Тайна профессора Макшеева
Шрифт:
– «Макшеев И. В. Тетрадь двенадцатая… Несколько мыслей о природе космических лучей (апрель 1933 года)»…
Профессор перевернул несколько страниц.
– Посмотрим, что идет дальше… «Упрощенный вывод формулы Гамильтона (июль 1933 года)».
Он перелистал еще несколько страниц. Его лицо оживилось.
– «Сверхультрафиолетовые лучи особо интенсивной химической активности (август 1933 года).
Еще в 1912 году, изучая ультрафиолетовые лучи колпачка ауэровской горелки, я установил в них присутствие особого рода лучей, гораздо более активных и
Ауэровский колпачок, как известно, состоит из тканей, пропитанных смесью азотнокислых солей тория и церия, причем первого девяносто девять процентов, а второго только один процент. В пламени газа ткани сгорают, а соли сохраняют форму колпачка. Я доказал тогда, что новые лучи идут исключительно от цериевых солей.
Недавно я вновь занялся этой проблемой. Мне удалось установить, что в момент вспышки паров церия, что бывает при температуре 1800 градусов Цельсия, происходит внезапное излучение сверхультрафиолетовых лучей, продолжающееся, по-видимому, лишь ничтожные доли секунды. Интенсивность излучения зависит от количества церия.
Лучи эти весьма легко проникают через воздух, дерево, бумагу и даже через металлы. Только особо тяжелые металлы - свинец, золото, ртуть - задерживают большую часть лучей. Химическая активность их поистине изумительна. Йодистый азот - вещество весьма легко разлагающееся - взрывается от самого ничтожного излучения. Мне удалось взорвать такими лучами ружейный пистон с гремучей ртутью на расстоянии десяти метров от установки. Вспышку я производил так: помещал крупинку металлического церия в платиновую капсюлю и нагревал ее в пламени гремучего газа. Через некоторое время пары церия разрывали капсюль, воспламенялись и испускали излучение сверхультрафиолетовых лучей. Обычные лучи задерживались при этом экраном из черной бумаги».
Другов взволнованно остановился и осмотрел слушателей.
– Дальше написано другими чернилами, - сказал он.
– Продолжаю!
«15 августа 1933 года. Я тревожно провел эти дни. Открытие лучей не дает мне покоя. Ясно, что их можно применять во время войны для взрывов на расстоянии. Это страшное военное изобретение. Имею ли я право продолжать свои опыты над ним? Могу ли я, мирный человек, боящийся ужасов войны, дать такое оружие?…
Нет, мне надо прекратить свои опыты…»
– Дальше запись идет карандашом, - вновь прервал чтение Другов.
– «Пишу взволнованный отвратительным событием. Вчера ко мне в кабинет зашел какой-то маленький белобрысый человек и отрекомендовался научным сотрудником Ленинградского радиевого института Хромченко. Он начал с лести и сказал, что в институте меня знают и очень ценят. Он выказал хорошее знакомство с моими трудами. Я промолчал. Он стал говорить, что мне трудно и неудобно работать в моей маленькой лаборатории с ограниченными возможностями.
– Такому ученому, как вы, надо иметь собственный институт и неограниченные средства, - сказал он.
Я ответил, что обеспечен всем необходимым и не понимаю, к чему этот разговор. Тогда
– А знаете, мы могли бы вас устроить лучше. Мы могли бы предоставить вам возможность работать за границей и дать вам сто, даже сто пятьдесят тысяч долларов для ваших работ по передаче химических импульсов на расстояние, -подчеркнул он последние слова.
Я был ошеломлен. Откуда в Радиевом институте могли узнать тайну моего открытия?! И что это - действительно проявление внимания или шантаж, гнусное предложение изменить своей родине?
Хромченко откланялся и сказал, что скоро зайдет.
Обеспокоенный предложением, я решил на следующий день позвонить в Ленинград, директору Радиевого института.
Да, научный сотрудник по фамилии Хромченко у них числится, но он никуда из Ленинграда не уезжал и кроме того… он - брюнет».
Другов остановился.
– На этом рукопись кончается, - больше ничего нет.
В комнате воцарилась глубокая тишина. За круглым столом, перед раскрытой тетрадью, взволнованные, сидели четверо наших друзей.
Первым заговорил Званцев. Он встал… Никогда Ваня не видел Званцева таким вдохновенным.
– Друзья мои! В наших руках изобретение огромной ценности. Правда, оно не доведено до конца, опыты, по-видимому, не завершены, но одно ясно, что враги как-то пронюхали об этом, пытались купить Макшеева и завладеть его открытием, чтобы направить его против нашей родины. Ясно и другое, что старик Макшеев был неправ, склоняясь к тому, чтобы прекратить свои опыты и таким образом похоронить чудесное изобретение. Я предлагаю нам самим взяться за дальнейшие опыты и проверку макшеевских данных. Затем мы с гордостью передадим наши материалы правительству. А пока давайте сохраним все в глубокой тайне. Ни одна живая душа не должна знать о том, что мы здесь слыхали.
Тут же договорились, что Другов пойдет завтра с утра в Институт тонкой химической технологии и постарается достать сколько-нибудь металлического церия. В шесть часов решили собраться в лаборатории профессора и попробовать проверить опыт Макшеева.
ПЕРВЫЕ ОПЫТЫ
Когда Ваня и Ткеша пришли в лабораторию, они застали там Другова и Званцева уже за приготовлениями.
Профессору удалось достать несколько граммов чистого церия. Из листочка платины выдавили маленький капсюлечек и крышечку к нему. У стены установили горелку для гремучего газа и баллоны с кислородом и водородом.
Инженер вынул из кармана жестяную коробку и высыпал на стол ее содержимое.
– Вот пистоны для охотничьих ружей, - сказал он.
– Они наполняются гремучей ртутью - веществом, легко взрывающимся от огня или даже удара. Пистоны удобны для опытов тем, что все они одинаковые.
Пистоны разложили вдоль комнаты на столах, через метр один от другого.
– Ну, ребята, выносите-ка отсюда все, что может взорваться или загореться.
Ткеша и Ваня тщательно обыскали всю комнату. Фосфор, бертолетовая соль, селитра, эфир, бензин и другие легковоспламеняющиеся жидкости были унесены из лаборатории в другой конец флигеля. Коробочка с пистонами была укрыта за толстой свинцовой доской.