Тайны темной осени

Чернышева Наталья Сергеевна

Кукла не нападала. Переминулась с ноги на ногу, с покалеченной на здоровую. И осталась на месте. Под нею медленно собирались склизкие пятна — от гноя, капавшего с рук, с одежды, текущего из-под зашитых век, как слёзы…

— Мы с тобой одной крови, — заворожено шепнула я, — ты и я.

Бедный ребёнок. Я медленно, осторожно протянула ей руку. Да, глупость, дурость, чего уж там, прямо скажем, дебилизм в чистом виде. Внезапно приобретённая олигофрения. Но — не знаешь, как поступить, поступай по-доброму. Мне очень жаль стало бедную девочку, и хотелось

хоть как-то утешить её… помочь…

Кукла поколебалась немного. И медленно-медленно потянула скрюченную руку ко мне…

Хлопнуло, грохнуло. Коридор вагона внезапно расширился в бесконечность, и отвратительная птица с диким воем набросилась на куклу, била её крыльями, рвала когтями. Та дёрнулась назад, упала, перевёрнулась, отмахнулась рукой с пальцами-болтами, — не помогло. И тогда кукла стремительно побежала — поползла не скажешь, хотя если кто-то передвигается по земле ничком, то он ползёт, разве не так? Разница была в скорости: кукла улепётывала в сумеречную даль как скоростной поезд. Дикая птица послала ей вслед полный злобы и лютой обиды вопль: по какой-то причине она не могла преследовать жертву далеко.

И тут же всё исчезло. Пространство схлопнулось в узкий коридор вагона. Пустой коридор. Никого, а казалось бы, на вопли все сбежаться были должны, включая труп из четвёртого купе. О кукле напоминало только мерзко пахнущее пятно на ковровой дорожке, а больше ничего.

Передо мной стояла проводница. Абсолютно трезвая, словно не она ухлопотала в одно рыло поллитра водки.

— Какого чёрта! — возмутилась я. — Что ты натворила?!

Я чувствовала себя на редкость скверно. Кукла поверила мне! Протянула мне руку, контакт почти произошёл, и тут эта… эта… Эта гарпия!

— Что я натворила? — обозлилась Кэл. — Всего лишь избавила себя от второго расчленённого трупяка! Твою мать, дура. Она бы тебя разделала в хлам!

— А почему сразу тогда не разделала?

— А хрен её знает! — проводница ухватила меня за плечо, хватка у неё оказалась прямо-таки железной, не выдернешь, и затолкала в своё купе.

— Ты тоже, да? — с горечью спросила я. — Тоже одна из этих сраных магов?

— Я — Келено, ага, — серьёзно заявила она.

— Келено? — не поняла я.

— Твою мать! — на лице проводницы проявилась лёгкая паника. — Ты совсем тупая?!

— Давай разберёмся, — обозлилась я. — Меня с лета преследуют проблемы, моя тётя умерла, сестра в больнице, на моих глазах издох кот, к которому я успела привязаться. Я попала в вагон, где пассажиров расчленяют какие-то психи! И после всего этого я должна оставаться острой! Знаешь, или объясняй по-человечески или отвали от меня, отстань, не лезь, не трогай!

— Ага, — кивнула она. — Когда тебя заживо начнут резать на ленточки, — не трогать. Я запомню. Другой раз именно так и поступлю. А ты хоть Википедию посмотри на досуге, что ли. Много нового узнаешь.

Отвернулась и произнесла в сторону с отвращением, живо напомнившим мне Похоронова:

— Л-люди…

Понимала

я, что Кэл права! Умом. Но чувства бунтовали. Мне казалось, будто робкое движение искалеченной руки куклы к моей не несло в себе угрозы. Жест доверия, и только так. Кукла поверила мне! А на неё напали.

Мерзейшее чувство! Будто только что получила орден предателя первой степени. Просто так. Даже без банки варенья с ящиком печенья. На пустом совершенно месте!

Пришёл Похоронов. В своём фирменно плаще бомжа. Внимательно осмотрел пятно, оставшееся от куклы. Кивнул мне, мол, пошли. Я пошла с упавшим сердцем. Сейчас снова обзовёт дурой…

Не обозвал. Сел на своё место, открыл было ноутбук, снова закрыл его. Молчал. Молчала и я, не зная, что сказать. Нарушила его приказ, вышла из купе, да. А ещё видела, насколько он устал. Ему поспать бы… и чтобы никто не дёргал… Пусть он сто раз нечеловек, существо из-за Двери, — проигравшее в нарды собственное имя! — а нормально выспаться ему не помешает.

— Кто такой Всеслав? — спросила я, чтобы хоть как-то разбавить затянувшееся тяжёлое молчание.

Брови Похоронова поползли вверх.

— Кто тебе сказал?

— Кэл, — не стала я отпираться.

— Кэл, — с досадой выразился он, имя проводницы прозвучало как ругательство. — Язык у неё без костей, помело поганое!

— Она тоже из-за Двери, — невинно заявила я. — Как и ты.

Он дёрнул плечом и не ответил.

— Сколько же вас здесь таких, — задумчиво продолжила я. — Ты, Кэл, Всеслав этот таинственный. Прямо Гарри Поттер вокруг какой-то. Злые колдуны, добрые колдуны, куклы…

— Всеслав — человек, — поправил меня Похоронов.

Ага, человек. Такой человек, которому ты, нелюдь, в нарды проигрался подчистую. На пятьдесят лет! И почему, спрашивается, нарды, а не, скажем, карты или шахматы? Боюсь, на этот вопрос ответа я не узнаю. Даже если прямо спрошу. Он промолчит. Пропустит мимо ушей и промолчит…

Его руки на гладкой белой поверхности столика. Узкие, длинные, как у пианиста, пальцы. Смуглая, но не чёрная, не с тем отчётливым оттенком, какой бывает у мулатов, кожа. Не мулат. Вообще ни капельки негроидной крови, даже сильно разбавленной: не тот типаж. Недавно заживший шрам, ещё тугой и багровый, уходит под рукав зигзагом. Служба у Похоронова явно не из простых. Приходится и драться и магию применять. И получать раны.

— Куклу надо изловить, — сказал вдруг Похоронов и посмотрел на меня в упор.

Я уже немного привыкла к нему, к его странному пугающему взгляду, к ярким глазам — что ж, теперь я знала их природу, понимала, отчего у них такой удивительный, словно подсвеченный изнутри ледяным фиолетовым солнцем оттенок. И уже не боялась. Во всяком случае, не боялась так, как боялась его раньше.

— Ты мне поможешь, — безапелляционный тон.

Поможешь, и всё тут. Потому что я так решил. Хочешь, не хочешь, боишься, тошнит тебя — твои проблемы. Надо.