Там, где мы служили...

Верещагин Олег Николаевич

— Привезу, конечно, — кивнул Витька…

… - Как это там? Было у отца три сына. Старший умный, средний — дурак, младший — вообще штурмовик! — Витька фыркнул, бухнул на кровать мешок и захохотал, вспомнив, как младший подбил старших выбирать невест, стреляя наугад из миномёта — мол, куда попадёт, там и судьба наша…

Джек тоже улыбнулся. Перекинул Витьке парадную рубашку, которая лежала аккуратно свёрнутой на тумбочке — и замер. Медленно взял то, что лежало под рубашкой и спросил — одним

словом:

— Вить?

Витька положил рубашку на мешок. Прикусил угол губы. Молча посмотрел на красный треугольник в руках сержанта. Пожал плечами. Ничего не сказал…

— Подожди, — Джек осторожно свернул галстук, положил его снова на тумбочку и внимательно уставился на Витьку. — Но, если у тебя галстук и ты пионер, то, если я правильно ваши законы помню, тебе… — он не договорил и чуть прищурился.

Витька уже знал, что скажет. Всё очень просто — он хранит галстук в память о пионерском прошлом, а сам он, конечно, уже не пионер…

— Я пионер, — услышал он свой голос и испытал облегчение. — Я бы сейчас мог тебе запросто соврать. Но я не хочу про это врать. Я пионер. И мне шестнадцать только будет… уже скоро! — добавил он поспешно.

Джек кивнул, словно это всё объясняло. Ещё раз потрогал галстук ладонью, словно погладил. И неожиданно Витька сказал ему, решительно затянув горловину мешка.

— А поехали ко мне в гости? А потом вместе съездим к тебе…

Джек посмотрел удивлённо. И улыбнулся.

3

Над городскими крышами сеялся из низких чёрных туч мелкий дождь пополам с липким снегом. Временами в резко появлявшиеся разрывы выглядывала полная, необычайно яркая луна, и вокруг словно закипало серебро — капли, планирующие с неба, лужи — а над городом словно бы всплывала как будто вырезанная из чёрного тонкого металла стройная фигура: силуэт готического собора, построенного ещё в XV веке Жиллардом де ла Вильером, графом Шарлеруа — и пережившего все катаклизмы. Собор словно бы пронзал ночь, устремляясь в небо и очень напоминал космический корабль.

А ещё при взгляде на него чудились звуки органа.

Эрих задержался на ступеньке вагона, натягивая перчатки. Жозеф стоял уже на перроне, поставив на мокрый выкрошенный бетон чемодан. Валлон словно бы окаменел, врос в перрон. Капли блестели на его непокрытых волосах сверкающим бисером, потом погасли — луна зашла.

Эрих спрыгнул — рукоять чемодана скрипнула о перчаточную кожу — подошёл к другу, встал рядом. Над входом в вокзал висели два городских герба, между ними — лозунг на валлонском и английском —

МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ!

Жозеф поднял воротник тёплого пальто привычным движением, и Эрих подумал, что, наверное, Жозеф носил

пальто и раньше, до армии, в этом самом городе… На родине Эриха мальчишки предпочитали бушлаты и куртки, пошитые под армейские образцы, а то и перешитые из них…

— Пойдём? — сказал он, видя, что Жозеф не двигается с места. Валлон странно — в два приёма — повернул голову. В глазах у него блеснули бисеринки, словно дождь забрался и туда, а голос звучал хрипловато:

— Мой город. Красивый, правда?

Эрих нахмурился. Шарлеруа был плохо освещён, но угадывались развалины, а подальше — стройка. Смесь руины со стройплощадкой, как и большинство городов этой широты… Однако, Эрих понял, что имел в виду Жозеф. Валлон ушёл отсюда мальчишкой, а вернулся — солдатом. Он сражался ради вот этого неба, ради стремительной органной громадины собора, ради стройки, ради этих чёртовых луж на бетоне… Ради этого города — ведь он же красивый, правда?

— Красивый, — от души похвалил Эрих. — Пошли, вымокнем же…

— Ну и пусть, — совсем по-мальч ишески весело и беспечно отозвался Жозеф, подхватывая чемодан. — Пошли пешком, Эрих, — и в голосе его зазвучали просящие нотки, — пожалуйста!

— Ты что, домой не хочешь попасть поскорей? — удивился немец.

— Но я же уже дома, — серьёзно сказал Жозеф. И перекрестился на крестоносное остриё собора, а потом поцеловал кончики пальцев. — Вот, всё это. Большой у меня дом?

— Большой, только немного сырой, — Эрих вздохнул. — Ну пошли. Веди.

— Пошли, — кивнул Жозеф.

* * *

На привокзальной площади двое «касок» стояли возле патрульной машины — старой, с газогенератором. Пассажиров, сошедших с поезда, было немного, они или уходили пешком, или садились в небольшие экипажи, запряжённые крепкими невысокими лошадками. На экипажах были солидные фосфоресцирующие номера. Эрих вспомнил вокзал родного Вупперталя — там машин было намного больше, были даже такси… Потом почувствовал взгляд — и, сразу поняв, что к чему, шепнул Жозефу:

— Шуцманы нас секут.

В самом деле, оба полисмена посматривали на неспешно идущих по площади юношей… с подозрением? Нет, скорей как-то недоумённо. И, когда Жозеф с Эрихом совсем уже проходили мимо, старший вдруг поднял руку (на запястье висела короткая дубинка):

— Жозеф? Постой-ка, мальчик…

— Мсье Леру? — Жозеф перешёл на валлонский. — Доброй ночи, мсье Леру.

Лицо полисмена не выражало особой радости. Оно выглядело усталым — с узкими глубокими морщинами, внимательными глазами… На рукаве тёплого непромокаемого плаща была видна геральдическая нашивка — золотая с алым петухом — означавшая, что полисмен служил ещё в Валлонском Королевстве.