленский и гродненский кагалы обратились к Еврейскому комитету с ходатайствами о возобновлении еврейской депутации, которые послужили поводом к рассмотрению комитетом вопроса о результатах деятельности еврейских депутатов за 1802–1825 гг. [1146] , а в 1827 г. с такими же предложениями снова выступил гродненский кагал. Сами прошения не сохранились, и мы можем судить о них по кратким тенденциозным изложениям, принадлежащим перу секретарей комитета. В первом случае прошения фигурируют в делопроизводственных документах и как «прошения кагалов», и как «прошения старшин кагалов минского, виленского и гродненского от имени еврейского народа» [1147] . Во втором случае на «просьбу членов гродненского еврейского кагала по оному же предмету» [1148] последовало встречное предложение членов комитета – кагалам предлагалось высказать свои соображения по поводу еврейской реформы в записках, которые они должны будут прислать в комитет, а не «посредством выборов из числа кагальных членов» [1149] . Отметим, что выражение «еврейские депутаты» в документе не употребляется. Впрочем, эти инициативы, так же как и примечательная записка виленского кагала от 9 ноября 1833 г. [1150] , находятся за хронологическими рамками данного исследования.
1146
Мемория Четвертого еврейского комитета за сентябрь 1826 г. – РГИА. Ф. 1286. Оп. 4. Д. 349 б. Л. 16 об.; Д. 624. Л. 110.
1147
Там же.
1148
РГИА. Ф. 1286. Оп. 4. Д. 434. Л. 3.
1149
Там же. Л. 19 об.
1150
Записка Виленского кагала о нуждах еврейского народа // Еврейская старина. 1911. Вып. 3. С. 96–109.
Проекты маскилов 1820-х гг.
Наряду с рассмотренными выше способами защиты групповых интересов, в описываемый период имели место частные, большей частью оппозиционные по отношению к традиционной еврейской элите инициативы отдельных европейски образованных евреев, так называемых «маскилим». Заслуживают внимания также не столь ярко маркированные принадлежностью к какому-либо идеологическому течению внутри еврейского общества обращения отдельных евреев к правительству по общим вопросам политики в отношении евреев.
Наиболее полно освещена в имеющихся в нашем распоряжении документах деятельность уже упоминавшегося выше Гиллеля Маркевича. О происхождении Г.А. Маркевича почти ничего не известно, однако по косвенным данным можно судить, что его семья была достаточно состоятельной и образованной. По неизвестным нам причинам в 1760-е гг. семья Маркевича перебралась из Пруссии в литовский город Россиены [1151] . О жизни Маркевича до 1812 г. сохранились лишь отрывочные сведения: известно, что он дважды (в 1805 и 1809 гг.) неудачно пытался основать в Вильно суконную фабрику [1152] . В связи с этим (а также из-за своих попыток распространить среди евреев Вильно идеи просвещения) Маркевич вступил в затяжной конфликт с виленским кагалом. Несмотря на эти обстоятельства, Маркевич был примерно в те же годы избран ратманом [1153] города Россиены. Во время войны с Наполеоном 1806–1807 гг.
1151
Ныне Расейняй (Литва). Еврейская община города Россиены, согласно мемуарным свидетельствам, отличалась особым культурным климатом. В 1830-е гг. здесь функционировал кружок маскилов – «рыцарей духа»: евреев с высшим образованием, принадлежавших к особому течению «Россиенской Хаскалы», ориентированной на немецкие образцы (Венгерова П. Воспоминания бабушки: Очерки культурной истории евреев России в XIX в. М.; Иерусалим. 2003. С. 103). По нашему мнению, в числе основателей этого кружка вполне мог оказаться и Маркевич.
1152
Маркевич продолжал подавать проекты учреждения различных промышленных предприятий (суконной и бумажной фабрик, лесопилки, завода чугунного литья, производства постного масла и.т.д.) и в 1813–1820 гг., однако ему было отказано в государственной субсидии (Юдицкий А.Д. Еврейская буржуазия и еврейские рабочие в текстильной промышленности первой половины XIX в. // Исторический сборник. М.; Л., 1935. С. 112–113).
1153
Ратман (от нем. «советник») – член ратуши – органа местного самоуправления в небольших городах.
Значительные перемены в жизни Маркевича были связаны с войной 1812 г. После взятия Россиен 18 июля 1812 г. наполеоновскими войсками Маркевич бежал со своей семьей в Дерпт. Принадлежавший ему большой каменный дом был жестоко разграблен. А сам Маркевич в Дерпте 26 августа 1812 г. в синагоге в еврейский Новый год произнес патриотическую речь, выдержки из которой были напечатаны в «Сыне Отечества». Вскоре после этого Маркевич отправился в Санкт-Петербург, где подал императрице Елизавете Алексеевне текст этой речи и некую «Записку о лучшем устройстве еврейского народа» [1154] . Императрица в ответ сочла нужным выразить лично Маркевичу и «всему еврейскому обществу города Россин (sic!) монаршее ея величества благоволение» [1155] . Последнее, возможно, означает, что Маркевич в данном случае выступал от имени «еврейского общества» Россиена. А «благоволение» императрицы, не имевшее, скорее всего, никакого материального выражения, все же в известной степени способствовало дальнейшим успехам Маркевича.
1154
Записка еврея Г.А. Маркевича о делах его, представленная Четвертому еврейскому комитету. – РГИА. Ф. 1286. Оп. 4. Д. 349 а. Л. 284, 290.
1155
Письмо секретаря императрицы Елизаветы Алексеевны Н.М. Лонгинова Г.А. Маркевичу. 18 января 1813 г., копия. – Там же. Л. 290.
Сохранились случайные и отрывочные сведения об участии Маркевича в качестве поставщика провианта для российской армии в заграничных походах 1813 г. [1156] По некоторым данным, за свое необычайное «усердие» он был даже представлен к награде, но не получил ее якобы из-за интриг своих недоброжелателей из числа русских офицеров [1157] . По возвращении Маркевич поселился в Вильно и активно участвовал в торгах на казенные откупа. Ему удалось найти себе покровителя в лице виленского гражданского губернатора А.С. Лавинского. Однако то обстоятельство, что Маркевичу все еще не удалось получить с казны деньги за поставку провианта в 1807 г., вынудило его в 1820 г. вновь отправиться в Санкт-Петербург, где, помимо решения своих собственных финансовых трудностей, он пытался повлиять на судьбу евреев всей Российской империи. Он подал составленный им проект еврейской реформы министру финансов Д.А. Гурьеву 2 ноября 1820 г. и министру духовных дел и народного просвещения А.Н. Голицыну 30 ноября того же года [1158] . Неизвестно, как отреагировали на проект Маркевича его сановные адресаты, но гораздо более неприятным для него было то, что чиновники военно-счетной экспедиции хранили такое же загадочное молчание относительно причитающихся ему денег. Маркевич вынужден был оставаться в Санкт-Петербурге. В 1823 г. он проявил себя в довольно неожиданном качестве – «изобрел полезную для Отечества машину для делания кирпича и прочих из глины изделий» [1159] и получил права на исключительное пользование доходами со своего изобретения на 10 лет [1160] .
1156
Записка еврея Г.А. Маркевича о делах его. – Там же. Л. 284 об. – 285.
1157
Там же.
1158
Там же. Л. 286 об.
1159
Переписка по поводу изобретения Г.А. Маркевича. – РГИА. Ф. 1152. Оп. 1. Д. 64. Л. 2 об.
1160
Там же. Л. 12–12 об.
Маркевичу не удавалось добиться от военно-счетной экспедиции никаких выплат вплоть до осени 1826 г., когда петербургская полиция предпринимала усиленные меры по выселению проживавших в столице евреев. Маркевичу, как и многим другим, угрожало выселение, и он обратился за помощью к своему давнему покровителю Лавинскому, к тому времени назначенному генерал-губернатором Восточной Сибири. 20 октября 1826 г. Лавинский ходатайствовал за Маркевича перед петербургским военным губернатором. В своем письме он, в частности, отмечал, что известный ему своей «честностью и усердием» Маркевич «приведен в совершенное расстройство и убожество» [1161] . Результаты этого заступничества были достаточно скромными – Маркевичу разрешили остаться в Санкт-Петербурге до 1 января 1827 г.
1161
Записка А.С. Лавинского к петербургскому военному губернатору. 20 октября 1826 г., копия. – РГИА. Ф. 1286. Оп. 4. Д. 349. Л. 291.
Маркевич решил обратиться к занятому подготовкой нового законодательства о евреях Еврейскому комитету и представил ему прошение и копию своего проекта о еврейской реформе 1820 г. Проект Маркевича рассматривался на заседании так называемого «директорского комитета о евреях» 30 декабря 1826 г. Решение комитета было довольно жестким: Маркевича следовало срочно выслать из Санкт-Петербурга, так как по существовавшему законодательству евреям позволялось жить в столице не более шести месяцев, а пребывание здесь Маркевича растянулось уже на несколько лет. Проект Маркевича также получил суровую оценку комитета: «Не оказывается таким, который мог бы служить надежным основанием для соображений о общем уставе» [1162] .
1162
Там же. Л. 296.