Тео. Теодор. Мистер Нотт
Шрифт:
По словам Тики, наибольшего успеха в этом достигли русские маги, которые даже допустили утечку информации о своём миелофоне магглам, что написали об этом книги и сняли кино. Тики явно был восхищён этим, так как потратил на описание их достижений целых десять минут.
В конце сорокапятиминутного занятия он отпустил всех и сообщил, что следующие три дня он будет давать теорию и практику, а затем два дня будут посвящены аппарации. Последнее Теодору было особенно интересно.
Глава 89
Второе и третье занятия у Тики оказались крайне содержательными. Теодор
Чтобы маггл гарантированно забыл о вмешательстве, его нужно было ввести в сон и, подобно тому, как действовали йоги и гипнотизёры среди магглорождённых сквибов, сконцентрировать внешним раздражителем (словами) на произошедшем событии, чтобы разум сконцентрировался на этих воспоминаниях, а затем наложить проклятье и запечатать именно этот отрывок памяти.
Тики, впрочем, делал оговорку, что этого может быть недостаточно, чтобы закрыть вопрос, но в случае магических происшествий и катастроф «как летом в Ирландии» это был тот минимум, который должен был уметь маг, чтобы не допустить нарушения Статута.
Именно по поводу последнего Теодор и вертел утром в руках письмо, подписанное Персивалем Уизли. В письме аппарат Визенгамота приглашал всех на срочное внеочередное собрание, посвящённое как раз вопросу «многократных нарушений Статута магами Британских островов». Проблема была в том, что заседания могли длиться часами из-за прений, а покидать его посреди было невежливо. Ещё более невежливо было пропускать занятие из курса — Тики сразу сказал, что примет зачёт и выдаст сертификат лишь тем, кто ничего не пропустит.
Понадеявшись на то, что трёх часов (в девять был назначен Визенгамот, а в полдень начиналось занятие Тики) на всё будет достаточно, Тео отправился в Министерство.
Тридцатое декабря, хоть и канун нового, девяносто седьмого года, было обычным будничным днём в Министерстве. Туда-сюда сновали посыльные самолётики между отделами, чиновники ворчали по поводу своих проблем, а авроры, пополнившиеся значительной долей молодых колдунов, недоверчиво смотрели на каждого первого, кто выходил из каминов.
Оказавшись в зале — первом, торжественном, где висел портрет монарха — Тео неприятно поразился тому, как мало волшебников присутствовали из числа Высокого Визенгамота. Если выборные представители из Низкого занимали почти все свободные места, то Высокий Визенгамот представляли едва ли три десятка чародеев, многие из которых опасливо озирались по сторонам.
Ни с одной из восьми сторон у Теодора не было соседей, все они решили не посещать заседания — впрочем, Тео и сам по причине учёбы пропускал большинство из них. Впрочем, вскоре некоторые места заняли сотрудники министерства, а от Школы прибыла профессор Вектор.
— Уважаемые чародеи и чародейки Визенгамота! — обратился к собравшимся Уизли. — Прошу прощения перед каждым из вас, что пригласил на заседание сегодня без должного планирования. Повестка, что обозначена в письмах, верна — согласно статье пятой Эдикта о Визенгамоте Эдуарда Длинноногого, подтверждённой Положением о колдунах и Церкви Генриха Восьмого
Теодор прослушал перечисление документов без интереса — переложения древних королей имели зачастую мало общего с реальностью, но тот факт, что к ним собирался обратиться представитель некоего духовенства — маггл? — вызвал удивление.
— Магглы? Церковники? — выкрикнул незнакомый старик, сидевший тремя рядами ниже. — Вы шутите, Уизли!
— Отнюдь, лорд Пикт, — кисло ответил ему Перси под ропот представителей. — Я приглашаю вас послушать обращение перподобного Дэвида Хоупа, архиепископа Йоркского, посланника Её величества Королевы Елизаветы, Второй своего имени.
Под взмах его палочки и быстрый полёт магических чар двери залы торжественно и медленно открылись, впуская в себя… Теодор зажмурился; он будто бы посмотрел на Солнце в увеличительное стекло — так нестерпимо ярко горело магическим светом тысяч неведомых чар нечто, что входило в зал. Проморгавшись, он с третьей попытки отринул магическое зрение и увидел, что в парадный зал, всё ещё парадный, пусть и гораздо более блёклый, чем в другом взоре, входит мужчина в золочёной одежде с белой шапкой, покрытый крестами с головы до пят. Двое пажей с завязанными белой тряпкой глазами шли за ним, придерживая его одеяние, а сам пожилой епископ взошёл на кафедру и окинул взором зал, перекрестившись. От его жеста Теодору стало неуютно.
— Милостью Божию я ниспослан к вашему ведическому кругу волей первосвященника нашего, архиепископа Кентерберрийского Джорджа. Да благословит Господь ваши заблудшие души, — он окрестил зал в три стороны, и неуютное ощущение усилилось. Это было необычно, это было противоестественно, это было… неправильно?
— Уважаемые чародеи и чародейки Визенгамота! — обратился Уизли к собравшимся, когда архиепископ сложил руки в молитвенном жесте на груди. — Я прошу вас дать архиепископу высказаться прежде, чем мы начнём прения. Прошу вас, преподобный.
— Амен, сын мой, — кивнул ему седовласый мужчина. — Не буду занимать слишком много вашего времени, о заблудшие. Напомнить пришёл я. Напомнить о том, что все вы, кто выбран, и кто наследует, подданы Её Величеству, и даже в своём грехопадении обязаны, — это слово он выделил тоном, — служить во благо Её и во славу Её. Забыли вы, о заблудшие, об этом. Сотни невинных душ, тысячи разрушенных судеб — перекреститесь, о заблудшие, ведь это ваше промедление ведёт в пучину раздора и войны!
Он снова перекрестил зал.
— Вы знаете, о чём я говорю, о заблудшие. Ваши марионетки и пташки крушат и калечат невинных, убивают и грабят, насилуют и разрушают. Сим передаю я Последнее Слово Её Величества. К исходу полугодия девяносто седьмого вы восстанавливаете порядок, о заблудшие, или же Священный Огонь праведных солдат Её Величества приносит порядок и восстанавливает справедливость на хранимой Господом Богом земле Британии. Амен.
Мужчина сложил руки в молитвенном жесте и забормотал себе под нос что-то религиозное. По залу прошла волна сырой магии, и мурашки прошли по спине Нотта. Тео моргнул, возвращая привычный взор, и вновь подивился тому, как ярко и ослепительно блистали одежды архиепископа Йоркского. Он будто сверкал, и ни чары, ни одна магическая наука не могла оставить такой след из того, что знал и слышал Тео; это было нечто другое, имеющее другую природу, магическое не по сути, но по факту.