Тень Великого Древа
Шрифт:
Когда прибыли в Солтаун, лил холодный дождь, мокрые листья липли к стеклу. Карен думала о чертовом адриановом чуде; Менсон – о чем-то своем, тоже мрачном. Грешным делом Карен понадеялась на битву: авось тут, в Солтауне, одном из крупнейших портов, кайры дадут бой Адриану... Однако поезд, как и всюду, въехал в город без препятствий. Вдоль платформы уже стоял почетный караул: алые искровики и белоснежные южане. Воины мокли, вельможи прятались под пестрыми зонтами, дудели фанфары, гарцевали офицерские кони. С горечью Карен поняла: ее не ждет ничего, кроме нового праздника.
И вдруг обнаружилась приятность. Кто-то просчитался: машинист или организатор встречи, - и возле самой знатной группы
Менсон и Карен задержались на выходе. Форлемей укладывал багаж, а Карен давала ценные советы, после которых все приходилось перекладывать заново. Так что они вышли последними, пропустив вперед себя даже дрессировщика собачек. Толпа на перроне быстро редела: разбежались менестрели, прикрывая лютни от дождя, факир уволок мешок со змеями – и супруги оказались на чистом пятачке, пред ликами встречающих вельмож. Тогда один из лордов, заметный своею благородной сединою, шагнул прямо к Карен и воскликнул:
– Святые боги, какая встреча! Звезда дома Лайтхарт, лучшая красавица Надежды! Тучи растаяли над моей головой!..
Впервые – впервые, тьма сожри! – ее узнали сразу. Карен даже не смогла ответить: до того сдавило горло. А вельможа склонился к ее руке, задержал в своей, как великую ценность. Потом обернулся к Менсону и хлопнул по плечу:
– Рад видеть на свободе, подзащитный.
Менсон стиснул его в объятиях:
– Франциск-Илиан, старый пройдоха! Ты мне задолжал!
Шиммерийский король, Первый из Пяти, богатейший из богачей, обернулся к своей свите:
– Судари, как вы смеете стоять под зонтами, пока мокнут мои лучшие друзья?
Спустя вдох над головою Карен уже раскрылась ткань, на плечи упала теплая накидка, багаж подхватили крепкие мужские руки. Вместе с королем и принцем, в окружении золоченой южной знати она подошла к вагону Адриана.
– Ваше величество, - сказал император королю, - прошу извинить: машинист неверно остановил поезд.
– О, нет, все вышло, как нужно, - ответил Франциск-Илиан
Стоило одному человеку проявить это – и Карен расцвела. Южный король встретил ее с радушием и восторгом, какой причитался герцогине крови. Тьма, как же этого не хватало!
Она мчала во главе блестящей кавалькады, в одной карете с мужем и королем, а Адриан ехал в другой. Конечно, так и полагалось по этикету: правитель здешних земель, герцог Морис Лабелин, разделил экипаж с императором. Но Карен видела и иное: Франциск-Илиан был рад принять на борт шута, а не владыку.
Друзья говорили всю дорогу. Карен пыталась вставить пару слов, но выходило скверно, поскольку муж болтал без умолку. Он рассказал королю обо всем. Как свалилась на голову любимая жена, как Менсон помолодел с нею – аж настолько, что вчера был назван юнгой. Как началась эта паника с шаванами, Гной-гантой, Юханом Рейсом… ну, да черт с ними всеми! Главное – дали им по соплям, отстояли Фаунтерру. Адриан – большой молодец, но врать не будем: это Минерва устроила оборону. Она еще и Перчаткой овладела, и научилась летать. Помнишь, пророк, ты говорил про какой-то небесный корабль? Вот у нас такой тоже есть! А еще явился один молодой паренек, все его полюбили, даже моя женушка, говорит: «Ах, он прекрасен, как бог!» Но это она нарочно, чтобы я приревновал. А на деле любит меня, аж не может. Помнишь, во время суда про нас в «Голосе» писали? Вот, моя Карен прочла, опознала меня – и как помчалась навстречу! Прыгнула в лодку, переплыла море – сама гребла всю дорогу! Потом - пешком от Руайльда до Фаунтерры, да прямо ко двору, и мне на шею – вот так-то! Ладно, а как твои дела, друг мой?
Франциск-Илиан, улыбаясь в бороду,
– В дни оного суда дела шли очень скверно. Лабелины разгромили одни наши полки, перекупили другие, дошли до Пентаго и захватили множество очей. Мы лишились половины богатства, и отчасти я винил в этом сына, моего Гектора. Он склонен к праздности и легкомыслию, что создало бреши в обороне. Гектор тоже имел на меня зуб по ряду вопросов, словом, тень смуты нависла над нашими головами. Но потом стало налаживаться. Гектор проявил дипломатический талант и привлек на нашу сторону батальон кайров. Вместе с ним мы отправились в Шиммери, дабы навести порядок, и в дороге сумели уладить разногласия. Общая злость на Лабелинов сблизила нас. А прибыв на родину, узнали, что войска Южного Пути уже сбежали оттуда. Мы затратили некое время, дабы упрочить защиту и наказать виновников провала, а затем вернулись сюда, связанные крепкими родственными узами.
Карен заметила странность:
– Ваше величество, стало быть, кайры помогали вам в войне против Лабелинов? А теперь вы помогаете Лабелинам выгнать кайров из Солтауна?..
– Тонкий ум – исконная черта Дома Лайтхарт. Конечно, от вас не укрылось противоречие. Позвольте пояснить: мы не желали войны ни с Лабелинами, ни с Ориджинами, ни с кем-либо еще. Крепкий мир во всем Поларисе – наша мечта. Мы прибыли затем, чтобы предложить Лабелинам вернуть украденное, и после их согласия пожать руку дружбы. А владыка Адриан попросил нас высадиться в Солтауне и освободить его от северян. Не желая вражды с кайрами, мы провели переговоры. Обменялись птицами с самим Десмондом Ориджином, и он отозвал солтаунский гарнизон в обмен на мою клятву не вступать в сражения на стороне Адриана.
– Умный капитан лавирует между скалами, - вспомнила Карен шиммерийскую пословицу.
– А глупый их побеждает, - подхватил Франциск-Илиан. – Прошу вас, миледи, теперь скажите о себе. Мы болтливы, как последние негодяи.
– Что ж, я… - начала было Карен, и тут карета остановилась. Приехали.
На самом деле, вынужденное молчание ничуть не расстроило ее. Даже напротив: Карен устала повторять историю своего бегства, приятно было увильнуть на сей раз. Зато южным гостеприимством она насладилась сполна. Карен получила роскошную спальню и личных слуг (к большому неудовольствию Форлемея). Ей предложили подать обед в покои, коль миледи устала с дороги. Она признала, что утомилась, но не может отказать себе в удовольствии беседы с Первым из Пяти, потому выйдет к общему столу. Ей тут же принесли крепкий кофе: взбодрит миледи и пробудит аппетит. Кофе оказался чертовски хорош - лучше, чем готовили при дворе. Служанки причесали и переодели Карен, она вышла в трапезную, бодра и свежа.
На обеде присутствовал избранный круг: Менсон, Адриан с женой и герцогом Лабелином, Леди-во-Тьме со Вторым из Пяти, а также, конечно, Франциск-Илиан с сыном. При Гекторе находилась одна из его альтесс – смуглолицая западница в положении. Гектор выглядел недовольным. Когда появилась Карен, он не наморщил нос, но и не выказал радости. Отец иронично пристыдил сына:
– Гектор, я понимаю, тебе неловко при леди Катрин Катрин хвалить другую женщину. Но этот случай – исключительный, любимая должна понять. Герцогиня Карен – прекраснейший цветок Дома Лайтхарт, жемчужина трех столиц. Уж не скупись на комплименты!
Похвалы южан были приятны, но больше порадовала кислая мина Адриана.
Вскоре застольная беседа потекла своим руслом. Франциск-Илиан велел всем – буквально велел – поздравить его с прибавлением семейства. Леди Катрин Катрин, сказочная альтесса Гектора, понесла ребенка, и скоро осчастливит короля внуком. Ничего особо чудесного в ней не наблюдалось: то была тертая жизнью шаванка отнюдь не первой молодости. Но король дал понять, что глубоко уважает ее ум и характер, и надеется увидеть во внуке хотя бы часть ее черт. Выпили за Катрин Катрин.