Тень Люциферова крыла (Посланник)

Головачёв Василий Васильевич

На исходе дня всадники влились в поток повозок, других всадников и пешеходов, заполонивших "шоссе" - каменистую дорогу, ровную и утоптанную, скорее всего - специально спланированную. Это был, как сказал Рогдай, Суздальский тракт, соединявший столицу Свентаны Древлянск и города Больших Равнин: Суздаль, Полоцк, Переяславль, Старгород и Новгород. А еще через час на горизонте показались белокаменные башни и стены Детинца Древлянского Кремля. Кремль стоял на холме и был виден отовсюду издалека, в том числе из любой точки города. Башни его по форме отличались от башен московского Кремля, но все же сходство было, сходство прежде всего

в исходных концепциях русского зодчества и в общих принципах градрстроительства, тем более, что Кремль строился как крепость. Теперь же это был не только функциональный комплекс защитных сооружений, устоявший от сотен набегов кочевников и армий южных и западных завоевателей, но и Прекрасный архитектурный ансамбль, образец русского искусства, не потерявшего своего значения ни в одном из миров Веера.

Однако провожатые не поехали к Кремлю. Они оставили гостей в Слободе, в предместье Древлянска с его деревянными избами, лабазами, амбарами и бараками хлебозавода и фабрик: суконной, мукомольнрй, ковровой, платяной, металлических изделий и скобяных товаров.

– Мы задание сполнили, - сказал, прощаясь, Рогдай, смущенный двусмысленным приказом своего начальства.
– Нам ведено вернуться в дружину. А вы поищите пристанища на ночь, здесь вас любой примет. Коней мы тоже заберем.

Никита и Толя переглянулись, спешились.

– Страяное тут отношение к гостеприимству, - проворчал инженер. Если только это не новое испытание.
– Повернулся к воинам.
– А про Яросвета не слышали? Где он живет?

– Везде, - улыбнулся в усы Рогдай.
– Он сам вас найдет в нужное время. Извиняйте, други, нам пора.

Дружинники уехали, забрав коней. Земляне остались стоять посреди широкой улицы, мощенной громадными деревянными плахами. Слева и справа тянулись все те же бревенчатые амбары без окон, склады и бараки, светящиеся медвяной желтизной, будто недавно срубленные. Но смолой и щепой от них не пахло, здания были возведены давно. Видимо, строители знали какой-то секрет консервации бревен, и улица не выглядела угрюмой и унылой.

Друзья не торопясь направились к центру Слободы, видимому по куполу церкви. Их обгоняли всадники, пешеходы, повозки с поклажей, по которой можно было судить о богатстве здешнего рынка. Но на перекрестке радиальной и кольцевой улиц гости узрели и нечто необычное: на гигантском возу, который тянула упряжка в шесть лошадей, мимо провезли отрубленную колоссальную, мохнатую лапу длиной метров в десять! Сопровождавшие воз стражники в кирасах и латах были хмуры и молчаливы.

Друзья долго смотрели вслед процессии, вдруг обнаружив, что никто из прохожих и проезжих почти не обращает на нее внимания.

– Значит, привыкли, - резюмировал Такэда.
– Тролль или циклоп?

– Не суть важно. Главное, дружине Мстиши... или Яросвета спать не приходится. Но хорошо уже то, что она справляется со своим делом.

– Где же обитают эти великаны? В Мировой Язве? Почему же мы не встретили ни одного?

– Потому что не прошли и сотой доли периметра Язвы. Кто знает, какие твари живут там кроме тех, что мы видели.

Мимо беседующих приятелей прошла молодая и красивая женщина, окинув их любопытным взглядом. У Никиты оборвалось сердце, показалось - Ксения! Но это была не она, хотя и разлет бровей, и внимательные серые, с миндалевидным разрезом, глаза, и тонкий нос, и волосы, перехваченные лентой с изумрудами, -

все было копией черт лица Ксении, Никита едва не бросился следом, но Такэда его остановил:

– Ты что, Посланник?

Сухов погас, сказал глухо:

– Показалось...
– Но потом повеселел чуть, отстранил руку Толи, сосредоточился на чем-то, прислушиваясь к себе, замер на несколько мгновений и кивнул, удовлетворенный.
– Пошли за ней.

– Зачем? Ты что, будешь бросаться теперь на каждую юбку?

Никита потемнел, и Такэда быстро сдал назад.

– Извини, обидеть не хотел. Но и ты не дергайся.

– Эта девушка проводит нас, куда надо. На ночлег-то все равно необходимо устраиваться, А мыслефон у нее добрый.

Незнакомка, одетая по здешней моде в длинный цветистый сарафан и сетчатую шаль, в красивых сандалиях на крохотных ногах, усмешливо оглянулась на преследователей, но не испугалась и шага не прибавила, словно знала их намерения. Она вывела путешественников на улицу жилых домов, таких живописных, украшенных резьбой, разноцветных, будто и не из дерева сделанных, а сотканных из радуги, что разинувшие рты друзья едва не упустили красавицу из виду. Она еще раз оглянулась, свернула к одному из домов, голубовато-серебристому, с пристройкой над крышей, и тотчас же из сеней на дорожку за изгородью палисадника с цветами вышел молодой парень косая сажень в плечах.

Был он рус, бородат и усат, очень сильно походил на Рогдая, но тип лица у него был другой. Да и глаза светились не голубизной, а зеленью. И чувствовалась в нем тажая обстоятельная, уверенная, гордая и великодушная сила, что Никита невольно расправил плечи и подтянулся. Показалось ему, кто-то тихо-тихо, почти неощутимо, как дыхание спящей девушки, коснулся кожи на темени, но ощущение было столь мимолетным и быстрым, что Никита тут же забыл о нем.

– Заходите, путники, - приятным раскатистым баритоном позвал парень землян, - гостями будете. Вижу, ночлег ищете?

– Как вы догадались?
– с простодушным выражением лица поинтересовался Такэда.

Хозяин, одетый в просторную серую рубаху, стянутую в поясе витым ремешком, серые же, но более темные брюки и сапоги из серой замши, улыбнулся в бороду.

– Да на вас написано. Меня Данилой звать. А вас?

– Посланник, - брякнул было Никита, но тут же исправился.
– Никита, я, Будимира Сухова сын. А это мой друг Тоява Такэда.

Толя поклонился.

Хозяин сделал широкий жест рукой:

– Проходите в хату.

Никита заметил, что кисти рук у него отливают зеленью, пихнул в бок Толю, но Данила перехватил его взгляд и жест, пояснил:

– Камнерез я, вот руки-то и изроблены. Да ничо, я здоровый, хвороба не берет.

Такэда, знавший сказы Бажова чуть ли не наизусть, вскинул голову, но говорить ничего при хозяин не стал.

Гостц вошли вслед за Данилой в просторные сени, заставленные сундуками и шкафами, потом в горницу и остолбенели. Их поразила не чистота и уют, не колорит и не красота интерьера (русское барокко с обилием резьбы и неожиданными пропорциями, вызывающими колоссальный эстетический эффект, по определению Такэды), а портрет той самой незнакомки, приведшей их сюда, но портрет не писанный маслом или акварелью - выполненный из полудрагоценных и драгоценных камней. Девушка была, как живая, улыбалась, и от этой улыбки на душе становилось теплее и радостнее.