«Сыны Рахили». Еврейские депутаты в Российской империи. 1772–1825

Минкина Ольга Юрьевна

Проект Маркевича 1820 г. (особенно его первая часть – своего рода краткий очерк истории евреев от поселения в Польше до 1820 г.) содержит ценные этнографические данные, неизвестные по другим источникам сведения по истории евреев Вильно второй половины XVIII – начала XIX в. и другие ценные материалы. Первая часть выдержана в духе распространенной (особенно в последующие годы) маскильской критики еврейского общества. В первую очередь это выражалось в выборе главных объектов критики – кагала, представлявшегося Маркевичу средоточием социальной несправедливости, хасидизма, являвшегося в его глазах проявлением невежества и мистического сектантства, и еврейских депутатов, представленных в записке ставленниками и послушными исполнителями воли кагалов. Реконструируя «подлинную» историю еврейских депутатов 1802–1820 гг., Маркевич выстраивал воображаемую схему сговора кагалов с депутатами, а в более широком смысле – соответствующую модернизированному государству своеобразную «вертикаль» еврейской общинной власти. Как бывший ратман Маркевич хорошо владел дискурсом канцелярского документа, что не могло не отразиться в его записке. Примечательно, что при описании реалий еврейской жизни Маркевич приводил соответствующие еврейские термины (в виде транслитерации русскими буквами древнееврейских слов в ашкеназском (идишском) произношении, т. е. в том виде, в котором они употреблялись). Возможно, таким образом он демонстрировал властям свои познания, желая зарекомендовать себя как полезного проводника по миру чуждого и непонятного адресатам записки этноса. Вторая часть содержала программу преобразований. Такие предложения Маркевича, как отмена кагала [1163] , учреждение казенных школ двух разрядов для обучения еврейских детей светским наукам за счет коробочного сбора [1164] , ослабление и (в ряде случаев) отмена ограничений на проживание вне черты оседлости для купцов и квалифицированных фабричных рабочих («мастеров») [1165] и полный запрет на ношение традиционной одежды евреями обоего пола [1166] , предвосхитили законодательные

меры 1840–1860-х гг. [1167] Таким образом, эта группа предложений Маркевича находилась полностью в русле политического курса, направленного на жесткую регламентацию и дисциплинирование еврейского общества, которого российское правительство продолжало придерживаться весь последующий период. При этом, несмотря на совпадение общих тенденций, проект Маркевича был отвергнут Четвертым еврейским комитетом, вероятно, как чересчур радикальный для того времени. Несмотря на кажущееся доминирование отмеченной выше тенденции, проект Маркевича не был однородным. Отдельные его положения совпадали с проектами, выдвигавшимися ранее еврейскими депутатами и членами кагалов [1168] . К этой группе относятся предложение «евреям предоставить свободу наравне с прочими подданными торговать по всей России даже и в столицах», совпадающее с аналогичным пунктом проекта З. Зонненберга 1813 г., свободное использование труда христианской прислуги, о котором также постоянно ходатайствовали депутаты, разрешение на свободное проживание евреев в сельской местности, аренду помещичьей земли, производство и продажу алкоголя. Более того, предлагалось разрешить евреям покупку земли в губерниях черты оседлости как у государства, так и у помещиков. Эта часть проекта обнаруживает сходство с «мнением» минского кагала, представленным Первому еврейскому комитету в 1803 г. Реформа управления евреями в проекте Маркевича также имела примечательные черты. Кагалы предполагалось заменить губернскими Комитетами еврейских дел. Управляющий комитетом из числа еврейских купцов должен был назначаться министром (при этом неясно, какой министр имеется в виду) и сам назначать остальных членов комитета, также из числа евреев. Комитет получал фискальные функции, контроль над еврейскими фабриками и образованием. Аналогичным образом в проекте Н. Ноткина 1803 г. модернизированные кагалы переименовывались в «депутатские комиссии» и также могли владеть фабриками. Судебные функции в проекте Маркевича планировалось передать особым еврейским магистратам и ратушам, где заседали бы выборные евреи. Таким образом, евреи изымались из юрисдикции городского самоуправления, так же как и в проектах еврейских депутатов 1785 и 1813 гг. Эта группа предложений Маркевича, как и большинство проектов еврейских представителей конца XVIII – первой четверти XIX в., была направлена на повышение статуса евреев, в первую очередь еврейской элиты. Маркевич пытался в своем проекте дать новую, отличную от традиционной, трактовку элиты. К определяющим признакам элиты в проекте относятся имущественный статус (купцы, фабриканты, землевладельцы), светское образование и лояльность имперской власти. Такая важная для еврейского общества характеристика, как познания в области религиозных текстов, наделяется негативными коннотациями.

1163

Гиллель Маркевич и его проект. С. 355.

1164

Там же. С. 357, 361

1165

Там же. С. 360, 362

1166

Там же. С. 362

1167

Так, 13 ноября 1844 г. был издан указ об учреждении казенных еврейских училищ двух разрядов (ПСЗ 2. Т. XIX. Отделение 1. 18420), а вскоре произошла отмена кагала (ПСЗ 2. Т. XIX. Отделение 1. 18546. 19 декабря 1844 г.). В том же 1844 г. началась борьба с традиционной еврейской одеждой. В 1859 г. купцам первой гильдии было разрешено проживание вне черты оседлости (ПСЗ 2. Т. XXXIV. 34248. 16 марта 1859 г.), а в 1865 г. такая же льгота была предоставлена «мастерам и ремесленникам» (ПСЗ 2. Т. XL. Отделение 1. 37684. 28 июня 1865 г.). С проектом Маркевича совпадает не только само содержание этих мер, но их мотивировка необходимостью «цивилизования» евреев, их «слияния» с остальными подданными, поощрения «полезных» евреев.

1168

Об этих проектах см. выше, во второй главе данной работы, а также в настоящей главе.

В 1825 г. с проектом реформы выступил другой «просвещенный» еврей, уроженец курляндского города Митавы Гирш Исаак Гиршфельд. На данный момент единственный источник сведений о нем – его записка министру финансов Е.Ф. Канкрину, датированная 10 августа 1825 г. В сопроводительном письме к проекту Гиршфельд, которым, по его словам, руководило «единое чувство усердия и приверженности к пользе государственной», так же, как и Маркевич в заключительных строках своего проекта, выражал готовность «содействовать дальнейшими сведениями» как человек, которому «весьма известны все обыкновения и обряды сказанного народа» [1169] . В самом же проекте Гиршфельд предлагал завести во всех кагалах метрические книги для регистрации новорожденных, сочетающихся браком и умерших как на древнееврейском, так и на русском (для предоставления местным властям) языке, выдавать евреям свидетельства о рождении и браке на специальных бланках, заверенных печатями и подписями в губернском правлении [1170] . Примечательно, что для Гиршфельда «еврейское общество» и «кагал» были синонимами, что отмечается далеко не во всех источниках того времени [1171] . В отличие от Маркевича, сыпавшего экзотическими еврейскими терминами, Гиршфельд намеренно избегал всякой еврейской специфики. При обсуждении реалий еврейской жизни он употреблял такие далекие по смыслу от действительного значения понятия, как «духовные требы», якобы совершаемые раввинами (для обозначения последних он не сумел подобрать приемлемого синонима в русском языке) [1172] . Проект Гиршфельда находится в русле общего стремления модернизирующейся бюрократии к получению более точной информации об управляемых, желания власти превратить общество в нечто читаемое, выраженное вербальным образом в документах. То, что предложение ввести новые технологии идентификации личности исходило от «просвещенного» еврея, тоже неудивительно. Впоследствии «маскилим» мечтали с помощью правительства «цивилизовать» евреев и в своей борьбе с кагалами апеллировали к власти.

1169

Сопроводительное письмо к проекту Г.И. Гиршфельда, адресованное министру финансов Е.Ф. Канкрину. 10 августа 1825 г. – РГИА. Ф. 560. Оп. 1. Д. 513. Л. 67.

1170

Проект Г.И. Гиршфельда, не позднее 10 августа 1825 г. – Там же. Л. 68–69.

1171

Там же. Л. 68 об. («Еврейские общества, или так называемые кагалы»).

1172

Там же. Л. 68.

В последующие два десятилетия обращения отдельных «просвещенных» евреев к властям чаще всего имели оппозиционный по отношению к традиционной общинной организации характер [1173] . В гораздо меньших масштабах, нежели в предшествующий период, продолжала существовать и противоположная тенденция, когда владеющий «языком власти» маскил мог быть делегирован традиционной общиной в качестве легитимного представителя и выступал в роли защитника традиционных общинных институтов [1174] . К середине XIX в. осмысление отношений между «просвещенными евреями» и традиционным обществом претерпело значительные изменения, приведшие в итоге к разделению восточноевропейского еврейства на «секуляризованное» и «ортодоксальное» [1175] .

1173

Такова, в частности, ранее не фигурировавшая в научном обороте записка купца из города Борзны Черниговской губернии Нахмана Плисецкого М.М. Сперанскому 1838 г. (ОР РНБ. Ф. 731, Д. 464), близкая по настроению к записке Маркевича. Описывая недостатки современного ему еврейского общества, Плисецкий отмечал, что «всему тому злу причиною изуверство раввинов, азиатское направление духа народного и контрабанда» (Там же. Л. 10).

1174

Так, один из самых известных представителей маскилим в Российской империи поэт и публицист И.-Б. Левинзон (1788–1860), с одной стороны, позиционировал себя как «защитник своего народа», применяя к себе традиционные эпитеты штадлана, с другой, иногда получал признание в качестве легитимного представителя со стороны общинного руководства. В этом отношении особенно примечателен случай 1837 г., когда главы кагалов Дубно, Острога и Вишниц обратились к Левинзону с просьбой стать их официальным «поверенным» (Natanson D. Beer Yitzhak. Warszawa, 1900. S. 46–48.) О саморепрезентации Левинзона как «заступника за евреев» см.: Цинберг И. Исаак Бер Левинзон и его время // Евреи в Российской империи XVIII–XIX вв. С. 450–455.

1175

Подробнее об этом процессе см.: Львов А.Л. Рабби Исроэль Салантер, Гаскала и «теория секуляризации»: анализ в фольклористической перспективе // Вестник Еврейского университета. 2006. № 11. С. 39–59.

В период с 1812 по 1825 г. основная часть конфликтов, которые приходилось улаживать депутатам, относилась к экономической сфере. Власть была недовольна незаконной торговлей евреев, в частности контрабандой, уклонением от податей и недоимками. Депутаты в качестве оправдания использовали ссылки на бедность и разорение евреев, вынуждающие их преступать закон, причем в числе способствовавших разорению обстоятельств стихийные бедствия и война соседствовали с мероприятиями власти. Обращение к документам еврейского происхождения позволяет проследить функционирование парадигмы «гзейрот» («бедствий, причиняемых властью»), во многом определявшей отношение евреев к власти. Особый интерес представляет поведение власти, стремившейся в тот период к альянсу с представителями еврейства. Это стремление явно обнаруживается в событиях, связанных с первым периодом деятельности

еврейской депутации.

При проведении выборов 1818 г. выяснилось, что каждая еврейская община считала необходимым присутствие своих представителей в столице, очевидно, для защиты локальных интересов и отвергала предложенную сверху трехступенчатую схему выборов. Местным инициативам противились в первую очередь члены претендовавших на главенство губернских кагалов, апеллируя к навязанной властью системе понятий.

Таким образом, можно отметить, что участие евреев в политической жизни в тот период отличалось особой интенсивностью и остротой. В события, связанные с еврейским представительством, была вовлечена вся еврейская элита того времени. Инициативы депутатов, «поверенных», кагалов, «обществ» и отдельных евреев, которые, как и в предшествующие периоды, продолжали предлагать власти свои модели построения отношений с еврейским населением империи и высказывались даже по вопросам административного управления в целом, были направлены на повышение статуса евреев. Важно, что упразднение еврейской депутации в 1825 г. носило временный характер. При всех негативных характеристиках, которыми депутация наделялась в документах, исходивших от российской администрации, за ней признавался определенный потенциал, который мог бы реализоваться при благоприятных условиях.

Эпилог

НАСЛЕДИЕ

Основные правовые, культурные и экономические параметры взаимоотношений российского общества (и прежде всего имперской власти) с евреями закладывались в период с 1772 по 1825 г. Эти параметры оставались актуальными на протяжении всей последующей истории евреев в России.

По всей видимости, часть правящей бюрократии была убеждена в существовании «тайного еврейского правительства». Легализация (или конструирование) этого воображаемого еврейского «центра» в рамках имперской системы позволила бы государству контролировать еврейские общины. Официальные представители еврейских общин, в свою очередь, стремились к повышению своего статуса и получению подобающих элите «дворянских» привилегий. Это побуждало их репрезентировать себя перед властью в качестве искомого еврейского «правительства». Одновременно в среде еврейской общинной верхушки существовало стойкое предубеждение против централизации. Постановления, выработанные виленским собранием 1818 г. [1176] , представляли собою попытку найти компромисс между навязываемой сверху идеей конструирования иерархии управления евреями и принципом представительства от всех еврейских общин империи. Эта коллизия метафорически осмыслялась в рамках библейских архетипов. Таким образом, отношения евреев с внешней властью оказывали влияние как на внутренние процессы в еврейском обществе, так и на репрезентацию этих процессов в формах традиционной культуры. Безусловно, что и восприятие еврейского общества представителями российской администрации не было полностью «рациональным» и во многом определялось распространенными культурными мифами.

1176

См. третью главу («Выборы еврейских депутатов в Вильно в 1818 г.»).

Еврейское население империи на протяжении всего исследуемого периода выдвигало из своей среды лиц, способных поддерживать диалог с властью и предлагать последней собственные варианты решения экономических и правовых проблем. При этом власть предпринимала и встречные шаги, вплоть до включения еврейского представительства в систему государственной администрации. Так, в 1817–1824 гг. еврейская депутация функционировала в составе Министерства духовных дел и народного просвещения. Подобные явления свидетельствуют об определенных перспективах альтернативных вариантов взаимоотношений власти с евреями, выдвигавшихся еврейскими представителями. Отметим, что в Российской империи к тому времени был хорошо разработан механизм инкорпорирования «инородческих» элит в структуру правящего слоя [1177] .

1177

Каменский А. Элиты Российской империи и механизмы административного управления // Российская империя в сравнительной перспективе. М., 2004. С. 115–139; Миллер А. Империя Романовых и национализм. М., 2006. С. 48–49.

С одной стороны, само функционирование еврейских депутаций и других форм еврейского представительства внутри государственной системы являлось действенным механизмом интеграции еврейской элиты в эту систему. С другой стороны, проекты такой интеграции на протяжении всего периода выдвигались самими еврейскими представителями, желавшими ускорить или скорректировать этот процесс. Однако при соприкосновении с еврейской верхушкой, не имевшей многих характерных признаков элит дворянского типа, российская власть столкнулась с трудностями, оказавшимися в данной ситуации непреодолимыми. В первую очередь это было связано с тем, что в рамках сословной монархии было необходимо, чтобы сословие согласилось включить в себя новую, к тому же иноверческую группу, а российское дворянство никоим образом не могло включить в себя евреев [1178] . Однако определенные перспективы для повышения статуса еврейской элиты и обретения ею собственной ниши в рамках имперской административной системы все же просматривались.

1178

Эта тенденция сохранилась и в последующие десятилетия. Несмотря на то что ко времени переписи 1897 г. в состав российского потомственного дворянства вступили 196 евреев, а среди дворянства личного их было еще больше (0,3 % от всей этой группы), их присоединение к сословию во многом осталось формальным актом (Натанс Б. За чертой оседлости: евреи в дореволюционном Петербурге // Российская империя в зарубежной историографии. М., 2005. С. 673, 687). Для начала XIX в. характерный пример представляет судьба А.И. Перетца, которого и после его крещения продолжали именовать «жидом» (см. главу вторую данной работы).

Опыт сотрудничества власти с еврейскими депутатами по-разному осмыслялся еврейским населением и властью в последующие годы. Официальная оценка деятельности депутаций нашла отражение в мемории Четвертого еврейского комитета за сентябрь 1826 г. Поводом к рассмотрению вопроса о еврейских депутациях послужило прошение виленского, минского и гродненского кагалов о возобновлении еврейского представительства при комитете. Вероятно, главной задачей составителей обзора было подкрепление доказательствами уже сложившегося в высших кругах негативного отношения к еврейским депутатам. Каждой депутации, по мнению членов комитета, были присущи определенные недостатки: крайняя пассивность – депутатам 1802–1804 гг.; консерватизм и корыстолюбие – депутатам 1807 г. На долю же депутации 1812–1825 гг. выпала целая серия обвинений в инициировании антиправительственных настроений в еврейской среде [1179] . Таким образом, была сформулирована официальная точка зрения на еврейские депутации как на явление бесполезное и даже вредное [1180] .

1179

Мемория Четвертого еврейского комитета за сентябрь 1826 г. – РГИА. Ф. 1286. Оп. 4. Д. 624. Л. 110–115.

1180

В этом отношении весьма показательно упоминание депутатов в «Розыскании об убиении евреями христианских младенцев и употреблении крови их», изданном в 1844 г. тиражом в сто экземпляров по распоряжению министра внутренних для служебного пользования. Авторство этой записки приписывалось В.И. Далю и (с б'oльшими на то основаниями) директору департамента духовных дел иностранных исповеданий Министерства внутренних дел В.В. Скрипицыну или сотруднику министерства внутренних дел И.В. Каменскому (Гессен Ю.И. Писал ли Даль о кровавом навете? // Голос минувшего. 1914. № 1. С. 93–96; Записка о ритуальных убийствах, приписываемая В.И. Далю, и ее источники. СПб., 1914). Обращаясь к материалам Гродненского дела 1816 г., автор записки заявлял, что вина евреев в убийстве девочки могла бы быть доказана, если бы не действия еврейских депутатов. Последние, якобы только для этого отправленные в Cанкт-Петербург, «жалуясь на такое оскорбительное для них подозрение», объясняли возникновение «кровавого навета» враждебностью поляков к евреям за оказывавшееся ими содействие российским властям (Розыскание об убиении евреями христианских младенцев и употреблении крови их. СПб., 1844. С. 24). Примечательно, что в рукописной копии «Розыскания», принадлежавшей, вероятно, М.С. Воронцову, строки о депутатах отчеркнуты на полях красным карандашом (Розыскание о евреях. – Архив ИИ РАН. Ф. 36. Оп. 1. Д. 129. Л. 33).

Тем не менее отсутствие легитимного еврейского представительства на государственном уровне остро ощущалось как евреями, так и властью. Стремление к восстановлению еврейской депутации или учреждению аналогичного законосовещательного органа при центральной власти в конце 1820-х и 1830-е гг. выражалось не только в представленных правительству предложениях кагалов [1181] , но и в проектах, созданных представителями администрации или сотрудничавшими с властью крещеными евреями.

1181

К числу такого рода инициатив относились ходатайства виленского, минского и гродненского кагалов в 1826 г. (Мемория Четвертого еврейского комитета за сентябрь 1826 г. – РГИА. Ф. 1286. Оп. 4. Д. 624. Л. 110); новое выступление виленского кагала в 1833 г. В последнем случае необходимость создания законосовещательного органа при центральной власти мотивировалась следующим образом: «Народ еврейский во всех статьях совершенно невиновен и напрасно оскорблен, и невинность свою достаточными изъяснениями успел бы доказать, если бы воспоследовало ему позволение прислать в столицу поверенных своих, хотя четырех со всего народа, как для представления правительству своих объяснений, так и для составления со стороны своей проекта нового устройства евреев (за представлением им составленного уже устава), который бы соответствовал цели и благонамерениям правительства и не разрушил бы основание благополучного существования еврейского народа, ибо, хотя народ сей не сомневается, что желанием милостивейшего монарха и высокого правительства есть привесть его в лучшее благоустройство и утвердить его благосостояние, но никакое благодеяние, оказываемое кому-либо без предварительного сношения благодетеля с самим нуждающимся в оном о обстоятельствах и желании последнего, не может быть со всех сторон полным, тогда еще, когда здесь дело идет не об одном, а о сотнях тысяч семейств, составляющих народ израильский, который сильно оговорен и много невинно уже терпел, да не на малое, а на всегдашнее время. В таком разе евреи уповают на Бога, что будет в силе оправдать себя пред августейшим престолом его императорского величества и обнаружить причины, по которым они доселе столь горько страдали» (Записка Виленского кагала о нуждах еврейского народа // Еврейская старина. 1911. Вып. 3. С. 97). Примечательно, что учреждение совещательной коллегии из четырех представителей еврейского населения империи описывалось виленским кагалом не как восстановление депутации, дискредитировавшей себя в глазах властей, а как создание принципиально нового института.